Но сержант продолжила:
– И что, она еще здесь? В этом доме? Или ты забрала ее в Айронбридж?
Линли взглядом заставил ее замолчать.
– Ты просто совершила ошибку, – обратился он к Миссе, – одну из тех, которые совершают миллионы людей твоего возраста. И из-за нее ты сильно пострадала…
– Потому что я…
– Ни о каком «потому что я…» речи не идет. В этом твоя главная ошибка. Ты видишь эти два события как связанные друг с другом. «Я была пьяна, ergo[238] на меня жестоко напали». Но, хотя эти события и произошли одно за другим, второе не является следствием первого.
– Но я бы…
– А вот этого ты не знаешь.
В повисшей тишине раздался голос сержанта.
– Сэр… – произнесла она с настойчивостью, напрочь, казалось бы, отсутствующей у инспектора. Рабия почувствовала, как сердце ее наполняется благодарностью к этому человеку за то сострадание, которое он демонстрировал по отношению к ее внучке.
– Я… Наверное, – согласилась Мисса.
– Я – коп с многолетним стажем, – обратился к ней Линли, – поэтому имею право посоветовать тебе не зацикливаться на мыслях о том, что было бы, если бы… – Он взглянул на Рабию; та кивнула и одними губами прошептала: «Спасибо вам». Инспектор продолжил: – Так что же с твоей одеждой? Белье ты засунула в шкаф. А потом?
– Вот поэтому-то я и знаю, что уже слишком поздно. Я отдала белье мистеру Дрюитту. Он сказал, что все передаст в полицию и там все проверят, а мне больше никогда и ни с кем не придется говорить об этом.
– И что показал тест? Он тебе рассказал?
– Он сказал, что ему сказали, что никаких следов не осталось. То есть я хочу сказать, что не было никаких следов того, что кто-то… ну, вы сами знаете.
Рабия увидела, как сержант открыла рот, чтобы заговорить, но вновь закрыла его, поскольку Линли, казалось, задумался над тем, что сейчас услышал.
– А что с остальной одеждой, которая была на тебе в ту ночь, Мисса? Что он сказал о ней?
– А больше ничего не было, – покачала головой девушка. – То, что было на мне? В ту ночь? Это было не мое.
Рабия почувствовала себя так, как будто впервые в жизни видит рассвет, потому что осознала наконец всю историю.
– Боже, – пробормотала она, – конечно же, вещи были не твои…
Ладлоу, Шропшир
Когда Динь захотела встретиться с Фрэнси Адамиччи, она легко добралась до нее на велосипеде, потому что Фрэнси жила в Ладфорде, совсем рядом с бывшими домами для престарелых, недалеко от моста. Так как было еще довольно рано, Динь, как и предполагала, застала подругу дома. Та как раз собиралась оседлать свой собственный велосипед, но когда Динь проехала по полукруглой подъездной дороге, покрытой гравием, Фрэнси притормозила и с настороженным видом – что было для нее совсем необычно, если принять во внимание ее обычный пофигизм, – произнесла: «Привет!»
– Мы можем поговорить? – спросила Динь. – Ты меня здорово подставила с полицией, Фрэнси.
Адамиччи через плечо взглянула на окна дома, будто опасалась, что их кто-то подслушает или что-то в этом роде. Но на глубоких подоконниках была видна лишь выставка безделушек, смахивающих на африканские, вырезанные из дерева фигурки, пара изломанных корзинок и действительно страшная маска. Динь решила, что все это стои́т для того, чтобы отогнать грабителей. Что можно найти в доме, где на подоконнике красуется подобное?
– Ага, – сказала Фрэнси. – Мне так жаль, Динь… Но это просто как-то сорвалось с языка. Этот Раддок и вся хрень… Слушай, а похоже на песню: Раддок и вся хрень. Или на заголовок книги.
«В этом вся Фрэнси», – сказала про себя Динь. Она могла за десять секунд поменять тему любой беседы. И не потому, что хотела этого. Просто так работал ее ненормальный мозг.
– Да? Может быть. Так мы можем поговорить?
– В любом случае первой у меня география, – пожала плечами Фрэнси. – Оно мне надо? Мир разрушит какой-нибудь идиот, который запустит ядерную ракету в другого идиота… Не понимаю, почему я должна париться по этому поводу. Пошли.
Динь вовсе не собиралась говорить в доме, но Фрэнси направилась именно туда.
– А твои предки… – начала Динь.
– Ты что, думаешь, они дома? – хихикнула Фрэнси. – Сегодня двадцать третье мая. Наверняка где-то на этой планете сейчас происходит какое-то мегаважное этнокультурное что-то там… – С этими словами она засунула ключ в замок и открыла дверь.
Динь прислонила свой велосипед к одной из колонн, расположившихся по фронтону здания. Она никогда не была у Фрэнси, поэтому не знала, что дом подруги представляет собой такое серьезное строение, наверняка находящееся под защитой государства.
– А что здесь было раньше? – поинтересовалась она, входя вслед за Фрэнси в холл с высоченным потолком.
Та осмотрелась так, словно видела дом впервые.
– Понятия не имею. Ни центрального отопления. Ни двойного остекления. Штукатурка сыплется, трубы не функционируют. В жизни мне хочется только одного – переехать в дом, построенный после тысяча девятисотого года. Я свалю отсюда, как только смогу.
– Я не знала…
– Чего?
– Про дом. То есть там, где я живу… моя Ма… ты же видела. Почему никогда не рассказывала?
– Твоя Ма, по крайней мере, хоть что-то пытается сделать. А это место успело развалиться задолго до того, как моим предкам пришло в голову проверить, можно ли здесь вообще жить… Хочешь чего-нибудь? – Фрэнси провела Динь на кухню, которая хотя бы была модернизирована по стандартам послевоенного времени. – Могу приготовить тосты. У меня есть «Мармайт»[239].
Динь не была голодна. Посреди кухни стоял поцарапанный стол, окруженный стульями, и она уселась на один из них. Сама Фрэнси разместилась на крышке кухонной тумбы, вытащила из-за кучи моркови и лука на подоконнике банан, предложила его Динь, а когда та отрицательно покачала головой, очистила его для себя.
– Копы сказали, что тебя видели с Раддоком, как и меня, – начала Динь. – Почему ты никогда не рассказывала мне об этом, Фрэн?
Та откусила кусок банана и почесала голову.
– Это было всего один раз – когда он попытался развести меня, – поэтому я не придала этому значения. Да и потом, я с ним сама разобралась. Все получилось совсем не так, как с тобой.
– Это почему?
– А мне здесь нечем угрожать. – Девушка небрежно обвела рукой вокруг себя, но казалось, что она имеет в виду весь дом. – Ты что, реально думаешь, предки всполошились бы из-за того, что Фрэнси напилась? Ведь это заставило бы их конкретно отвлечься от своей «этнокультурной хрени». Так что его заходы насчет того, что он может насильно отвезти меня домой, если я его не удовлетворю, не сработали, потому что я и так здесь живу. Чесслово, Динь, я вообще не знаю, чего этот придурок надеялся от меня получить.
– И поэтому это случилось всего один раз? Когда он запихнул тебя в свою машину?
– Ну… вообще-то два раза. Но во второй раз я с ним сама встретилась. Понимаешь, в первый раз я сказала ему, что когда захочу сделать ему минет – сейчас, офицер, мне этого не хочется, – то сама его найду. «А так как у нас с вами сейчас не получится, то можете просто отвезти меня домой – все равно же собирались».
– И он отвез?
– Конечно. Я вообще-то не знаю, что он ожидал увидеть, но предки сказали типа: «Зачем вы нас разбудили, констебль, или как вас там…» А после того, как он уехал, началось: «Не пей, Фрэнси, козленочком станешь…» И на этом все закончилось. Знаешь, Динь, скажу тебе честно: иногда здорово, когда твои предки придерживаются политики максимального невмешательства. И им тоже здорово повезло, что я бросила мысли о том, чтобы обратить на себя их внимание, сразу же после того, как они забыли о моем десятом дне рождения.
Но смех Фрэнси прозвучал совсем не весело.
– Какой кошмар, – сказала Динь. – А я и не знала…
– Да мне они до фонаря. – Фрэнси спрыгнула с крышки, бросила шкурку от банана в мусор и сладко потянулась. – По-любому, первый раз он подкатился – и у него ничего не получилось, а я сказала, чтобы он дал мне свой мобильный, и если мне захочется, я ему звякну. Сначала я так и подумала: «если?», а потом однажды напилась в пластик, и мне захотелось попробовать копа, вот я ему и позвонила. Наверное, тогда меня и увидели наедине с ним.
– А ты куда ходила? То есть куда он тебя возил?
– На парковку за колледжем. А тебя?
– В полицейский участок.
– Вот дерьмо… Внутрь?
– В основном тоже на парковку, но все зависело от его настроя.
– Гребаное животное… Тебе надо заявить на него, Динь.
– Да я уже сказала лондонским копам. Просто пришлось, знаешь ли…
– Они с ним разберутся. – Фрэнси ходила по кухне, будто с шилом в одном месте. Внезапно она остановилась. – Динь, прости меня.
– Ты же не знала… То есть не знала, как все запущено.
– Конечно. Хотя я сейчас про Брутала. Я знаю, что уже извинялась, но мне кажется, что сейчас мне еще жальче и все такое…
– А-а-а… – Динь не знала, хочется ли ей сейчас говорить о Брутале, особенно после того, как то, что она о нем думала, совершенно не совпало с тем, что она от него узнала. Но Фрэнси выглядела такой возбужденной, что Динь решила заодно покончить и с Бруталом.
– Тебе не за что просить прощения. Я же никогда не говорила, что он был для меня чем-то особенным.
– Ну да, но… понимаешь, я знала, как он относится к тебе, а все-таки сделала это.
– Поверь мне, Фрэнси, я для него ничего не значу.
– Тогда ты его совсем не знаешь. Ты для него значишь абсолютно все. Ему еще во многом надо разобраться – начиная с того, откуда у него эта ненасытная страсть к женщинам. Он ведь может даже не знать об этой своей особенности – большинство таких парней, как он, не знают. Но ты – его настоящая половинка. Номер один.
– Я что, должна писать от счастья, что иду под первым номером в бесконечной очереди его подстилок?