— ……!!!.. …!!!.. …!!!
Майор Митрошин не скупился на выражения, плевал на пол и топал ногами по хрустящему на мраморе битому стеклу. Трупы мужчин и женщин, хрипящие раненые и никакого результата — Голубую Молнию и верхушку банды не схватили, повязали сявок, но причастность их к организации Оргункова требовалось еще доказать.
Один из авторитетов «молниеносных» Еврей умер в туалете от ножевой раны. Но самое страшное — погиб в неожиданно возникшей перестрелке Костя Пастухов, изображавший подвыпившего верзилу, который прорывался в театр на светский раут.
— Коростылев! — Митрошин рвал и метал.
Коростылев благоразумно топтался поодаль, не приближаясь к майору.
— Ты почему полез на рожон без сигнала?
— Вся охрана собралась вокруг Костика, я и побежал…
— Удод! Куда ты полез в туалет, когда автобус со штурмовым отрядом еще не вышел на исходную?
— Дак стрельба пошла!
— Уволю! Засажу! Смотри, что наворочено!
— Не из-за меня же! — наконец возмутился Коростылев, трогая вспухший синяком глаз. — Они тут сами лупцевались вовсю! Мы вышибли окно и полезли внутрь минуты через две после начала бойни!
— Не ори на начальство!
Из наехавших машин скорой помощи выбегали озабоченные врачи, делали уколы болеутоляющего, на носилках уносили тяжелораненых.
— Воробьев. — Митрошин нашел глазами оперативника Воробьева. — Когда вы полезли в выбитое окно?
Воробьев пожал плечами.
— Я сам видел, как Коростылев жеребцом в одиночку понесся от магазина к театру, а вы рванули следом!
— Виталий Олегович, ей-богу, не выбивал я стекол во фрамуге, пока не началась стрельба! — ныл Коростылев.
Митрошин махнул рукой и пошел вон из разоренного вестибюля. К нему бежал заместитель Аросьев с трубкой сотового телефона.
— Что там?
— Губернатор.
— Уже доложили… Алло, Вениамин Сергеевич… Да, ЧП, да, прозевали… Да, я, Вениамин… Что я мог?.. Слушаюсь.
Митрошин беспомощно огляделся, нашел взглядом Асю — та вышла из фургончика видеонаблюдения, где стояли мониторы. Она развела руками.
— Ничего. Оргункова и Сотова в кадре нет, только Евреинов.
— Сволочи, знали, что ли… Я к губернатору.
Митрошин открыл заднюю дверцу своего служебного авто, собираясь садиться, но зам Аросьев кинулся к нему, протягивая трубку смартфона.
— Москва. Министр.
— Нет! — рявкнул Митрошин. — Я уехал.
— И что ты туда полез? — Ася подошла к задумчивому, с подбитым глазом Коростылеву.
— Надо было еще быстрее бежать. Не успел!
— Брось, Коля! Теперь на тебя стрелки переводить начнут.
— А я говорю, что выбил раму только тогда, когда там, у главного входа, затрещали автоматы! Я ждал сигнала, даже когда из пистолетов стреляли. А сигнала не было.
— Успокойся, все.
— Там, наверное, Костик надебоширил.
— Гости говорят, налет был! Ворвались мужики с пистолетами, давай мочить всех без разбору, — сказал шофер Сикорский.
— Ша, тихо! Ася, что, Молния снова ушел? — Коростылев не скрывал раздражения.
— Ушел. Руки коротки у нас его достать.
— А этот гомик Соболев…
— Коля, во-первых, не ругайся, во-вторых, что ты так на Мишу взъелся?
— Он такой же козел, как Оргунков. Даже хуже! Не забывай про брелок!
— Кстати, надо Мишу найти и переговорить насчет брелока.
— Не говорить с ним надо, а вязать и в СИЗО, там во всем сознается.
К драмтеатру, воя сиреной, подлетел дежурный уазик. Ася почувствовала необъяснимую тревогу.
— Антонова!
— Что?
— Поехали! Твоего дядьку убили! Только что! — Мать моя! — Асе стало душно. Голова закружилась.
Коростылев успел придержать ее. Сжав плечи, Коля шепнул:
— Крепись, следак!
— Коля…
Не чувствуя ничего, Ася пошла к уазику.
— Как его?
Дежурный опер смотрел в сторону.
— Горло резанули крест-накрест.
— Кто?
— Неизвестно. Следов нет. Никаких.
Ася села на заднее сиденье и разрыдалась…
Глава 27
«Семерка» высадила пассажиров за три квартала от виллы Голубой Молнии, потом уехала. Миша больше не думал о судьбе Астраханова — пусть сам разгребает с Бомбеем, ему надо свою жизнь спасать.
Оргунков молчал. Рэд Пятачина, словно замерзая, ежился. Оба ждали объяснений.
— Ну? Что молчишь?
Миша тоскливо огляделся. Что сказать о брелоке? Откуда он знает, как там брелок объявился? Потому сказал правду:
— Не убивал я Занозу и Толика.
— А твой брелок?
— Кто-то украл брелок и подбросил на место гибели парней. Кто это сделал — не знаю, но кто-то из наших. Кто подбросил брелок, тот и Занозу убил.
— Мы должны верить этому лепету? — спросил Молния.
— Ну, убейте меня! Что это даст? Я не виноват ни в чем!
— Ладно… Идем, на черта посреди улицы торчать.
Молния двинулся первым, за ним Рэд Пятачина, Миша пошел последним. Ему показалось, что Молния вроде бы поверил его объяснениям, а вот Пятачина явно подозревал Мишу.
Поплутав по узким улицам частного сектора среди бледных домишек с дощатыми заборами, кучами угольного шлака и печной золы, вышли на обустроенную улицу с двух-трехэтажными особняками из красного кирпича.
Охранники у железных ворот виллы удивились, что Молния с подручными заявились пешком, но молча отворили калитку.
Когда оказались во дворе, Молния нервно потер горло:
— Выпить надо.
Войдя в дом, он первым делом схватил бутылку с коньяком, стоявшую на журнальном столике, здесь же были и рюмки, но выпил из горла, жадно, глоток за глотком.
— И мне, — попросил Рэд Пятачина от самой двери. — Обгадился со страху!
Молния кинул бутылку. Пятачина не поймал — бутылка стукнулась о мраморный пол, но не разбилась. Рэд поднял, стал пить. Миша, нервно потирая плечи, присел в мягкое кресло.
— Что-то стряслось, — задумчиво произнес Оргунков.
— В смысле? — оторвался от бутылочного горлышка Рэд.
— Всю организацию потерял за неделю. Кто-то ломает нас.
— Брось, сколько раз так было. Не жалей быков. Новых наберем.
— Так ни разу не было.
Запиликал сотовый. Молния взял телефон с журнального столика, нажал клавишу, приложил трубку к уху.
— Слушаю… Понял. Исчезни на неделю…
Нажав клавишу «отбой», сказал Рэду:
— Бомбей сделал дело.
У Миши екнуло сердце. Как быстро, просто мгновенно, Бомбей убил старого злодея Астраханова. Но жалости к дяде Ване не было — вся прожитая жизнь двигала его к этому логическому финалу. Пацана вот его жалко — если Ася не возьмется за него, сломает себе жизнь парень, пойдет по стопам непутевого отца.
Молния устало плюхнулся на белый кожаный диван.
— Миша, я своего распоряжения не отменял…
— А?
— Ищи, кто нас глушит. Пока эту курву не раскроем, путного ничего не будет.
— Тот парень куда проворнее нашего Миши, — усмехнулся Пятачина, быстро пьянея. — Он их выследил, наших следаков, Занозу замочил, теперь Мишу осталось порешить, а там и мы с Молнией…
— Без шуток. Миша, шевели извилинами, — устало сказал Молния. — Что думаешь о разгроме организации?
— Думаю, что говорил — это дело одного из наших.
— А кто остался? Я, Рэд да ты, остальные — сявки.
— Значит, кто-то один из нас.
Рэд допил коньяк, швырнул бутылку об пол. Она снова не разбилась.
— Бракованная бутылка. Из бронестекла.
Рухнув в кресло, закрыл глаза.
— Молния, может, нам мстит кореянка? Мы ее тогда здорово опустили. Накачали ее… в таких делах палку перегибать нельзя.
Миша напрягся при упоминании о Галине.
— Не, она была на вилле, когда завалили Пашку Хрена, — отмахнулся Молния.
— Не была. Она ушла сразу, как я ее отжахал в бане…
— Думаешь, эта слякоть Ордынцев озверел и стал мстить?
— Может, не он, может, у этой суки есть мужики покрепче.
Молния вздохнул, задумавшись, забарабанил пальцами.
— Только бы менты не зацепили нас из-за стрельбы в драмтеатре… Как там сейчас? Еврея, пля, жалко… В день рождения подох. Миша, ты не сиди тут, иди работай. Работай, мать твою! — Молния разозлился, покраснел от крика.
Миша устало поднялся. Ноги были свинцовыми. Как все надоело. Он пошел прочь. Может быть, уже не нужно ничего делать, может, на видеозаписи отснята сцена расправы над фирмачами и с минуты на минуту за Молнией приедут… Хотя в это уже не верилось. Бессилие, невозможность что-либо поправить — вот единственное, что он чувствовал все дни нахождения в банде…
Часть втораяМного всего
Глава 1
Совершенно подавленный, Миша вернулся в родную квартиру. Она показалась ему нежилой и грязной, какой и была. Он сел в кресло, пододвинул ближе домашний телефон, набрал номер Аси — никто не отозвался. Миша опустил трубку на рычаг. Да, Асе сейчас не до него — убит Астраханов. Как он говорил — умру, а люди будут радоваться, обнимать друг друга: «Умер, умер Проклятый Метельщик!» Умер Проклятый Метельщик. И больше ничего — ни жалости, ни сострадания, ни сожаления. Сплошная усталость. Как там, в драмтеатре, — стрельба, крики, кровь. Астраханов наделал дел. Подслушал, тварь, их разговор с Аськой в подъезде, растрепал браткам по межгороду, и те приехали, чтобы одним махом убрать «петушиную» банду и вернуть город под свой контроль «правильного» преступного мира.
Так и надо злодею, что его Бомбей завалил.
А по большому счету виноваты они, хреновые конспираторы — болтали не таясь, вот Астраханов и натворил с их подачи.
Миша включил телевизор. Кто же все-таки напакостил ему, подбросив брелок к трупу Занозы? Рэд Пятачина? Не похоже, Рэд — как бегемот, он бы в упор бил, не таясь. А тут все подстроено с хитринкой. Он мог подумать на Занозу. Скорее всего, Заноза, ведь он один был у Миши дома, пьянствовал, в его отсутствие мог все здесь обшарить, найти брелок и положить себе в карман. На всякий случай. А потом Заноза и Толик подрались по пьянке, брелок у Занозы выпал, они убили друг друга. Отсюда следы Миши на месте их гибели. В таком случае враг мертв. Но тот мужик из «приоры» говорил, что Занозу и Толика замочили, не сами они порешили друг друга. Значит, кто замочил, тот и подбросил брелок. А как он его добыл?