Изабелла собрала свои пожитки и удивилась, насколько мало их оказалось. Фото близнецов, еще одно фото ее с близнецами, кофейная кружка и десять маленьких бутылочек водки. Все это легко вошло в ее портфель, который в другой ситуации лопался бы от отчетов детективов, работавших под ее началом. Повесив на плечо сумку, Ардери направилась к двери. Здесь остановилась и осмотрелась.
«Странно, – подумала она. – Это ведь лишь кабинет в здании, так? Я слишком долго придавала ему – так же как и другим кабинетам – чересчур много значения».
Изабелла выключила верхний свет и закрыла дверь. Ей повезло – время было позднее, и, соответственно, рядом никого не оказалось. Она не перенесла бы вопросов.
В Башне суперинтендант прошла в приемную Хильера. Дверь в его кабинет была открыта, как бы в ожидании ее прихода. Джуди Макинтош уже ушла домой, и Изабелла увидела помощника комиссара, ждавшего ее, сидя за столом. Она поразилась сходству его позы за столом с ее позой, когда она сидела и ждала сержанта Хейверс. Как и она, Хильер сидел со сложенными на столе руками. Но, в отличие от нее, он крутил в пальцах карандаш.
Когда Изабелла вошла, он предложил ей сесть. Ардери сказала, что она предпочитает постоять. Помощник комиссара кивнул, но сам вставать не стал.
– Мне очень хотелось бы сказать вам, сэр, что достаточно будет лишь групповой терапии. Но если б я в это верила, то ходила бы на эти группы каждый день. Даже дважды в день, если это необходимо. Я никогда не посещала таких занятий – хотя время от времени думала о них, – однако, насколько я понимаю свое нынешнее физическое состояние, мне понадобится контролируемый выход. Я сейчас о выходе из моего нынешнего состояния под медицинским контролем. Мне сказали, что это займет шесть недель. И меня могут взять прямо сейчас.
– И где это? – спросил Хильер.
– Остров Уайт. Клиника вместе с реабилитационным центром. Сначала программа детоксикации, а потом… потом реабилитация. Детоксикация, как они считают, займет неделю.
– А реабилитация?
– Всю жизнь. Я хочу сказать, что полное излечение невозможно. Человека можно просто научить жить с этим.
– С чем?
– Прежде всего – с тягой, а уже потом – с тем, что вызывает эту тягу. Поэтому после детоксикации – которая затрагивает физиологический аспект, – идут пять недель встреч, обсуждений и бог знает чего еще. А потом… потом остаются групповые занятия. Утром, днем, вечером, ночью – не важно. В Лондоне они проходят беспрерывно, так что можно посещать их столько, сколько хочешь.
Хильер, кивнув, выпустил карандаш из рук и стал катать его по крышке стола.
– Я хотела бы поклясться вам, сэр, что сделаю это, – продолжила Изабелла. – Я хотела бы сказать вам, что ничего подобного больше не повторится. Но, по правде говоря, я не знаю этого наверняка…
– И что, это должно, по-вашему, меня успокоить?
– Я просто хочу рассказать вам то, как я понимаю ситуацию именно в данный конкретный момент. – С этими словами Изабелла все-таки села. Портфель она поставила на пол, а сумку положила на колени. – Я уже много раз говорила себе, что могу остановиться. И действительно останавливалась. На месяц, на два – просто чтобы доказать самой себе, что я не раба алкоголя. Но действительность такова, что рабой я являюсь вот уже много лет.
Хильер кивнул еще раз. Ей не нужны были его похвалы, тем более что она их не заслужила. Но кое-что ей было от него нужно. Невероятная ирония судьбы заключалась в том, что от Дэвида Хильера ей был необходим человеческий подход, которого она сама не демонстрировала уже столько лет, что об этом было страшно подумать. Этот человеческий подход должен был показать его понимание, или сочувствие, или прощение, или что-то еще, – но только не ту тишину, которая установилась сейчас в кабинете.
– Я надеюсь, что вы сможете предоставить мне отпуск, сэр, – сказала суперинтендант. – Если б я знала, что меня ждет моя работа, это… Это было бы для меня как свет в конце тоннеля. Это облегчило бы задачу. Правда, ничего легкого впереди я не ожидаю. Но это было бы… может быть… моей целью.
Хильер, встав, подошел к окну. Стремительно приближался июнь, со своей всегда непредсказуемой погодой, и сейчас за окном начинался дождь. Капли ритмично стучали в стекла; скоро по ним будут литься потоки воды.
– Я не назначил бы вас на пост старшего детектива-суперинтенданта, если б на него согласился Линли, – сказал он, не оборачиваясь. – Вам это известно, правда?
– Да, сэр.
– Но я не назначил бы вас и если б не верил, что вы справитесь. Кстати, я все еще в это верю. Не в том состоянии, в котором вы сейчас, а в том, в котором будете.
Изабелла промолчала. Она была рада услышать то, что он сказал, но помощник комиссара еще не закончил, поэтому она ждала.
Хильер повернулся от окна, не торопясь осмотрел ее и так же не торопясь вернулся к столу, уселся в кресло и сложил руки.
– Ваша просьба удовлетворена, – сказал он наконец. – Сначала разберитесь с вашими демонами, а потом мы поговорим с вами о том, что ждет вас впереди.
– Благодарю вас, сэр.
– Когда вы начинаете?
– Немедленно.
– Тогда – Бог в помощь!
Ардери смогла выдавить из себя улыбку, которая в лучшем случае могла сойти за неуверенную, взяла свой портфель, попрощалась и пошла к двери, возле которой он остановил ее словами:
– Кстати, сержант Хейверс вас не выдала. Думаю, вы должны об этом знать. Я спрашивал ее напрямую, но она не стала… Я имею в виду, бросать вас на съедение волкам. Ей это даже в голову не пришло.
– Томми так и сказал, что она не выдаст, – ответила Изабелла. И сказала правду, потому что теперь должна была говорить только правду: – Она хороший офицер, сэр. В большинстве случаев способна кого угодно вывести из себя, но в то же время очень хороший сотрудник.
– Если б эта политика не была такой запутанной, а?..
– Простите?
– Как же я хотел, чтобы она продемонстрировала свою профессиональную непригодность… Но, по-видимому, этого не случится. Так же как и с Линли, который, даже в свои лучшие дни, совсем чуть-чуть отличается от Хейверс в положительную сторону.
Ардери улыбнулась, и на этот раз это получилось у нее совсем запросто. Так же, как и те слова, которые она сказала Хильеру на прощание:
– С этим я никак не могу спорить, сэр, но, должна признать, дело свое они знают.
Июль, 6-е
Саутхолл, Лондон
– Но ведь ты же не можешь действительно верить в то, что Барбара тебя простит, нет? – спросила Дейдра у Томаса. – Я отлично знаю, что она предупреждала и тебя, и других, что ее знакомые не должны показываться на этом мероприятии.
– Когда-нибудь Барбара Хейверс еще поблагодарит меня за это. Хотя вначале она, естественно, будет вне себя. Но со временем все изменится.
– Ты сумасшедший, – заметила Дейдра.
– Ну да. Ветер, сокол, цапля и все такое[248], – ответил Томас, взглянув на Дейдру, сидящую на пассажирском месте в «Хили Элиотт». – Я рад, что ты вернулась в Лондон, Дейдра.
На этот раз ее не было не так уж долго, но за последние шесть недель она приезжала и уезжала, посещала Корнуолл и возвращалась в Лондон так часто, что это занимало практически все ее свободное время. Томас протестовал, когда она отказывалась от того, чтобы он поехал с ней, объясняя это тем, что это ее семья. А значит, и проблема тоже только ее.
Ее биологическая мать умерла, так и не дождавшись чудесного излечения, как и многие в ее положении. Умирала она долго и мучительно, и не только из-за своих убеждений, но и из-за тех условий, в которых жили она, ее муж и двое взрослых детей. До самого конца мать отказывалась ехать в больницу, а значит, и в хоспис. «Бог сам даст мне излечение, которого я достойна».
Когда же несчастная женщина отошла в мир иной, возник вопрос, что делать с отцом Дейдры и ее братом и сестрой. Дейдра и здесь отказалась от помощи Томаса. А на его вопрос: «Тогда что же у нас с тобой за отношения?» – ответила:
– То, что я должна сделать, никак не связано ни с тобой, ни со мной, ни с нашими отношениями. Я не лезу в твою семью, Томми, и не хочу, чтобы ты лез в мою.
Хотя он-то как раз хотел, чтобы она «лезла» в его семью. И достаточно откровенно намекал на свое желание показаться вместе с ней в Ховенстоу, где смог бы представить ее брату, сестре, матери и племяннице. Но Дейдра уже достаточно давно и всячески уклонялась от этого.
Томас решил, что в какой-то момент она сама захочет появиться в его семейном гнезде, потому что лишилась своего небольшого коттеджа в Полкер-Коув, который решила передать Гордону и Гвиндер Уди – своим брату и сестре, взрослым близнецам. Дейдра посчитала, что они должны уехать из дома на колесах, который ее отец отказывался оставить, будучи уверенным – несмотря на годы неудач, – что еще сможет разбогатеть на промывке оловянной руды в проточной воде. Так что теперь близнецы должны были поселиться в уединенном убежище их старшей сестры – небольшом домике, в котором Дейдра скрывалась в свое свободное время, когда была еще сотрудницей Бристольского зоопарка. Она сказала Линли, что, как ему известно, коттедж достаточно большой. У каждого из близнецов будет своя спальня и общая ванная комната.
На вопрос Линли: «А как же ты, Дейдра? Я же знаю, что значит для тебя этот коттедж?» – она ответила, что сможет спать на диване, когда захочет туда приехать.
– Но это уже не будет уединенным убежищем.
– Может быть. Посмотрим. Но я не могу оставить их жить в этом жалком доме на колесах. И это единственное решение, которое пришло мне в голову. Маловероятно, что они захотят переехать в город.
– А сами-то они хотят уехать из этого дома на колесах?
– Конечно, они напуганы. А как ты думаешь? Они жили в этой дыре с того момента, когда им исполнилось восемнадцать, и переехали туда из мест, которые были во много раз хуже. Они достойны лучшего. И коттедж – это именно то, что им надо. А я рада отдать его им.