«Хитроумная ловушка», – подумал Линли.
– Все дело в том, с какой стороны на это посмотреть, сэр, – ответил он.
– Это ваш выбор?
– Речь не о выборе, сэр. Выбирать не из чего. Это просто отражение двух точек зрения.
– Да вы просто красавец!
– Сэр?..
– Я хочу сказать, что у вас готов ответ на все, даже на то, что сподвигло члена Парламента заранее направить запрос в Министерство внутренних дел, предвосхищая одному богу известно какую тяжбу, то ли серьезную, то ли нет. Я смог выторговать нам десятидневную передышку, но после этого… да еще если не будет удовлетворительных результатов… покатятся головы. Вы меня понимаете?
Линли совершенно не нравилось то, к чему шла эта беседа.
– Удовлетворительных? – переспросил он. – О чем мы говорим?
– Мы говорим о том, инспектор, что теперь всё в ваших руках. Вы же не предполагали, что сможете выйти из такой ситуации сухим?
Только теперь Томас наконец понял, что происходит. И что он полностью заслужил это. И все-таки инспектор попытался избежать неизбежного.
– Сэр, у меня отпуск, который я уже откладывал однажды, потому что…
– Вы что, хотите, чтобы меня заботили ваши отпуска? – Хильер громко рассмеялся и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вы едете в Шропшир, инспектор Линли. Вы засунете эту гору навоза в то стойло, из которого он вытек. И если вам придется для этого пользоваться чайной ложечкой, вы будете ею пользоваться. Это понятно? Сержант Хейверс едет с вами. И если вы вдвоем не сможете разобраться с этим за восемь дней – плюс один день на переезды и один день на написание отчета, – вы оба за это ответите. Так же, как и старший детектив-суперинтендант Ардери. Это тоже понятно?
– Да, сэр. – Больше Томасу нечего было сказать.
– Замечательно. Вы можете идти. И я не хочу слышать ни о ком из вас, пока дело не будет решено. К моему, кстати, удовлетворению, а не к вашему.
Май, 16-е
Ладлоу, Шропшир
Казалось, что вся ее жизнь просто рассыпалась на мелкие кусочки. Динь напоминала себе большое зеркало, по которому ударили камнем, с тысячами мелких трещин, разбегающихся по поверхности от точки удара. От этого ей было трудно вставать по утрам, и случались дни, когда Динь оставалась в постели. А то, что все произошедшее было делом ее собственных рук, не позволяло ей найти утешение в том, чтобы обвинять в своих бедах кого-то еще.
Динь ясно дала понять Бруталу, что не только один человек может наслаждаться, ведя жизнь «друга с привилегиями». И сделала она это с Финном. Она была пьяна, он – обкурен, и вся их встреча превратилась в одну сплошную лажу. Но, как она и надеялась, Брутал столкнулся с Финном, выходящим поутру из ее комнаты, а сказанное Финном: «Вот и я сподобился, Брюсик!» – не требовало дальнейших пояснений. При этом голый Финн смеялся и делал недвусмысленные движения бедрами. А на тот случай, если Брюс чего-то не догнал, он спросил:
– Динь и тебе так подмахивает? Так чего же ты на стороне ищешь?
И на следующую ночь Брутал притащил домой Эллисон Франклин. Он вел ее вверх по лестнице, а она сопротивлялась, хихикала, шептала, бормотала и всячески старалась продемонстрировать свое притворное нежелание, бросая при этом триумфальные взгляды на Динь в гостиной, пытающуюся избавиться от ряби на экране древнего телевизора, который она несколько месяцев назад притащила из Кардью-Холла. Финн притворялся, что помогает ей, хотя вся его помощь ограничивалась комментариями по поводу девушек, высоких технологий и требований дать ему «самому разобраться с этим, черт побери, Динь».
Динь слышала, как открылась входная дверь, как она закрылась, а потом раздался задыхающийся голос Эллисон: «Я не могу, Брюс. Правда. Она же здесь. Нет?» Динь постаралась не обращать ни на что внимания, но это было сложно, особенно когда Финн громко сказал:
– Эй вы там, постарайтесь свести ваши оргазменные завывания к минимуму, и мы тоже не будем вам мешать.
Динь встретилась глазами с Бруталом. Его глаза были пустыми, и она постаралась, чтобы ее тоже ничего не выражали. Эти двое поднялись вверх по ступенькам. И спустились по ним только утром.
Динь не думала, что это будет настолько мучительно. Девушке казалось, что теперь ей осталось только одно – забыться. А проще всего оказалось забываться с тем, что стучало в ее дверь практически каждую ночь после той, первой. И каждый раз она впускала Финна и делала с ним такое, что он возвращался снова и снова.
После третьего раза Брутал решил переговорить с ней. Они были не дома. Динь шла по Касл-сквер на лекцию. И поэтому у Брутала было очень мало времени, чтобы высказаться.
Разговор начался с «нам надо поговорить, ясно?». Брутал не стал дожидаться ее ответа, потому что, по-видимому, заметил, как окаменело лицо Динь, а даже если и нет, то прекрасно понимал, что ей вряд ли захочется с ним даже здороваться.
– Ты уже все доказала.
– Что все? – Динь постаралась, чтобы ее голос звучал жизнерадостно. – Я не понимаю, о чем ты. Если обо мне и Финне…
– Не существует тебя и Финна. По крайней мере, не так, как тебя и меня.
– Ну, ты совсем обнаглел…
– Послушай, Динь, то, что ты делаешь с Финном… это совсем не твое.
Ей захотелось засунуть эти слова ему в задницу. Захотелось дать по голени, или что там еще делают в драке девятилетки, потому что Брутал знает ее лучше всех на свете, и она его за это ненавидит.
– Просто мы «друзья с привилегиями», – сказала Динь вместо этого. – Я и Финн. И это никак тебя не касается.
– Не строй из себя идиотку, Динь. Ты знаешь, что делаешь это только для того, чтобы достать меня. Я трахаю Эллисон, а ты – Финна. И ты не стала бы делать этого с ним, если б не знала, что я делаю это с Эллисон.
– Ах вот, значит, как ты это видишь? Думаешь, можешь читать мои мысли? Или то, что разрешено тебе, не может быть разрешено больше никому?
– Это разрешено любому, кто захочет. – Брутал переступил с ноги на ногу и провел ладонью по своим взъерошенным волосам. Как всегда, он был одет с иголочки – неудивительно, что девчонки так и вешались ему на шею. – Просто… Послушай, это не значит, что ты мне не нравишься, Динь. Я имею в виду, по-настоящему. Даже очень. Но все остальное… Вся эта муть об эксклюзивности отношений… Я все время пытаюсь объяснить тебе, что я не так устроен. Мне надо чего-то большего.
– Ага, я все поняла, – ответила Динь. – Но, знаешь, я еще поняла, что тоже устроена по-другому. Думаю, что обязана этим пониманием тебе, не так ли? Оказалось, что давать радость другим людям имеет чертову уйму преимуществ, а я этого никогда не узнала бы, если б ты не засунул эту корову Эллисон прямо мне в глотку… Ой, прощения просим. Все ведь было нет так, верно? Это ведь ты просовывал свой язык ей в глотку, а все остальное – в другое место…
– Вот видишь. Опять. Это не ты говоришь, – произнес Брутал с выражением отвращения на лице. – Слушай, давай заключим перемирие.
– «Ты же знаешь, как я устроен», – передразнила она его. – Ты говоришь, что хочешь перемирия, а на самом деле жаждешь, чтобы я все время была рядом и ждала, а вдруг она тебе надоест и ты вернешься и сделаешь мне одолжение, сделав своей потаскушкой из Тимсайда, и тогда тебе не придется провожать Эллисон домой.
– Все ты врешь. – Сказав эти слова, Брутал побагровел так, что Динь поняла, что попала в самую точку.
– Так, да? – переспросила девушка. – И о чем же, Брутал? Можешь не отвечать. Проблема не в том, как притащить Эллисон к себе на перепехтин, правда? Проблема в том, как избавиться от нее после этого. Ты не можешь сделать это так, как тебе хотелось бы. Угадала? – Динь рассмеялась. Даже ей самой смех показался несколько истеричным, но ей было приятно от того, что она оказалась права. – Должно быть, это полный отстой! Ей хочется провести с тобой ночь, а тебе хочется, чтобы она по-быстрому оделась и ушла, только ты не можешь ей об этом сказать. Правильно? «Спасибо за перепих, милая, а теперь, если не возражаешь…» Вот в чем твоя настоящая проблема.
Динь ждала, что после таких слов он от нее отвалит, но Брутал этого не сделал. Вместо этого он стоял и ждал, когда она закончит. А потом сказал:
– А ведь ты даже не можешь понять, что это было, когда я остался…
– Что? – переспросила Динь. – Ты это о чем, Брюс?
– О том, что я остался.
– Где?
– С тобой. В твоей комнате. На всю ночь. В постели. А остался я потому, что ты другая, ты не одна из всех. Я остался, потому что ты мне нравилась. И сейчас нравишься.
Что-то в его голосе было не так. Динь это слышала – что-то очень похожее на панику, очень похожее. И она поняла, для чего он остановил ее на Касл-сквер. Она, черт возьми, поняла, что ему от нее надо и ради чего он готов был врать ей напропалую.
Она лелеяла свою ярость весь оставшийся день. Знала, что без нее не сможет осуществить то, что задумала. Вернувшись в Тимсайд, Динь прошла в свою комнату и вытащила из шкафа то, от чего тщетно пыталась избавиться девять дней назад. Она уже держала две части туалета над вонючим контейнером с мусором, но так и не смогла выбросить их туда. А ведь очень хотела. И понимала, что это необходимо. Но в самый последний момент рука не поднялась. «Их же можно спрятать получше, – сказала Динь самой себе. – Ведь настанет день, когда я снова смогу их надеть. Ведь правда?»
И вот сейчас девушка открыла пакет, в который сложила юбку и покрытый блестками топ. Вытащила их и с любовью расправила на кровати. И стала ждать.
Когда Брутал вернулся домой, она сразу же услышала это, потому что он опять притащил с собой эту дуру Эллисон. Динь услышала шепот и негромкий смех – на этот раз не хихиканье, – а потом последовало молчание в коридоре, когда они там целовались, а потом дверь его комнаты открылась и закрылась, и именно этого она и дожидалась.
Динь собрала одежду и прошла в его комнату. Стучать она не стала. Распахнула дверь, бросила одежду внутрь и сказала:
– Я тебя прикрыла. Поэтому можешь делать с этим что захочешь.