Отличие «жилищных советов» от «жилищных комиссий» примерно такое же, как советов, как органов местной власти от исполкомов — одни обобщают информацию, принимают решения и контролируют их воплощение, а другие эти решения приводят в практическое исполнение.
В итоге существующие домовые комитеты оказываются «погруженными» в объемлющую структуру органов управления жилищным хозяйством в городах. За счет «набрасывания» на них организационной формы, они оказываются в подчиненном и контролируемом положении. Этот управленческий прием будет впоследствии использован неоднократно и почти всегда неизменно эффективно. С его помощью власть будет придавать стихийно возникающим снизу жилищным инициативам вид законосообразного действия и получать в свои руки средство контроля над первоначально не зависящей от нее самодеятельностью людей.
В середине 1918 года власть разводит функции попечения о домах в «разные руки». Домостроения, которые национализированы вместе с промышленными предприятиями и хозяйственно закреплены за ведомством (наркоматом), остаются в их зоне ответственности. А те домостроения, которые составляют прочий городской жилой фонд, вменяются в ответственность органам местной власти — советам рабочих и красноармейских (солдатских) депутатов. Между этими «субъектами» и происходит перераспределение муниципализированных домостроений. Так, декрет ВЦИК от 20 августа 1918 года «Об отмене прав частной собственности на недвижимости в городах» предписывает: «...строения, занятые для нужд учреждений и ведомств государственного управления, остаются в их распоряжении и эксплоатации»[133]. А «строения, эксплоатируемые учреждениями и ведомствами путем сдачи в наем, а также все вообще строения, кои не являются необходимыми для самих учреждений и ведомств, поступают в распоряжение местных Советов Рабочих и Крестьянских Депутатов»[134]. Также в распоряжение местных органов власти передается право застройки в городах с населением свыше 10 тыс. чел.[135]
Местные советы, в руки которых, согласно постановлениям центральной власти, переходит распоряжение землей и недвижимостью[136], вынуждены формировать для работы с ними специальные органы — жилищно-земельные отделы[137]. Это происходите первой половине 1918 года. Так, например, в мае 1918 года в Москве организуется «жилищно-земельный отдел Московского Совета (ЖЗО), в задачу которого входит: а) учет квартир и нежилых помещений; б) распределение помещений между населением и учреждениями (с осуществлением при необходимости реквизиций помещений и выселений их обитателей); в) заведование эксплуатацией земельных участков и разработка проектов ремонта и нового строительства; г) установление наемной цены на земли и помещения. В районах Москвы (а их на тот период всего шесть: Краснопресненский, Хамовнический, Бауманский, Сокольнический, Замоскворецкий и Рогожско-Симоновский) создаются районные жилищно-земельные отделы (РЖЗО)»[138]. А для осуществления текущей эксплуатационно-хозяйственной работы в домах «жилищно-земельные отделы используют домовые комитеты или назначают комендантов»[139].
Глава 7НОВАЯ ЖИЛИЩНАЯ ПОЛИТИКА
К 1921 году разрушение муниципализированного жилища и технической инфраструктуры, наступившее в связи с уничтожением класса собственников недвижимости, ранее попечительствовавших о своих домостроениях, приобретает характер национального бедствия.
Безусловно, не только ликвидация права частной собственности на недвижимость и уничтожение тем самым класса домовладельцев вызвала нарушение системы попечения о жилище. Были и иные причины. В частности, не менее значимым являлось отсутствие у жильцов внутренней мотивации к вложению собственного труда и собственных денег в поддержание жилища в исправном состоянии вследствие того, что господствующая система выселений, переселений, уплотнений вызывала текучесть обитателей домов и создавала у населения неуверенность в длительном пользовании жилищем. «Та хозяйственная работа, которая так важна для сохранения жилища — вовремя вставить стекло, законопатить щели, вбить гвоздь, залатать крышу — повседневный ремонт, отсутствие которого приводит к быстрому и прогрессирующему разрушению жилища — почти совершенно исчезла за время революции, ибо лишилась своей основы: заинтересованности в сохранении жилища со стороны его обитателя, неуверенного в завтрашнем дне»[140].
Другой причиной, которая сыграла огромную роль в разрушении жилища, в том числе и руками самих жильцов, была тяжелая хозяйственно-экономическая ситуация в стране в послереволюционный период, когда отсутствие топлива принуждало горожан разбирать и пускать на дрова деревянные части жилищ — площадки и ограждения лестниц, обшивку чердаков, полы в пустующих квартирах, надворные службы (дровяники, кладовки, сараи), срубать древесные насаждения и прочее[141].
Кроме того, тяжелое положение со снабжением городов продуктами питания, а также перемещение в город значительных масс крестьян, привыкших к самообеспечению едой, вызвала к жизни специфическое социально-бытовое явление, мягко скажем, «непрофильного» использования жилья. Оно, начиная, буквально, с 1917 года, приняло массовый характер и в значительной степени способствовало резкому и быстрому разрушению жилищного фонда. Этот аспект оказался довольно широко распространен не только в период 1917-1921 годов, но и в дальнейшем, в период 1921— 1924 годов, несмотря на то что сложное материальное и продуктовое положение населения в этот период несколько выправилось. Речь идет о «бытовом животноводстве» — содержании в жилье животных: коз, кроликов, уток, кур, поросят и т. д.[142] Это явление было предметом серьезных тревог власти, в частности, в лице жилищно-санитарной инспекции, потому что стремительно превращало значительные объемы жилища в состояние, абсолютно негодное для проживания.
Определенную роль в разрушении жилища сыграло и отсутствие у мигрантов, прибывающих в города из сельской местности, культуры освоения городского жилища. В итоге многие дома, особенно превращенные в дома-коммуны, довольно быстро приобретают вид, малопригодный для жилья. Это явление приобретает настольно массовый, буквально вопиющий характер, что первое лицо государства вынуждено писать в Малый Совнарком обращение с требованием незамедлительного введения самых жестких мер, вплоть до тюремного заключения. 11 августа 1921 года В. И. Ленин пишет: «Наши дома — загажены подло. Закон ни к дьяволу не годен. Нужно в 10 раз точнее и полнее указать ответственных лиц (и не одного, а многих, в порядке очереди) и сажать в тюрьму беспощадно... кроме заведующего отвечает его зам... кроме них отвечает контрольная комиссия из жильцов. (...) Все эти лица отвечают по суду и административно. (...) Надо еще добавить: 1) ответственность жильцов за невыбор заведующего и «зама» ему; 2) то же за невыбор контрольной комиссии; 3) обязанность и заведующего, и заместителя, и контрольной комиссии следить, чтобы был ежедневно ответственный дежурный (либо сам заведующий, либо заместитель, либо член контрольной комиссии) помимо особо нанятых (дворник и т. п.); 4) ответственность жильцов в домах менее 10 квартир. Как установить ответственность жильцов? Это надо обдумать и найти способ»[143].
Прекрасно осознавая причины отсутствия сознательного, заботливого отношения к жилищу, понимая всю опасность стремительной деградации жилого фонда, но не собираясь отступать от основополагающих принципов своей политики, советская власть принимает решение о формировании системы принудительных мер хозяйственного попечения о жилище. Постановлением Главкомтруда и Наркомтруда «О работе в пределах домовладения»[144], вышедшем 28 января 1921 года, вводится система трудовых повинностей. В частности, повышается возраст жильцов, привлекаемых к обязательным работам по санитарной и снеговой очистке в пределах домовладения: мужчин — до 55 лет; женщин — до 45 лет. Предписывается привлекать на эту работу также инвалидов III группы при отсутствии специального запрещения врачебно-контрольных комиссий; женщин, имеющих при себе детей, не вскармливаемых грудью, а также женщин, членов семей рабочих и служащих, занимающихся домашним хозяйством, независимо от числа обслуживаемых ими лиц[145].
Разрушение жилого фонда приобретает такие масштабы, что власть вынуждена в марте 1921 года принять специальный декрет «О мерах по улучшению водоснабжения, канализации и ассенизации в Республике»[146], который даже предоставляет «бронь» от службы в армии работникам городского хозяйства, занятым в производстве вышеназванных работ. Причина такой меры — катастрофическое ухудшение состояния домов в результате затопления подвалов фекалиями, происходящее вследствие подтопления грунтовыми водами, а также из-за порчи водопровода и канализации. При этом уже находящиеся на армейской службе бывшие рабочие и служащие водопроводных, канализационных и ассенизационных предприятий возвращаются из армии на свою прежнюю работу. Причем власть придает этой проблеме настолько важное значение, что запрещает подвергать лошадей обозов коммунальных отделов, занятых вывозом нечистот и подвозом воды — основной и дефицитный вид транспорта в тот период, каким бы то ни было военным мобилизациям, гужевым повинностям и прочему чрезвычайному использованию, предусмотренному особыми декретами