– В надлежащее время?
– В течение трех часов. После того, как она изучила место преступления, взяла показания у парамедиков и офицера, который присутствовал в участке, а также после прибытия патологоанатома. Все было сделано по правилам.
– Благодарю за информацию, – сказала Изабелла.
Вестмерсийское управление пошло на вполне понятное нарушение процедуры, умышленно ускорив ее. После получения сообщения от парамедиков они должны были бы направить туда патрульного офицера, после него – дежурного инспектора и только потом – детектива. Но смерть в изоляторе временного содержания требовала другого подхода, и дежурный в диспетчерской, принявший информацию с номера 999, мгновенно это понял.
– А вы продолжали вести расследование параллельно с расследованием КРЖП? – поинтересовалась Ардери.
– Расследование того, как такое вообще могло случиться? Конечно, – ответил Уайетт. – И оба расследования велись очень тщательно. Оба отчета были представлены семье жертвы, а отчет КРЖП открыт для общественности и прессы. Так что, честно говоря, я ума не приложу, почему в это дело решила вмешаться полиция Метрополии.
– Мы здесь для того, чтобы успокоить одного члена Парламента. На него здорово давит отец погибшего.
– Чертова политика…
В этот момент зазвонил телефон на столе Уайетта. Тот встал и произнес в трубку только одно слово: «Говорите».
– Немедленно пришлите ее сюда, – сказал он, выслушав звонившего.
Он прошел к полкам, расположившимся за его столом-авианосцем, выбрал несколько папок и вернулся к своему месту, а папки положил на кофейный столик.
Изабелла глянула на них, но не стала брать в руки. На их изучение еще будет масса времени. Сейчас для нее было важнее увидеть произошедшее глазами главного констебля.
– Мы знаем, что смерть наступила в полицейском участке Ладлоу, – сказала она. – Еще мы знаем, что в ночь происшествия там не было сотрудников. А что там вообще за ситуация?
– Нам пришлось закрыть участки во всех трех графствах, – объяснил Уайетт. С этими словами он указал на большую карту, висевшую в простенке между двумя окнами; она располагалась как раз над тем местом, где они сидели, и суперинтендант поняла, что это карта Херефордшира, Шропшира и Вустершира. – Что касается участка в Ладлоу, то в нем нет сотрудников, но его иногда используют. Офицеры заскакивают туда во время патрулирования, когда им нужен компьютер или ситуационная комната.
– Там есть специальный изолятор?
Главный констебль покачал головой. В здании не было места, где подозреваемый в преступлении мог бы содержаться под замком и охраной. Так же как не было комнат для допросов, хотя надо было признать, что иногда патрульные доставляли туда задержанных для беседы.
– Нам говорили, что арест произвел не патрульный офицер, а ПОП.
Патрик Уайетт подтвердил эту информацию. Человек, умерший в полицейском участке Ладлоу, был доставлен туда полицейским общественной поддержки. Его командир сообщил ему, что позже в участок приедут патрульные из Шрусбери, которым надо было прежде разобраться с цепью ограблений. Было ограблено восемь частных домов и пять торговых точек в двух городах, и патрульные из Шрусбери помогали тем нескольким детективам, которых смогли собрать для осмотра мест преступлений. Они считали, что в Ладлоу смогут появиться часа через четыре.
– А почему такая спешка с арестом?
Этого главный констебль не знал, так как приказ арестовать подозреваемого в педофилии поступил от непосредственного командира ПОПа, который отвечал за всех полицейских общественной поддержки в регионе. Все, что он мог рассказать, – это то, что был звонок и неизвестный обвинил Йена Дрюитта в растлении малолетних. Звонок был анонимным и совершен на номер 999, а не на 101[57]. Звонивший воспользовался переговорным устройством для экстренной связи в участке Ладлоу.
– Переговорное устройство? – спросила Хейверс. Изабелла обратила внимание, что сержант вооружилась чистым на вид блокнотом и механическим карандашом.
Уайетт пояснил, что во всех закрытых или пустующих участках имеются переговорные устройства, позволяющие гражданам связываться с диспетчерской, которая занимается несчастными случаями и серьезными правонарушениями.
– Получается, что из-за этого анонимного звонка кто-то принимает поспешное решение, а кто-то бросается его исполнять? – уточнила Изабелла. – Мне кажется, что дело вполне могло ждать часы, а то и дни, до тех пор, пока не освободится патрульный офицер.
С этим Уайетт не спорил. Он сказал, что подобное прискорбное происшествие было результатом стечения двух обстоятельств: степени занятости патрульных офицеров на грабежах и того, что информация касалась педофила, а к таким обвинениям полиция относится со всей серьезностью.
В дверь кабинета постучали, и главный констебль подошел к ней, чтобы впустить женщину, одетую в стиле, напоминающем стиль Барбары Хейверс.
– Детектив-инспектор Пажье, – представил ее Уайетт.
Женщина выглядела измученной. Ее волосы были аккуратно подстрижены и красиво обрамляли лицо, доходя до линии челюсти, но под глазами набрякли уродливые мешки темного цвета. Губы обкусаны; казалось, что они болят. Руки красные, словно от тяжелой физической работы. Если б в руках у нее не было портфеля, Изабелла решила бы, что она пришла убираться в кабинете.
– Можете звать меня Бернадетт, – предложила инспектор Пажье, пересекая комнату и протягивая руку сначала Изабелле, а потом Хейверс; затем заняла один из свободных стульев. Стакан воды Пажье налила себе, не дожидаясь приглашения. После этого она открыла портфель, вытащила оттуда пачку надписанных скоросшивателей и стала ждать, пока главный констебль займет свое место.
– Прежде чем мы перейдем к делу, я хотела бы понять, что происходит, – сказала инспектор, сложив руки на скоросшивателях.
– Ваша работа сомнению не подвергается, Бернадетт, – объяснил Уайетт.
– Можно честно, сэр? Когда меня вызывают в офис для того, чтобы поговорить с офицерами из Мет, мне кажется, что это не так, – ответила Пажье.
Таким образом, Изабелла поняла, что Пажье была именно тем детективом, который дежурил в ночь смерти Йена Дрюитта. И именно ее расследование, вместе с расследованием КРЖП, им с Хейверс предстояло оценить.
Так же как и Уайетту, суперинтендант объяснила ей политическую подоплеку ситуации и закончила словами о том, что хочет вернуться в Лондон как можно скорее.
Пажье выслушала ее, кивнула и положила свои скоросшиватели рядом с папками, которые достал Уайетт. После этого стала рассказывать.
По ее словам, в участке Ладлоу, когда она добралась туда, находились парамедики, занимавшиеся Йеном Дрюиттом, и ПОП, который произвел арест, – некто Гэри Раддок. Тело двигали, и лигатуру успели снять с шеи.
– Что это было? – уточнила Изабелла.
Тут Пажье достала пачку фотографий, сделанных на месте происшествия. Среди них было фото длинного пояса из красного материала шириной дюйма четыре. Пажье пояснила, что это стóла[58] и что она является частью одежды священника во время службы.
– Умерший был священником? – поинтересовалась Изабелла.
– Да. А вам разве не говорили?
Ардери посмотрела на Хейверс, губы которой приняли форму буквы «О». Наверное, она, так же как и сама Изабелла, не может понять, почему эту деталь им не сообщили в Лондоне.
– Понятно. Прошу вас, продолжайте, – сказала суперинтендант.
Если верить словам произведшего арест ПОПа, Дрюитт только что закончил вечернюю службу, когда Раддок прибыл для того, чтобы отвезти его в участок. Он был в ризнице церкви Святого Лаврентия и как раз освобождался от своих одеяний. По-видимому, он положил столу в карман своей куртки.
– А Раддок не мог ее прикарманить? – подала голос Хейверс. – Ну, когда он забирал диакона?
Инспектор Пажье сказала, что сама размышляла над такой возможностью. Но, на ее взгляд, это было маловероятно. Кража столы подразумевала наличие какого-то плана, а ПОПа послали арестовать Дрюитта совершенно случайно. А кроме того, Раддок знал, как и все они, что смерть арестованного, находящегося в ИВС, вызовет не одно, а два расследования.
Казалось, что Пажье сделала все, что должна была сделать. Она вызвала судебного патологоанатома, убрала парамедиков и Раддока с места происшествия, сняла показания с каждого из них отдельно, вызвала судмедэкспертов в качестве превентивной меры, и когда те прибыли, они сняли отпечатки пальцев, забрали одежду умершего и провели все необходимые следственные действия – на тот случай, если кто-то решит, что было совершено убийство, а не самоубийство. Сама Пажье не принимала такого решения. Она просто выполнила все, что от нее ожидали, принимая во внимание создавшиеся обстоятельства. Это отражено в материалах, которые она принесла с собой. В них же были все опросы, которые она провела, – начиная с оператора, принявшего панический звонок ПОПа, и кончая парамедиками, использовавшими дефибриллятор, чтобы завести сердце умершего.
– А КРЖП? – уточнила Изабелла.
Пажье подтвердила, что позвонила следователю из Комиссии по расследованию сразу после того, как судмедэксперт провел первичный осмотр тела. Представитель Комиссии появился на следующий день. Первой, кого он допросил, была Пажье, после чего следователь двинулся дальше.
Изабелла поняла, что на этом информация инспектора заканчивается. Та положила фотографии в конверт и, выровняв его вместе с другими папками, взглянула на Уайетта, как бы спрашивая его, может ли она быть свободной, потому что она, как и все они, очень загружена работой.
– Если у вас больше нет вопросов… – обратился главный констебль к Изабелле, и инспектор Пажье стала медленно подниматься с места.
– Интересно, а проверял ли кто-нибудь, – сказала Ардери, – действительно ли этот ПОП – Раддок – был единственным человеком, кто мог арестовать Йена Дрюитта?