йшего в Грозном нефтехимического завода. Дали слово представителю завода. Но когда тот сказал, обращаясь к толпе, что ее неверно информировали и рабочие завода не бастуют, оратора ударом сбили с машины. Рабочие не позволили, однако, учинить расправу. Затем на платформе грузовика появилась какая-то женщина, которая заявила, что она будто бы была в обкоме и в Совете Министров и предложила принять резолюцию, требующую:
1. Выселения чеченцев и ингушей.
2. Повального обыска у всего Чечено-Ингушского населения и расстрела на месте всех, у кого будет обнаружено оружие.
3. Образования власти русских.
Женщина призывала идти на вокзал, останавливать проходящие поезда и сообщать пассажирам, что в Грозном чеченцы режут русских.
… Из окон обкома партии посыпались листовки, написанные от руки печатными буквами. Вот примерное содержание листовки:
Товарищи, братья, русские люди!
Берите пример с народов Иордании, Ирака…
Подымайтесь на борьбу за русское дело!
Требуйте выселения чеченцев и ингушей!
Прочти и передай другому.
Если не согласен, то порви.
Комитет народной защиты[383].
Проехал пустой автобус. В автобусе шофер и женщина-кондуктор. Шофер остановил автобус, взобрался на крышу и стал кричать, обращаясь к возбужденной толпе: «Чеченцы дали залп по машине, убили мужчину, женщину, девушку и отрезали у нее руку». (На самом же деле несколько погромщиков пытались ворваться в здание телеграфа. Начальник охраны лейтенант выстрелил после предупреждения и кого-то ранил. Автобус проезжал мимо, и шофер увидел, что кто-то лежит на земле. Дальше уже разыгралось его буйное воображение.)
Толпа взревела. На тротуаре стоял какой-то пожилой человек в смушковой шапке, явно кавказского вида. Его схватили и начали зверски избивать на глазах у солдат, охранявших правительственное здание. Солдаты стояли не шелохнувшись. Стояли и смотрели… Человека убили у них на глазах. Как позднее выяснилось, это был продавец из селения Урус-Мартан.
Русская публика, в том числе и коммунисты, нацепили красные банты, чтобы распоясавшиеся погромщики не приняли бы их, чего доброго, за чеченцев. (Как это все похоже на еврейские погромы в царской России, только тогда не одевали красных бантов…)
Чеченское население проявило исключительную выдержку и не дало погромщикам спровоцировать себя. На третий день волнений в Грозном начались грабежи. Стали прибывать войска. Постепенно порядок был восстановлен.
Из Москвы приехал председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Яснов, генерал Плиев и секретарь ЦК КПСС Н. Г. Игнатов. Писатель Халид Ошаев, нашедший кучу листовок погромного содержания, хотел попасть на прием к Игнатову, чтобы передать их ему, но Игнатов уехал в район и Ошаева не принял.
Никто из погромщиков в связи с волнениями в Грозном в августе 1958 г. к ответственности привлечен не был, даже те, кто стоял на платформе грузовика и призывал к погромам.
Спустя год первый секретарь обкома А. И. Яковлев был переведен на работу в аппарат ЦК КПСС на должность инспектора.
Волнения 1958 г. дали толчок более мелким столкновениям на национальной почве. Бюро обкома пыталось как-то регулировать национальные отношения, выдвигало местные кадры, наказывало, впрочем, не очень строго, шовинистически настроенных русских руководителей. В частности, был объявлен выговор за запущенность массово-политической работы среди населения первому секретарю Шалинского райкома КПСС Р. К. Донскому, и был снят с работы председатель Шалинского райисполкома Чагаев[384]. Ряд русских членов партии, открыто выступивших против восстановления Чечено-Ингушской автономии, был исключен из КПСС. С другой стороны, еще более круто наказывали за «проявление национальной вражды» чечено-ингушских работников.
Отражением обострения межнациональных отношений служит статья заместителя заведующего отделом партийных органов ЧИ обкома КПСС В. Склокина, в которой он писал:
Особенно настойчиво партийные организации должны бороться с серьезными недостатками, допущенными в ходе восстановления национальной автономии чеченского и ингушского народов. Необходимо усилить воспитание населения в духе ленинской национальной политики и братской дружбы народов нашей страны, принять меры для быстрейшего трудового и бытового устройства прибывших в республику чеченцев и ингушей[385].
Но, как показало дальнейшее развитие событий, депортация 1944 г. оказала глубокое психологическое воздействие не только на чеченцев и ингушей, но и на русское и украинское население автономии. Последствия депортации оказывали и продолжают еще оказывать свое негативное влияние на межнациональные отношения в Чечено-Ингушетии. В 1958 г. писатель А. Е. Костерин направил письмо в ЦК КПСС, в котором приводил факты неправильного отношения местных руководящих работников к возвращающимся чеченцам и ингушам. В частности, в письме указывалось на ошибочность решения о присоединении Пригородного района к Северной Осетии. Письмо Костерина получило широкое распространение и резонанс в Чечено-Ингушетии. Бюро обкома КПСС специально рассмотрело этот вопрос и в своем постановлении от 28 апреля 1958 г. осудило Костерина за его письмо, которое, по утверждению бюро обкома, будто бы сеет рознь и способствует разжиганию национальной вражды[386].
Пребывание чеченцев и ингушей в вынужденном изгнании не только приостановило атеистическую борьбу против религиозного фанатизма, не только законсервировало влияние мусульманской религии и сект, но и значительно усилило религиозное воздействие. И в самом деле, к кому, как не к религии, могли апеллировать депортированные народы, ведь власть их поставила в положение париев. Культурно-просветительная работа полностью прекратилась — ни газет, ни книг, ни кинофильмов на родном языке. Все это создавало исключительно благоприятные условия для усиления религиозного воздействия, которое исторически было в определенной мере и антирусским, и антисоветским. Религия же была хранительницей вековых традиций и обычаев.
К этому прибавилось теперь и исключительно важное мероприятие власти, имевшее глубокие социально-политические последствия. В 1957 г. началась систематическая ликвидация последних хуторских поселений чеченцев, рассчитанная на несколько лет, вплоть до 1963 года[387].
С некоторым основанием эту меру исторически можно считать завершением «покорения Кавказа», начатого 150 лет тому назад, разумеется, с некоторыми оговорками в связи с изменившейся за эти годы общей ситуацией, политическими переменами и коренными изменениями социальной структуры России (Советского Союза) и Кавказа.
С другой стороны, началось более целенаправленное привлечение чеченцев и ингушей к промышленному производству, что заметным образом повлияло на рост городского населения и отрывало таким образом часть коренного населения от традиций многовекового уклада.
Большой ущерб был нанесен культурному развитию этих народов. Об этом можно судить даже по далеко не полным и разрозненным данным, официально опубликованным в разное время.
Из 8997 специалистов с высшим образованием, насчитывавшихся в Чечено-Ингушетии в 1959 г., чеченцев было всего 177 человек, а ингушей — 124 человека. Лиц со средним образованием в республике было в том же году 14.150 человек, из них чеченцев 403 человека, а ингушей — 248[388].
Секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС А. И. Яковлев отмечал в одном из своих выступлений 1958 года, что по состоянию на 1 января 1958 г. в школах из числа чеченских и ингушских детей в возрасте 8—15 лет не обучалось около 8 тыс. детей или 18 % от общего числа школьников этого возраста.
Вопрос осуществления всеобуча, — заявил он, — это вопрос дальнейшего подъема культурного роста чеченского и ингушского народов, быстрого преодоления вредных бытовых и родовых пережитков, приобщения всей молодежи к активной общественно-политической жизни[389].
Депутат Верховного Совета ЧИ АССР З. С. Дудник (Алхан-Калинский избирательный округ, Грозненский район) отмечал, что в ряде населенных пунктов дети обучаются в неприспособленных домах, часть детей не посещает школы[390]. Депутат Р. И. Умаева, учительница (Старо-Атачинский избирательный округ Урус-Мартановского района) говорила:
Мне очень обидно, что у нас мало еще учителей из коренной национальности. Например, в Урус-Мартановском районе имеются только 3 девушки учительницы. Мало у нас еще и сельских работников, знающих хорошо свое дело[391].
В период 1944–1953 годов, — пишет С.Н. Джугурьянц, — чеченская и ингушская молодежь имела крайне ограниченные возможности для поступления в высшие и средние специальные учебные заведения. Это отрицательно сказалось на подготовке специалистов из чеченцев и ингушей[392].
Из 8 тысяч учителей, работавших в Чечено-Ингушской АССР после восстановления ее, только 1440 были чеченцами и ингушами и лишь 190 из них имели высшее образование[393]. Между тем, согласно переписи населения 1959 г., процент чеченцев и ингушей среди населения республики, хотя и значительно сократился по сравнению с 1939 годом (58,4 %), все же составлял 41,1 %[394].
Меры принимались быстрые и энергичные. В 1957 году в педагогическом институте обучалось уже 133 чеченца и ингуша, в нефтяном техническом училище — 30 человек, в педагогическом училище — 145 человек