Тут подоспели наши опера — мы кинулись вон из туалета ловить подельников Молнии… А сегодня утром я засек Крота — он шел один-одинешенек. В летнем кафе у магазина «Электротовары» стал дожидаться кого-то… К нему подошел какой-то тип, что-то сказал и ушел. Я скрывался в зарослях черемухи, за беленым забором с бойницами… Вытащил пистолет… Что кривишься?
— Крот был нормальным парнем! — сказал Миша строго.
Коростылев развел руки в стороны и скривил издевательскую рожу:
— Я попал в Крота с первого выстрела. Как чемпион мира по биатлону!
— Ты человека убил!
— Я убил бандита!.. Что кривишься? Не нравится? Да, Миша, я попал в Крота с первого выстрела… Крот говорил по сотовому, видимо с Голубой Молнией. Думаю, Крот решил, что его пришили люди Эскимоса, и успел сказать об этом Молнии, и назвал адрес, где его ждал Эскимос. Новый адрес. Кроту передали. Отсюда стрельба в «Абреке». Думаю, там уже всех повязали… Рэда Пятачину я уничтожу в СИЗО, повесится от безысходности!
— Рэда убил Эскимос, — с какой-то тоской в голосе отозвался Миша. Его вдруг поразило, что бородатый наглый Рэд умер, а он не радуется мстительно, типа «Сдох урод!», а, наоборот, скорбит в душе…
— Убил!!! Хоу-хо! — обрадовался Коростылев и злорадно пояснил: — Жаль, что не я это сделал, с пытками и надругательствами!.. Ну ладно. Видимо, Бог уберег его от меня!.. А сейчас, мой дорогой прошлый друг, умрешь и ты… Я буду искренне горевать о тебе, ибо до сих пор люблю тебя, как самого лучшего друга…
Коростылев навалился на Мишу, пропел фразу песни из фильма:
— Служили два товарища… Ага!
Потом снова сел.
— Эскимос мне свой пистолет одолжил, — пояснил он Мише. — Поэтому твою смерть спишем на него! Хорошо у меня получается? А?!
Коростылев вдруг дернулся удивленно, у него болезненно скривились губы, изо рта хлынула кровь, и он завалился безжизненным кулем.
Ошеломленный Миша, уже смирившийся со своей гибелью, тупо смотрел, как расплывается кровавое пятно на груди убитого Коростылева… Он испуганно пригнулся, спасаясь от чужого выстрела. Затем машинально забрал из руки умершего пистолет.
Подбежал усталый, бледный Оргунков — он сжимал в руке пистолет.
— Мишка, ты не ранен? Бежим! Моих архаров менты повязали! Надо залечь на время, муть осядет, всплывем в другом месте… Ты со мной?
— Бросай оружие! — Миша направил на него пистолет.
— Ты что, охренел? Моей шкурой откупиться захотел? Решил срок себе скостить, подлюка? — Молния дернулся, вытягивая руку с пистолетом для выстрела, но Миша опередил его.
Бах!
Молния рухнул, свернувшись скулящим комком, прижимая к груди окровавленную руку.
«Попал, куда хотел», — расслабленно, с удовлетворением подумал Миша.
— Оргунков, вы арестованы! Вы имеете право хранить молчание! Все сказанное вами во время следствия может быть использовано против вас!.. Устраивает тебя такая формулировка, козел? Всю твою преступную организацию развалил и тебя повязал оперуполномоченный Михаил Соболев!.. Так-то…
Из-за поворота вывернули две патрульные машины, затормозили, шурша гравием. Грозные полицейские с автоматами кинулись к барахтающемуся на земле Молнии.
— Наши… — Миша устало закрыл глаза. Боль в затылке снова пронзила насквозь — он выгнул спину, словно наркоман в ломке, но сейчас ему было хорошо: он сделал дело и выжил!
Майор Митрошин, восседая во главе стола для совещаний, грозно стучал авторучкой по своей кожаной папке с золотым тиснением: «На подпись».
— Плохо! И еще раз скажу: плохо! Организация Оргункова разрушена, Эскимос убит!
— Что же в этом плохого? — удивился Миша Соболев. — Оргунков задержан, дает показания, имущество бандитов опечатано (суд решит, как с ним поступить), своего подельника — честного бизнесмена Акушкина — Оргунков сдал… Стеклов сядет за незаконное предпринимательство и контрафакт, его жена — за соучастие в организации побоища в драмтеатре.
— А трупы бандитов? Павел Суроков, Степан Хоров, Евреинов? — Взгляд Митрошина был страшен.
Миша повел плечами, отозвался с хрипотцой:
— Это глухари. Следов нет.
— То-то и оно… Четыре зависших убийства.
— Почему четыре? — спросила Ася.
— Те двое, Гарик Заноза и как там его…
— Товарищ майор, там ежу понятно — друг друга по пьянке завалили.
— Тогда что скажете о смерти Крота, Андрея Кротова?
— Его убили люди Эскимоса, поэтому Оргунков со своей бандой налетел на ресторан «Абрек», устроил там бойню…
— На все у вас словесные объяснения, а мне нужны официально оформленные бумаги, где черным по белому… — Митрошин вдруг посмотрел на свои наручные часы. — Так, скоро час дня… Закругляемся.
Все радостно зашумели, зашевелились.
Но Митрошин строго произнес:
— Что ж, друзья-соратники, поедем проводить в последний путь нашего боевого товарища, старшего оперуполномоченного Колю Коростылева.
После похорон Миша вернулся в свою квартиру не один. Люба Коростылева выплакала слезы и теперь сидела тихой мышкой.
— Выпьешь? — Миша присел рядом, держа в руке бутылку водки.
Люба не ответила.
Он налил в два стакана, до половины.
— Ты знаешь, как брата я его понимаю, — сказал Миша.
— Ты о чем? — удивилась Люба.
— Он отомстил за тебя. Вот о чем. — Миша опрокинул в рот полстакана водки, выпил залпом, долго нюхал свой кулак. — Такие вот дела… Я все обдумал… Люба, я люблю тебя, и нам надо жить вместе, пожениться, рожать детей… Как ты думаешь?
Миша был искренен — любовь к Любе Коростылевой жила в его сердце тихо и размеренно и теперь вырвалась наружу.
Люба, шмыгая носом, прослезилась, обняла Мишу за склоненную голову.
— Дурачок! Конечно, конечно, я люблю тебя!.. Но разве можно говорить об этом сейчас?
— Да, можно! Так ты со мной?
— С тобой, дурень! Ты моя мечта!
— А ты моя! К тому же Колька нас благословил!
— Правда? — удивилась Люба.
— Правда. Он сказал мне, что ему очень бы хотелось, чтобы мы были вместе!
— Правда?! — переспросила Люба. — Слава богу! Это счастье!
Она вдруг строго посмотрела на задумчивого Мишу, заявила:
— Мы сделаем брату отличный памятник из черного камня.
— Хорошо, — согласился Миша. — Я уже придумал эпитафию: «Я не успел!»
— Что такое эпитафия? — уточнила Люба.
Миша устало ухмыльнулся:
— Не важно… Иди ко мне, родная!
— Любишь меня?
— Очень!