[20].
Кое-какие сведения о событиях 1942-43 гг. и более позднего времени по истории народов Северного Кавказа и Калмыкии можно почерпнуть в ряде обобщающих работ[21]. Сравнение статистических данных за предвоенный, военный и послевоенный периоды, извлеченные из официальных статистических сборников, позволяет выяснить динамику движения населения Кавказа и Калмыкии, изменения в области образования, экономики и пр.[22]
Немалый интерес вызывают работы по истории Северного Кавказа, принадлежащие историку из г. Грозного В. И. Филькину — секретарю Чечено-Ингушского обкома КПСС в прошлом, бывшему заведующему кафедрой истории КПСС Грозненского нефтяного института, а ныне доценту той же кафедры. Многочисленные работы В. И. Филькина основаны, как правило, на глубоком изучении архивных документов, прежде всего партархива Чечено-Ингушского обкома КПСС. Среди множества работ В. И. Филькина для нас наибольший интерес представили непосредственно связанные с историей Чечено-Ингушской АССР в 1939–1945 гг.[23] В. И. Филькину свойствен спокойный и трезвый подход к событиям прошлого. Он старается исследовать основные проблемы в многоплановом аспекте. Его отличает стремление к объективности (насколько таковая возможна в наших специфических условиях) в выводах.
Отдельно необходимо сказать о рукописи проф. Р. И. Музафарова[24] и о нем самом.
Р. И. Музафаров собрал колоссальный материал о крымских татарах в период Великой Отечественной войны, об их жизни и положении после выселения из Крыма и об антикрымско-татарской пропаганде и политике в наше время. Свою рукопись Р. И. Музафаров направил осенью 1974 г. в ЦК КПСС в надежде, что после ознакомления с фактами, которые он собрал, крымским татарам разрешат возвратиться на свою историческую родину, в Крым. Увы, большого влияния его рукопись на положение крымских татар пока (май 1975 г.) не оказала: в кое-каких литературных произведениях смягчены отдельные фразы, в музеях Крыма убраны элементы экспозиций откровенно антикрымско-татарского содержания, из путеводителей по Крыму последних изданий исчезла явная клевета на историческое прошлое крымско-татарского населения. Стремясь удержать крымских татар в Средней Азии, в последние годы там начали печатать литературу на крымско-татарском языке.
Любопытна судьба самого проф. Р. И. Музафарова. Он родился в 1928 г. в г. Симферополе, в семье хозяйственного служащего. Ему было 15 с половиной лет, когда он вместе со своими соплеменниками отправился в изгнание, на Урал. Семья Музафаровых была поселена в одном из леспромхозов Свердловской области. Рефик стал разнорабочим. В 1946 г. ему удалось переехать в Узбекистан, где он приобрел квалификацию слесаря и начал работать на заводе. В 1953 г. экстерном закончил среднюю школу, поступил на заочное отделение факультета русского языка и литературы Ташкентского педагогического института и параллельно, также заочно, учился в техникуме культурно-просветительной работы. Окончил оба учебных заведения, затем работал в Калуге. Экстерном он подготовил кандидатскую диссертацию на тему «Татарские народные пословицы» и защитил ее в 1960 г. в Казанском государственном университете. Преподавал затем в высших учебных заведениях. В 1967 г. защитил докторскую диссертацию «Очерки фольклора тюрков» в г. Баку. Так Р. И. Музафаров стал доктором филологических наук. Его последующая преподавательская деятельность принесла ему звание профессора.
С 1957 г. Р. И. Музафаров — активный участник движения крымских татар за полную реабилитацию и возвращение в Крым. В 1967 г. движение добилось большого успеха — Указа Верховного Совета СССР, возвращавшего крымским татарам гражданские права. В 1972 г. проф. Р. И. Музафаров за свою общественную деятельность лишился работы. Газета «Труд» опубликовала о нем статью, пытаясь опорочить его с профессиональной точки зрения. С той поры и до осени 1975 года профессор доктор филологических наук Р. И. Музафаров был без постоянной работы. Тем не менее он продолжал научную деятельность. Помимо написанной им монографии Р. И. Музафаров составил русско-крымско-татарский и крымско-татарско-русский словари. Однако попытки напечатать эти словари не увенчались успехом. После многолетних мытарств проф. Музафаров получил в 1975 г. кафедру в Ташкентском областном педагогическом институте в Ангрене (Узбекистан). Не знаю, удержался ли он там.
Другим источником о крымских татарах послужили материалы крымско-татарского движения. Частично они были опубликованы в «Хронике текущих событий», изданной на русском языке в Нью Йорке[25]. Материалы эти содержат много важных фактов, однако к цифровым данным, сообщаемым в этих материалах, следует отнестись критически. Точные, по возможности выверенные, данные о потерях, понесенных депортированными народами в СССР, достаточно красноречивы и без преувеличений.
Для этой книги, впрочем, как и для всех без исключения работ по истории советского общества, очень важны стенографические отчеты XX и XXII съездов КПСС[26]. Ознакомление с ними необходимо не только для понимания нового курса в национальной политике СССР, т. е. восстановления «ленинских норм», но и для ощущения духа, атмосферы наступившей раскованности. Секретная речь Хрущева на XX съезде зачитывалась лишь на закрытых партийных собраниях, но опубликована в СССР не была. Она опубликована в приложении к «Мемуарам Хрущева»[27]. Интересные материалы были обнаружены на страницах газет кавказских автономий и Крыма. Что касается центральной прессы, то результаты работы с ней по этой теме вряд ли соответствуют затраченному времени и усилиям. Тем не менее эта часть работы была совершенно необходима.
Об отношении официального партийного и советского руководства к депортации и последующему восстановлению автономии народов Кавказа и Калмыкии можно в определенных пределах судить по соответствующим указам, законам и материалам сессий Верховных Советов СССР и РСФСР, а также и по стенограммам заседаний Верховных Советов автономных республик[28].
Реабилитация северокавказцев и калмыков вызвала к жизни не только серию работ отдельных авторов по истории этих народов во время Отечественной войны, но и сборники документов, воспоминаний и пр. Основная задача всех этих публикаций заключалась в том, чтобы удостоверить преданность народов Северного Кавказа и калмыков советской власти, продемонстрировать их патриотизм, вклад в дело вооруженной борьбы против гитлеровской Германии. Почти во всех публикациях содержатся сведения о труде выселенных народов в местах поселения, но крайне скудно освещается их повседневная жизнь, и, конечно, ни одного слова не говорится о суровом режиме спецпоселения и о его последствиях. Другая особенность этих работ заключается в том, что в них опущены конкретные факты сотрудничества части населения с оккупантами.
По нашему мнению, это серьезная ошибка, так как умолчание помогает сохранению неверных представлений о якобы имевшей место измене народа в целом. В интересах самих этих народов, не говоря уже об исторической правде, был бы не уход от фактов, а спокойное и сбалансированное изучение проблем, возникших в связи с оккупацией этих районов.
Мы настолько были оболванены пустопорожней демагогией, что забыли о том, что ни один народ не может и не должен расплачиваться за преступления своих отдельных представителей или даже за преступления группового характера. С точки зрения права, суверенность народа, являющегося источником власти, снимает всякую возможность обвинения его в измене.
Но полно, в том ли дело, что мы забыли об этом? Не честнее ли сказать, что представления о законе и праве в нашем государстве настолько искажены, что мы сами не представляем себе по-настоящему, что означает на самом деле понятие права.
Да и возможно ли вообще такое явление, как депортация целых народов в государстве, где существуют правовые нормы?
Кажется, за исключением М. Л. Кичикова, мало кто из советских историков серьезно занимался возникшей из немецкой оккупации ряда территорий СССР проблемой сотрудничества с врагом.
Между тем, огромная советская литература существует по истории партизанского движения на занятых фашистскими армиями советских территориях. Изданы и исследования, и воспоминания, и сборники документов. Не все они равноценны по составу документов, по качеству. Явно тенденциозный, антикрымско-татарский характер носит сборник документов, посвященный Крыму[29]. Об этом подробно рассказано в работе Р. И. Музафарова.
Получилось так, что все вопросы, связанные с проблемой сотрудничества с врагом, разрабатывались зарубежными историками. У них был свободный доступ к немецким документам самого разнообразного характера, от оперативных до архивов ведомств Розенберга и Гиммлера. Кроме того, западные историки собрали огромное количество свидетельств лиц, причастных к деятельности оккупационных властей на территории СССР. К их услугам любые архивные хранилища по любым проблемам.
Такого рода возможностей абсолютное большинство советских историков лишено. Лишь немногие из них, численно незначительная привилегированная группа, получают служебные командировки для работы в зарубежных архивах, а о поездках в длительные научные командировки за свой счет и речи быть не может[30].
Волей-неволей приходится часто «плестись в хвосте» иностранных коллег, используя выявленные ими материалы в качестве источников. Такое недостойное, а часто унизительное положение советских историков, кажется, совсем не беспокоит их руководителей и руководство наукой вообще, которое, кстати, неустанно призывает нас бороться за первенство советской исторической науки и «давать отпор» буржуазным «фальсификаторам истории». Вся существующая сложная система допусков различной категории для работы в архивах, всевозможные ограничения в использовании выявленных документов, строгая цензура, часто убивающая свежую мысль, ограничения для профессиональных историков в выборе тем и, наконец, как следствие всего этого — самоограничение и самоцензура — резко сужают профессиональные возможности советских историков и препятствуют выполнению ими своего основного профессионального долга — служению правде истории.