— Да что тут можно делать? Сидите, если охота.
— А я могу отойти? Мне надо позвонить. Ничего ведь не случится?
— Разумеется, — удивилась медсестра. — Что может случиться?
Жанна вышла из палаты, побрела по коридору. Увидев женщину в белом халате, остановила ее, сказала жалобно:
— Мне надо позвонить.
— Вы из реанимации? Идите в мой кабинет. Там телефон. Прямо по коридору, левая дверь в конце, она открыта…
Добравшись до телефона, глянула на часы: начало одиннадцатого. Набрав номер, услышала все ту же секретаршу:
— Строительная компания «Каменный цветок»…
— Это Жанна. Владислава Арнольдовича, пожалуйста.
На этот раз переспрашивать не стали, буквально через минуту Жанну соединили с Владом.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил он.
— Я в больнице, — тихо сказала Жанна. — С Ларой.
— Она жива?!
— В коме.
— Сказала что-нибудь?
— Нет. Ничего не сказала. И не скажет уже. Говорят, она скоро умрет.
— Слава богу! — вырвалось у него.
— Она вас видела? — Пауза. Он молчал. Жанна спросила: — Что там произошло? В кабинете?
— Глупо получилось. А главное, что бесполезно.
— Вы не нашли того, что искали? Там ничего не было?
— Было, — невесело рассмеялся он. — Я всегда подозревал, что у Машки с головой не все в порядке. Милицию не вызывали?
— Вызывали.
— И что?
— Все в один голос утверждали, что произошел несчастный случай. Александра Антоновна даже сочинила про головокружение, а Олег Николаевич наплел что-то про антидепрессанты. Якобы Лара принимал антидепрессанты. И в сочетании со спиртным они вызвали помутнение сознания. А перила низкие…
— Олег Николаевич? Кто это?
— Мой врач.
— Ах, да. Вспомнил. Высокий худощавый шатен, похожий на киноартиста? Это Олег Николаевич?
— Да.
— Понятно.
— Никто, кроме меня, не видел, как вы вышли из кабинета Сабины. Все были заняты Ларой. И никто не знает, что вы были в доме.
— Я дверь кабинета на ключ запер. А тот, что от входной двери, положил обратно под половичок.
— Дайте мне его.
— Что?
— Ключ. От кабинета Сабины. Он вам не нужен больше?
— Нет, — с горечью произнес он. — Теперь не нужен. Знаешь, заезжай прямо сюда, в офис. Ах, да, ты же ходить не можешь…
— Могу! — крикнула она. — Я теперь все могу! Я приеду!
— Я тебе обязан. Помню. Сейчас объясню, где находится моя контора. У тебя есть, на чем записать?
— Я запомню! Я приеду!
Продиктовав адрес, он напомнил:
— Если произойдут какие-нибудь изменения… с Ларой… Если она вдруг придет в сознание… Немедленно звони. Поняла?
— Нет, не придет. Все говорят — шансов нет. Если б вы только ее видели!
— Это хорошо. Тогда позвони, если она… Ну, в общем, ты меня поняла. Держи в курсе. Все. Увидимся. — Он положил трубку.
Жанна вернулась в палату. Время шло медленно. Она постоянно смотрела на часы, с трудом заставляя себя не делать этого так часто. Сабуров не приезжал, на улице было пасмурно, рано начало смеркаться, и Жанна не заметила, как задремала, сидя на стуле. Очнулась она, когда в палату вошли двое. Старушка в платочке и тучный мужчина с бородой. Старушка сразу заохала и запричитала, кинувшись к спящей принцессе, а мужчина посмотрел на девушку, сидящую у постели, и спросил:
— Медсестра?
— Нет, — испугалась она. — Я Жанна.
Спина у нее болела от неудобной позы, голова гудела. Никак не могла взять в толк — кто это?
— Жанна? Не знаю такой. Сестренку-то мою кто угробил?
— Она с лестницы упала.
— Кто? Лариска? С лестницы? Не смеши, девка! По горам в детстве лазила, а тут с лестницы сверзилась! Кто-то ее, а? Столкнул, говорю? Где ее хахаль?
Бородатый грозно нахмурил брови. Но Жанна испугалась не его, а старушки. Та всплеснула руками, завыла, запричитала. Жанна не выдержала, зажала уши и выскочила из палаты. До нее вдруг дошло: Лары больше не будет. Никогда. И кому-то от этого больно.
…Лара умерла через двое суток. Похоронили ее тихо, без всякой помпы и надгробных речей. В пригороде Москвы, далеко от того места, где лежала Сабина, которой Лара так завидовала, и славы которой ей так и не досталось. Ни капли.
Два дня оставалось до Нового года, но в огромном доме вместо праздника был траур. Эля бродила по дому, как неприкаянная, и Сабуров уже подумывал отправить ее на каникулы в зимний лагерь. «Как думаешь?» — спросил он у Жанны, и та еле заметно кивнула. Дети? До сих пор она сама считалась ребенком. И вот на ее попечении оказалось двое детей. «Теперь ты за старшую», — обмолвился как-то Сабуров. Оказалось, что взрослая жизнь начинается со взрослой ответственности. Когда ты отвечаешь не только за себя, но и за кого-то другого.
Она так и не смогла выйти в гостиную, где Сабуров сидел за поминальным столом вместе с матерью и братом Лары. Здесь, в доме Сабурова, обошлись этими тихими посиделками. У Лары не было друзей. Жанна зажимала уши, чтобы не слышать плач. Старушка откровенно горевала и все никак не могла взять в толк, что дочери больше нет. Зато брат Лары совсем не скорбел и пытался шантажировать Сабурова. Этот тучный бородатый мужчина был крайне настойчив. Рокотал практически без пауз, а Сабуров что-то коротко и тихо отвечал. Жанна, занимавшаяся на кухне приготовлением закусок, прислушалась. Бородатый занудливо затянул:
— …Мы, Сергей Васильевич, люди небогатые. Похороны, поминки, опять же. Родню надо собирать. А то не по-людски как-то. Деньги-то, деньги где взять? А?
— Похороны я оплатил. На поминки вы получили достаточно.
— А полгода? А год? Все, как положено, чин по чину. Одна она у меня была, сестренка-то. Да. Одна. А вы ее угробили.
— Кого? — очень тихо спросил Сабуров.
— Альпинистку мою.
— Какую еще альпинистку?
— Лариску-альпинистку. Шуткую я. Она с парнишкой одним, одноклассником, по горам любила лазать, когда девчонкой еще была. Горы-то у нас не бог весть какие высокие, но уж повыше, чем ваш дом. А вы — с лестницы упала. Жениться, значит, не хотели. Не по-людски это.
— Да женился бы я на ней! Женился. Несчастный случай произошел.
— Это ты, мужик, другому кому расскажи. Я, конечно, понимаю. Закону у нас в стране нет. Откуда здеся закон? Платить всяким там прокурорам у нас опять же средствов нет. Ты, Васильевич, извини. По-простому я, по-мужицки к тебе. Мы ж понимаем. Кто вы, а кто мы. Однако альпинистку мою угробили? Угробили. Факт.
— Денег хотите? — догадался Сабуров.
Жанна покраснела. Она-то чем лучше этого тучного бородатого мужика? А он кажется таким противным! Голос свалявшийся, как старый мех. Все это мерзко и неприятно! Особенно, когда он раскатисто хохотнул:
— Я же понял, что ты мужик, Васильевич! Ну какой мне толк в тюрьму тебя засадить? Честно сказать, не жаловала меня сестренка. Мужик и мужик. А она вон какая была деликатная. Красивая, говорю, была баба, а? Попользовался ты?
— Замолчите.
— Попользовался, факт.
— Сколько?
Бородатый назвал сумму совсем тихо, видно, она была очень уж значительной. Сабуров даже присвистнул:
— Вы с ума, что ли, сошли? Да за что?
— А как же? Не сама ж она с лестницы упала? Ты мне, Васильевич, очки не втирай. Дело можно возбудить. Уголовное. Я справлялся.
— Согласен, — неожиданно сказал Сабуров. Жанна вздрогнула. — Не сама. Только я не намерен платить за того, кто действительно это сделал. Лару я не убивал.
— А кто ж тогда? — насторожился бородатый. — Ты что, выходит, все видал?
— Да. Случайно.
— Кто ж это сподобился?
Жанна замерла. Неужели Сабуров скажет?
— Один парень, — неожиданно для себя услышала она. — Я тебе его покажу.
— Деньги-то есть у него?
— Найдет, — уверенно заявил Сабуров. — Родители богатые. Продадут кое-какие вещи, побрякушки фамильные, чтобы сыночек в тюрьму не угодил.
Так вот оно что! Они столкнулись там, наверху, Игорь и Сабуров. А внизу лежала Лара. Сабуров заявил, что он не убивал. Теперь бородатый вцепится в Игоря. Но почему Сабуров так уверен, что Игорь не переведет стрелки обратно на него? Потому что есть причины.
Что-то здесь не то. В том, чтобы уголовное дело так и не было возбуждено, заинтересованы все. И Сабуров в том числе. Версия несчастного случая следствие устраивает. Показания свидетелей не расходятся даже в деталях: шампанское, антидепрессанты, внезапное головокружение. А если подмазать и заплатить бородатому, ничего и не будет. Никакого уголовного дела. Видимо, Сабуров хочет просто помотать Игорю нервы. Счеты свести. А счеты между ними давние. Бородатый с такой же бульдожьей хваткой, как его покойная сестренка-альпинистка. И не постесняется. Одна порода — собачья. Хоть в рожу ему плюнь, он утрется и снова за свой кусок. Не мытьем, так катаньем.
Бородатый и старушка остались в особняке ночевать. У них были билеты на завтрашний поезд, но бородатый решил их сдать. Мол, надо задержаться на несколько дней, Москву посмотреть. Когда еще представится такой случай? Смерть сестры его нисколько не угнетала. Сабуров их не гнал. Утром, когда Жанна встала, бородатого дома уже не было, а старушку взяла на свое попечение Александра Антоновна. Позавтракали они на кухне, и, допивая кофе, Жанна вдруг вспомнила:
— Завтра же Новый год! А почему в доме нет елки?
— Елки? — удивился Сабуров. — Какая еще елка! Не до того.
— Почему? — огорчилась Жанна.
В детстве у нее всегда была елка. Мама приносила ее из леса, и в доме сразу же распространялся запах хвои. Жанна развешивала игрушки, стеклянные, с которых местами облупилась краска, и из папье-маше. Под елку ставили Деда Мороза, а на окна наклеивали бумажные снежинки, которые Жанна вырезала из тетрадных листков.
— Какой уж тут праздник, — вздохнул Сабуров. — Посидим, выпьем шампанского под звон курантов, телевизор посмотрим и ляжем спать.
— А Эля? Нет, елка у нас будет! — тряхнула головой Жанна. И решительно сказала: — Надо ехать в город.
Сабуров протестовать не стал. Напротив, обрадовался: