Этот доклад был направлен Председателю Совнаркома И. В. Сталину, но нигде не обсуждался. Вскоре меня вызвали в Наркомат обороны, и я узнал, что решение уже состоялось. 25 февраля 1946 года вышел Указ «Об упразднении Наркомата ВМФ». Так и было сказано,— упразднить…
А четыре года спустя Наркомат Военно-Морского Флота был создан вновь. Многим это показалось непонятным. Опыт прошедшей войны показал, что в стране должен быть единый орган руководства Вооруженными Силами. На Западе, в частности в Америке, тогда настойчиво искали новую, более совершенную форму военной организации, причем считалось бесспорным: должен быть один руководящий орган. А мы организовав такое ведомство раньше, чем США, вдруг от него отказались. Разделив Министерство обороны в 1950 году на два наркомата, мы, по существу, сделали шаг назад.
Конечно, бывали всякие трения в едином министерстве. Но, вовсе не потому, что организация в принципе была неправильной, просто ее недостаточно отработали. Прошло время, и пришлось объединять министерства снова. Думаю, и в 1937 году, когда решался вопрос о руководстве флотом, не нужно было создавать отдельного наркомата. Тщательно и всесторонне взвесив все «за» и «против», можно было найти более разумную форму руководства. Единство управления всеми Вооруженными Силами надо было сочетать с предоставлением достаточной самостоятельности Военно-Морскому Флоту. Но уж коль было решено создать отдельный Наркомат ВМФ, то следовало глубже, серьезнее продумать структуру двух наркоматов, на которые в случае войны ложилась огромная ответственность за судьбу страны.
По опыту всего нашего народного хозяйства мы давно убедились в том, как вредны всякого рода скороспелые перестройки, ломки, реорганизации. Чем сложнее и многообразнее техника, тем больше в народном хозяйстве, появляется новых отраслей, тем труднее объединить их в цельный, слаженный механизм, тем важнее продуманная, научно обоснованная организация. Военное дело предъявляет в смысле наиболее высокие требования. Оно опирается на самую новую и самую сложную технику, которую надо использовать в бою с наибольшим успехом. Военная организация должна быть выверена и отработана в мирное время особо тщательно и строго. Решающий экзамен она держит лишь один раз — во время войны. Тогда исправлять ошибки уже поздно, расплачиваться за них приходится кровью.
Мне хочется еще вспомнить, как, в начале 1946 года произошло разделение Балтийского флота на два: восьмой и четвертый.
В конце января И. В. Сталин приказал мне позвонить ему по телефону.
— Мне кажется, Балтийский флот надо разделить на два флота, — неожиданно начал он.
Я попросил два-три дня, чтобы обдумать это предложение. Он согласился. Посоветовавшись со своими помощниками, я доложил И. В. Сталину мнение моряков: Балтийский морской театр по своим размерам невелик, поэтому на нем целесообразнее иметь одного оперативного начальника; базируясь в Рижском заливе, наши корабли совершенно свободно могут действовать как в южной части Балтики, так и в Финском заливе.
И. В. Сталин ничего не ответил, но я понял, что он остался недоволен моим ответом. Неделю-две спустя по указанию Сталина в Наркомате ВМФ было созвано специальное совещание, на которое прибыли А. И. Микоян и А. А. Жданов. Голоса разделились.
В конце совещания я заверил Микояна и Жданова, что наилучшим образом выполним то приказание, которое получим, но считал бы необходимым еще раз лично доложить И. В. Сталину о нецелесообразности разделения Балтийского флота. На том и разошлись.
На следующий день меня и моих заместителей, И. С. Исакова, Г. И. Левченко и С. Г. Кучерова, вызвали в кабинет Сталина. Едва мы вошли, я понял: быть грозе. Сталин нервно мерил шагами кабинет. Не спросив нашего мнения, не выслушав никого из нас, начал раздраженно:
— За кого вы нас принимаете?
На меня обрушился далеко не вежливый разнос. Я не выдержал:
Если не пригоден, то прошу меня снять…
— В кабинете воцарилась гробовая тишина. Сталин остановился, посмотрел в мою сторону и раздельно произнес:
— Когда надо будет, уберем.
Балтийский флот разделили на два. Лишь в 1956 году удалось исправить эту ошибку.
До Великой Отечественной войны как известно, нашей стране пришлось участвовать в нескольких военных кампаниях. Руководство ими осуществлялось распоряжениями, поступавшими из кабинета И. В. Сталина.
При таком порядке люди отвыкали от самостоятельности и приучались ждать указаний свыше. Работа военного аппарата в такой обстановке шла не планомерно, а словно бы спазматически, рывками. Выполняли одно распоряжение — ждали следующего.
Вспоминается финская, кампания.
Постоянно действующего органа — ставки или штаба, который координировал бы действия армии, флота, авиации, не было. В кабинете И. В. Сталина обычно находились Нарком обороны и начальник Генерального штаба. Вызывали еще кого-нибудь из исполнителей. Там и принимались крупные решения.
— Случалось, мы узнавали о намеченных операциях, когда и времени на подготовку почти не оставалось. Иногда меня просто приглашал Нарком обороны К. Е. Ворошилов и сообщал, что решено то-то и то-то.
Как-то в ходе финляндской войны у И. В. Сталина возникла мысль послать подводные лодки к порту Або, расположенному глубоко в шхерах. Так и решили, не посоветовавшись с морскими специалистами. Я вынужден был доложить, что такая операция крайне трудна.
— Мы можем с известным риском послать подводные лодки в Ботнический залив, — доказывал я, — но незаметно подойти к самому выходу из Або по узкому шхерному фарватеру почти невозможно.
Прекратив разговор со мной, Сталин тут же вызвал начальника Главного морского штаба Л. М. Галлера и задал ему тот же самый вопрос. Сперва Лев Михайлович смешался и ничего определенного не ответил. Но несколько поколебавшись, все же подтвердил мою точку зрения:
— Пробраться непосредственно к Або очень трудно.
Задание подводникам было изменено.
На этом и других примерах я убедился: со Сталиным легче всего было решать вопросы, когда он находился в кабинете один. Тогда он спокойно выслушивал тебя и делал объективные выводы.
К слову сказать, я заметил, что Сталин никого не называл по имени и отчеству. Даже в домашней обстановке он называл своих гостей по фамилии и непременно добавлял слово «товарищ». И к нему тоже обращались только так: «товарищ Сталин». Если же человек, не знавший этой его привычки, ссылаясь, допустим, на А. А. Жданова, говорил: «Вот Андрей Александрович имеет такое мнение…» — И. В. Сталин, конечно догадываясь, о ком идет речь, непременно спрашивал: «А кто такой Андрей Александрович?..»
Исключение было только для Б. М. Шапошникова. Его он всегда звал Борисом Михайловичем.
Но я отвлекся…
Финская кампания выявила крупные недостатки не только в боевой подготовке наших войск и флота. Она показала, что организация руководства военными действиями не была достаточно отработана и в центре.
На случай войны — большой или малой — надо заранее знать, кто возглавит Вооруженные Силы, на какой аппарат можно будет опираться: на специально созданный орган или Генеральный штаб? Эти вопросы отнюдь не второстепенные. От их решения зависит четкая ответственность за подготовку к войне и ведение самой войны. Стоило по-настоящему взяться за это звено еще в мирное время, как потянулась бы длинная цепь других проблем, которые следовало решить заранее в предвидении возможной войны.
Но, получив суровый урок зимой 1939/40 года, мы не сделали, к сожалению, всех выводов. Поэтому положение в центральном аппарате мало изменилось и к моменту нападения на нас фашистской Германии.
Лично я рассуждал примерно так: «Коль в мирное время не создано оперативного органа, кроме существующего Генерального штаба, то, видимо, во время войны аппаратом Ставки станет именно он — Генеральный штаб. А Ставка? В нее, надо думать, войдут крупные государственные деятели. Значит, возглавлять ее должен не кто иной, как сам Сталин».
Но какова будет роль Наркома обороны или Наркома Военно-Морского Флота? Ответа на этот вопрос я не находил.
Что же получилось на самом деле?
Ставка Главного Командования Вооруженных Сил во главе с Наркомом обороны С. К. Тимошенко была создана 23 июня 1941 года, то есть на второй день войны. И. В. Сталин являлся одним из членов этой Ставки. 10 июля учредили Ставку Верховного Командования. 19 июля, почти через месяц после начала войны, Сталин был назначен Наркомом обороны, и 8 августа Ставка Верховного Командования Вооруженных Сил была переформирована в Ставку Верховного Главнокомандования. И. В. Сталин занял пост Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами.
(В состав Ставки Верховного Главнокомандования я в то время не входил. Практически я этого не ощущал: как и раньше, вызывался в Ставку только по вопросам, касавшимся флота. В состав Ставки меня снова ввели только 17 февраля 1945 года. Этим же постановлением был утвержден членом Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский, к тому времени уже давно занимавший пост начальника Генерального штаба.)
Считаю, было бы лучше, если Ставку учредили бы, скажем, на месяц раньше, то есть до начала военных действий — а для этого было достаточно оснований.
Невольно вспоминается, как еще долго, в тяжелых условиях временного отступления, приходилось нам отрабатывать организацию руководства войной.
В те дни события развивались с неимоверной быстротой; противник стремительно рвался к Москве и Ленинграду. Г. К. Жуков выехал на фронт. Вскоре начальником Генштаба вновь стал Б. М. Шапошников. Смена людей на таком важном посту в столь трудный, я бы сказал, критический момент для страны вряд ли была своевременной.
В конце июня меня вызвали в кабинет С. К. Тимошенко, и там я после значительного перерыва в первые дни войны встретился со Сталиным. Он стоял за длинным столом, на котором лежали карты — только сухопутные, как я успел заметить.