— Может, Оргунков подрывает своими эксцессами суверенитет нашего государства? — усмехнулся Коростылев.
Уазик, стреляя черными выхлопами и дергаясь, поехал прочь от госпиталя. Ася задумчиво смотрела в окно.
Штурмовая группа захватила в лесу только одного Мишу Соболева. Коростылев поднял крик, что Миша тоже принимал участие в расправе над супругами Ордынцевыми. А ведь раньше они с Соболевым, до этого тайного задания Миши, нормально ладили. Когда Миша немного оправится, надо будет расспросить его, зачем он заезжал на квартиру Ордынцевых в тот роковой день. Пока он для всех в УВД еще отщепенец, хотя Митрошин вроде решил, что в банду он больше не вернется, но и говорить об этом Мише не велел. Для всех он снова станет своим, когда Оргункова в кандалах закуют в СИЗО. Пока же он подследственный.
На днях неожиданно удалось выследить Стеклову, окруженную странными личностями. Сначала решили подождать с задержанием, но наружное наблюдение выявило, что за ней уже вовсю следят фээсбэшники. Митрошин принял решение выхватить Стеклову у ФСБ из-под носа.
Коростылев, терзаясь бездействием, связался по рации со своими «наседками»:
— Что у вас? Она дома?.. А те козлы? — Он обернулся к Асе: — Охрана у нее, бляха-муха, шесть человек.
— Кто такие, выяснили? — спросила Ася.
— Повяжем — узнаем.
— Мне кажется, Коля, за Стекловой кто-то стоит. Она уезжала и вернулась с охраной. Чьи это люди? Не знаешь? И я не знаю. И Митрошин не знает, а принял решение брать ее. Думаю, мы совершаем ошибку.
— Зато ФСБ нос утрем.
— Нагадим мы им, а уж потом они нам нос не утрут, а натрут, да так натрут, что мало не покажется.
— ФСБ боишься?
— Никого я не боюсь, — отмахнулась Ася. Она знала, что этот разговор лишний, — решение начальством принято, и от ее мнения проку мало, все равно задержание Стекловой состоится.
— А что ты о чекистах печешься? — Коростылев шутливо прищурился.
Асе шутить не хотелось.
— Дело общее.
— Какое общее? Наше дело маленькое, оперативное — варнаков вязать, твое дело следаческое — преступников в суд сдавать. А у ФСБ — свое дело, какое-нибудь секретное.
Уазик встал за квартал от дома, где прятались Стеклова с сопровождением.
— Коля, у тебя сколько человек?
— Четверо.
— Будешь брать шестерых?
— Зачем? Штурмовой отряд уже здесь, вон их автобус.
— Тогда удачи. Постарайтесь не подставляться.
— Думаешь, они вооружены?
— Не знаю. — Ася развела руками. — Ничего не знаю!
Коля с шофером, вытащив пистолеты, побежали во внутренний двор. Из автобуса с зашторенными окнами выскочили в черных масках «грачи» — штурмовой отряд.
— Антонова, привет! — крикнул один из них. Кто это был? По голосу Ася не узнала.
Ася вздохнула. Как бы там ни было, задержание Стекловой значительно продвинет расследование «голубого» дела. После гибели четы Ордынцевых Оргунков получит удар, от которого уже не оправится, — пятерых боевиков, которые похитили Галину, выявили — Ордынцев держал в своей квартире скрытую видеокамеру, она включалась, когда открывалась входная дверь, — физиономии всех нападавших оказались в памяти компьютера. Видеозапись с любопытством просмотрели в полиции. Всех взяли. Признание выжали — убийство Ордынцевых раскрыто, но эти трусливые козлы, все как один, отказались назвать Оргункова и Сотова, мол, сами организовали расправу, из-за финансовых трений с Ордынцевым. Опять Голубая Молния и Пятачина остались чисты. Теперь «молниеносных» на воле всего шестеро: Молния, Рэд Пятачина, Крот, бизнесмен — отмыватель грязных денег Акушкин Федор и две шестерки — Горбунок и Пузырь. Если сейчас же повязать Молнию и Рэда, можно смело говорить о ликвидации жесточайшей в истории города банды. Когда весь город поймет, что Рэду и Молнии никак не отвертеться, найдутся желающие рассказать об их бесчинствах.
Через две минуты к полицейскому фургону с железными решетками на окнах поволокли телохранителей Стекловой. Штурмовики с мужиками не церемонились: чуть дернутся — кулаком в табло. Ася улыбнулась — чисто повязали, асы.
Коростылев с Сикорским под руки вывели Стеклову.
— Здравствуйте, Лена. — Ася воззрилась на задержанную.
— Пошла ты! — огрызнулась та.
— Ничего, с супругом повидаетесь, поостынете.
Стеклову повезли в управление на уазике. Она тупо смотрела в окно и всю дорогу молчала. Ася пока не трогала ее расспросами — пусть привыкнет к мысли, что жизнь подпольщицы для нее закончилась.
Когда Коростылев проводил Стеклову в кабинет, Ася вежливо его выпроводила.
— Ты что, Антонова?
— Дальше я сама.
— Антонова, так нельзя.
— Можно. Гуд-бай.
Закрыв дверь на ключ, Ася обернулась к Стекловой:
— Поговорим?
— За что меня взяли?
— Ты не кричи, подруга. В процессе беседы поймешь, зачем и почему.
— Где мой муж?
— О муже вспомнила? В камере он. Отпускала на волю — не хочет.
— Юродствуете. Как вас?
— Ася. Ася Антонова, старший следователь. — Ася уселась за столом поудобнее. — Итак, Елена Станиславовна, мы вас сюда пригласили по двум причинам. Первая: ваш муж признался в изготовлении контрафактной минеральной воды в промышленных масштабах.
Стеклова усмехнулась.
— Что вы усмехаетесь? Если бы не признался, я бы его отпустила на свободу, тогда… Сами понимаете, вы бы были уже вдовой.
Стеклова, скривившись, словно борясь с рыданиями, отвернулась. Понятно, вдовой быть не желает.
— Вы что-то сказали? Нет? Продолжим. Итак, ваш супруг изготовлял поддельную минералку, а вы у нас, стало быть, подельница, соучастница преступного бизнеса.
— Ложь! — резко дернулась Стеклова. — Он не мог меня оговорить!
— Правильно. Он сказал, что вы ничего не знали о его незаконном промысле. Он даже объяснил ваше присутствие на старом кирпичном заводе — вы узнали о его бизнесе, приехали, увидели все на месте и, устроив скандал, потребовали, чтобы он прекратил незаконную деятельность. Так это было?
Стеклова молчала.
— Будем считать, что так, ибо молчание — знак согласия. Хотя между нами, девочками, скажу вам — ни секунды не верила в эту чушь. Вы были подельницей своего супруга, вы знали, как он добывал хлеб с маслом, и помогали ему во всем. Видите, я не злая, я не хочу, образно выражаясь, вашей крови. Раз муж утверждает, что вы непричастны, значит — ни при чем. Но есть вторая причина нашей с вами милой беседы в этом уютном кабинете. В тот злополучный день, когда вы распекали преступного супруга, уговаривали «завязать», на цех налетели боевики Оргункова, известного в миру под псевдонимом Голубая Молния… Знаете такого? Нет? Странно. Минералку они забрали (сколько там было тысяч бутылок?), мужа вашего злодеи унизили (не будем говорить как), а вас, ни к чему не причастную, изнасиловали… многократно.
Стеклова закусила губу и молчала. Крепкая бабенка. Ее, если потренировать, можно забрасывать в кавказскую глубинку, где никак не уймутся сепаратисты и моджахеды, пусть бы осуществляла подрывную работу в бандформированиях.
Ася хмыкнула. Мысли в голове какие-то посторонние.
— Вернувшись домой, Елена Станиславовна, подавать заявление в полицию об изнасиловании вы не захотели, уехали к родителям, на природу, так сказать. Конечно, ваше право. Это мы тут думаем все (и муж ваш так написал), что вас изнасиловали, а вы, может, восприняли все по-другому — было много-много грубой любви. Что ж тут плохого? Многим нравится.
— Прекратите!
— От родителей вы успели сбежать…
— Не трогайте родителей! — истерично закричала Стеклова.
— Остыньте. Выпейте воды. — Ася демонстративно взялась за графин с водой, плеснула в стакан.
— Это гадко, эти ваши приемчики! — агрессивно огрызнулась Стеклова.
Ася резко ударила ладонью по столу — Стеклова вздрогнула.
— Приемчики мои тебе не нравятся? Дрянь! Сбежала, а из-за твоего малодушия твоих родителей замочили. Если бы ты сразу после налета сделала заявление, сдала бы нам тех гадов, твои старики были бы живы! Приемчики не нравятся. Слово-то придумала какое! А мне не нравится, что того козла, который отодрал тебя и твоего мужа, в ту же ночь убили жестоко! Суроков Павел был убит и подвешен к потолку в вашем цехе. Знаешь, почему следствие считает виновным в его смерти твоего муженька и тебя вместе с ним? В задницу ему воткнули дрын. Мстили за унижение… Второй труп тоже нашли на старом кирпичном заводе. Муж тогда твой уже у нас сидел, и есть предположение, что второго насильника — Степу Хорька — убила ты. Да, да… Чтобы выгородить мужа. Напоила снотворным и, уже беспомощного, задавила. Подвесить к потолку сил, естественно, не хватило — бросила так.
Стеклова восприняла обвинение в убийстве спокойно.
— Что скажете, Стеклова?
— Ни первого, ни второго ни я, ни мой муж не убивали.
Ася вздохнула устало:
— Я тоже так думаю. Стеклова изумилась.
— Скажите, Лена, какого рожна вы вернулись в город и пытались выйти на контакт с Оргунковым — мы за вами следили какое-то время. Кто за вами стоит?
Стеклова нахохлилась, как больная курица.
— Понятно, — сделала вывод Ася. — Вопрос преждевременный. Не получается у нас приятного, непринужденного общения. Вам надо отдохнуть. Для этих целей у нас есть специальные помещения, называются камеры. Я вас помещу к уголовницам-рецидивисткам. Просьба ночью не стучать в дверь камеры и не требовать встречи со мной. Ночью я сплю и все равно не приеду, а вам будет хуже — рецидивистки, когда гневаются, бьют страшно.
Стеклова не отозвалась.
Ася встала из-за стола, отомкнула дверь, вернулась к столу, нажала кнопку вызова дежурного конвоира. Когда он пришел, кивнула на Стеклову:
— В камеру. Кроме меня, никого к ней не пускать.
Дежурный пропустил Стеклову в коридор. Ася шепнула ему:
— Помести к спокойным, чтобы не обижали.
Оставшись одна, она нервно забарабанила по столу, взялась за трубку телефона, по внутренней связи связалась с Коростылевым: