Эскимос обрушил на Мишин затылок пистолет.
Миша отключился.
Глава 13
Боль в затылке была невыносимая. Миша шевельнул головой и застонал. Боль пронзила голову, шею и отозвалась в спине. Здорово влепил.
— Очнись! Очнись, слизняк! — Удар по щеке ожег кожу.
Миша открыл глаза. В красной пелене постепенно прояснилось перекошенное ненавистью лицо Коростылева. Он сидел рядом, согнув колени, поджав ноги под зад, и заглядывал в лицо.
— Очнись!
— У!
Коростылев ухмыльнулся, отер потный лоб, вдруг успокоился и сел рядом.
— Где Эскимос? — прохрипел Миша. — Отпустил?
— Там, у колес, валяется.
— Убил?
— Туда ему и дорога.
— Голова раскалывается. Приложил он меня! Все болит.
— Ничего, больше у тебя ничего не будет болеть.
— Убьешь меня?
— Убью. За сестру… За себя.
— А что я тебе такого сделал ужасного?
— Сестру мою обесчестил, сволочь!
— А ты знаешь, мне яйца уже отбили, по приказу Эскимоса… Коля, мы с твоей сестрой любили друг друга… По-настоящему. — Миша потрогал затылок, поморщился от нового толчка боли — пальцы оказались в крови. «Как бы Эскимос череп не проломил — с него-то уже не спросишь за такое варварство, — пронеслось у него в голове, — а мне с этим жить, еще целых две минуты!» Он посмотрел на своего друга, который считал его врагом и намеревался лишить жизни, и засмеялся, громко и нервно. «Неужели убьет, урод?! Смерть — нелепее не придумаешь! От руки друга!».
— Ты чё? — поразился Коростылев. — Крыша поехала, урод? Подыхать не хочешь?
— Ты почему меня не убил тогда, сразу, когда мы расстались с Любой? — вдруг спросил Миша, совершенно успокоившись.
Коростылев замер, словно впал в прострацию. Заговорил механическим, не своим голосом:
— Тогда все было иначе. Тогда это было вашим личным делом. А теперь, после всего, стало моим делом!.. Месяца четыре назад у меня ребенок заболел…
— Ребенок? У тебя?! — Миша поразился. Вот так номер! Вот так друг Коростылев! Да Миша о нем, оказывается, не знал ничего! Рубаха-парень оказался закрытой книгой за семью печатями!
Коростылев разозлился еще больше.
— Ну, ребенок! Что?! Не могу заиметь?! Жил с одной, она родила… Какое это для тебя имеет значение? Хотя ты же был моим другом!
— Я и есть твой друг!
— Молчи. Говорить буду только я!.. Мне тогда деньги нужны были… Позарез… Я их добыл. Мой малыш прооперирован — будет жить… Надеюсь, что очень долго и очень счастливо.
Коростылев усмехнулся, горько и зло, вытащил из пистолета обойму, стал выдавливать пальцем патроны себе на колени. Патроны падали. Миша завороженно смотрел на них. Если бы у Миши были силы, он одним ударом опрокинул бы Кольку, забрал бы пистолет и как-нибудь скрутил — пусть поостынет. Миша верил, что, как только Коростылев узнает, что он не Иуда, а лазутчик в стане врага, он успокоится, уймет в своей душе гнев и обиду.
Коростылев уловил его взгляд, сощурился в улыбке, спросил:
— Знаешь, кто помог мне добыть деньги для операции? Дядя Ваня Астраханов! Узнал, что я в дерьме (наверное, от Аськи), позвонил своим «правильным» уркам… этим. — Он кивнул в ту сторону, где лежал Эскимос. — Вот он, Эскимос, проплатил операцию и медикаменты, взамен потребовал, чтобы я взорвал изнутри банду Оргункова. Все равно как! Используй административный ресурс — ты мент, у тебя власть!.. Время шло. Я думал, как это сделать… У Эскимоса здесь какие-то дела наворачивались, а Молния ему очень мешал. Эскимос решил Молнию убрать, чтобы не делиться.
Коростылев вдруг зашлепал губами, собираясь расплакаться.
— Два месяца назад, — прошептал он.
Резко вогнав магазин с одним патроном в пистолет, он приставил ствол к виску Миши.
Миша подавился воздухом, подумал: «Коростылев обезумел, убьет за просто так».
Коростылев хлюпнул носом.
— Два месяца назад Любку подловили у моста через протоку. Вечером. Изнасиловали, как хотели… С извращениями… Ублюдки Голубой Молнии… По пьяни, наверное, или от своей борзоты великой… Я ей велел закрыть рот на замок и ехать к родне в Пензу. Она указала мне их всех — я часто рассказывал ей про оперативные дела и показывал фотографии людей Молнии, чтобы она остерегалась… Пашка Хрен, Степка Хорек, Еврей, Крот…
— Ты?! — поразился Миша. — Ты убил их?! Увидев его реакцию, Коростылев смягчился, убрал пистолет, погладил Мишу по голове.
— Я. Они стали моими врагами. У меня был долг перед Эскимосом, теперь я знал, как его вернуть, — уничтожить моих врагов!.. И ты стал моим врагом, ты, Мишка! Ушел к ним, к этим сволочам!.. Жизнь делает повороты… Хочешь курить? Перед смертью…
— Давай.
Коростылев вытащил из кармана пачку сигарет, одну сунул себе в угол рта, вторую протянул Мише, щелкнул зажигалкой. Оба с удовольствием затянулись, ощущая вкус горького дыма во рту.
Миша понял, что Коростылеву требовалось высказаться. Он не убьет, пока не расскажет всего до конца. Именно ему, Мише, он все это время хотел поведать о своей беде и своей боли.
Миша пыхнул дымом.
— Не убивай меня, Колян.
— Не могу.
— У меня есть смягчающие обстоятельства.
— Нет.
— Плохо. Совсем плохо.
Теперь Миша чувствовал себя спокойно — он не позволит Коростылеву совершить расправу, он сильнее его, каждая секунда промедления давала время сконцентрироваться, чтобы в резком выпаде обезоружить Коростылева.
— Могу я узнать правду? — хрипло спросил Миша, все время думая, когда возникнет момент для атаки.
— Какую? — Коростылев направил на него туманный, задумчивый взгляд.
— Так ты убил уродов… Не верю я, чтобы ты, Колян…
— Не называй меня Колян, — хищно ощерился Коростылев. — В то, что эти суки оттрахали мою сестру во все дырки, да не только своими мерзкими членами, а еще всяческой дрянью, ты поверил сразу?
— Перестань…
— Отчего же?.. Ты всегда был хитрожопым чистоплюем! Хотел казаться чистеньким… А душа твоя черна!.. Я узнал про склад, где цех с поддельной минералкой… Операция была назначена на четыре утра, но я, желая убедиться, что это липа, пошел туда ночью, сам, один… Я не собирался никого убивать, просто пошел по делу… На свою беду, я наткнулся на Пашку Хрена… Он думал, что я пьянчуга, заплутавший ночью, собирался ограбить меня… И я удавил его, падлу… Задницу дрыном пробил и к потолку подвесил… Так как я участвовал в утреннем налете на склад, мои отпечатки никого не смутили — я все трогал руками, как и другие опера… Это был первый подонок, которого я казнил… Я не хотел, но это судьба, Мишка… И не смотри на меня так… Хочешь выбить пистолет и скрутить меня? Ни хрена у тебя не получится — эта пуля в пистолете — твоя, и я прострелю твою скотскую башку, чтобы убить наверняка!.. Миша, ты не спасешься! А я приберусь здесь, протру пистолет Эскимоса и брошу ему под ноги… Он убил тебя, а я завалил злодея, пытаясь спасти бывшего друга!
— Сука, — с улыбкой отозвался Миша. И подумал с удивлением: «Нет, правда, вот сука!»
— Понравилось? Да, я умный, я все продумал. Из-за какой-то мелочи я не попадусь. И буду жить долго и счастливо. И моя сестра будет жить долго…
— Я тоже хочу жить долго, — признался Миша. Надо было говорить, говорить — Коростылев оттает, а Миша перехватит ситуацию в свои руки.
— Второго урода — Хорова — я нашел в городе, в кафе. Случайно наткнулся. Наш великий следователь Ася велела арестовать урода. Мне и карты в руки. Подсел к нему за столик, стал «наезжать», требовать пройти со мной в управление на беседу. Незаметно (он хорошо поддатый был) всыпал ему в кофе крепкое снотворное — пока ехали, Хоров уснул. Привез его в тот же цех, быстро удавил, без всяких объяснений, потом пробил задницу дрыном… Подвесить хотел, но не успел… Кто-то шарился на территории старого завода… Я тихонько выскользнул со склада и уехал.
— Это ты лазил в мою квартиру? — спросил Миша.
— Я. Украл у тебя брелок, твой фирменный. Ты мне как-то показал его из хвастовства и убрал в шкатулку на комоде… Проще простого… Решил отомстить тебе за предательство — ты стал Иудой, продался за деньги преступникам! Предатель!
— Кого я предал? Тебя?! — взревел Миша.
— Меня!!! — так же заорал в лицо Коростылев. — Ты пошел к ним, к моим главным врагам! Ты служишь им, Мишка!.. Ты урод!.. Я проследил Гарика Занозу…
— И Гарик? — Миша обалдел. — Гарик тоже… Любу? — спросил он ошарашенно.
— Тоже, — спокойно отозвался Коростылев. — Их было шестеро, пьяных козлов… Я собирался убить Занозу и отомстить тебе, подбросить твой брелок, улика, от которой ты не отвертишься… Не отвертишься, хитрый Миша… Твой фирменный брелок — убийственная улика.
— Это подло! — сказал Миша уверенно.
Коростылев горько рассмеялся:
— Тебе ли, Миша, судить о подлости!.. А Гарика Занозу убил не я!.. Когда я приехал на квартиру, которую отследили мои младшие опера, уроды уже лежали мертвые — завалили друг друга сами. Злобные псы. Наверное, грызли друг друга зубами, когда дрались… Нашли множество следов укусов… Я бросил брелок на пол и ушел… Не знаю почему (вот главная загадка для меня!), никого из наших следаков твой брелок не заинтересовал. О нем просто забыли! Чертова корпоративная солидарность!.. Я понял, что уперся в глухую стену! Тебя никто не арестует и не посадит!
Миша хрипло спросил:
— А Еврея тоже ты завалил?
Коростылев закивал:
— Еврея убил я… Мы готовились захлопнуть ловушку в драмтеатре, я прятался снаружи у окна в туалет (там такая широкая фрамуга… наверное, ты знаешь). Увидел сквозь окно, как все бандюки рванули наверх, — стрельба началась в вестибюле… А Еврей остался — обделался от страха… Вижу — он присел, потом засуетился, потом кинулся к писсуару… Удар железным куском трубы — и я уже внутри… Я тебя искал, чтобы разобраться… А тут Еврей! Я швырнул кусок кирпича в установленную нашими ребятами видеокамеру, чтобы мой подвиг не стал достоянием гласности… Еврей, увидев меня, достал нож. Я просто врезал ему в лицо кулаком (наш прием!), вырвал нож и ударил им ему в печень несколько раз (от таких ударов не выживают!).