— Все будет хорошо, милая, — мама накрывает мои руки своими. Пытается утешить, но я вижу, что в ее глазах стоят слезы. — Мне позвонил Костя, сказал, что ты неудачно упала в ванной и находишься в больнице с сотрясением мозга. Ты в больнице уже сутки.
Грустно хмыкаю про себя. Надо же, он все же вызвал скорую. Не дал подохнуть в луже собственной крови. Хотя, наверное, очень этого хотел. Поднимаю руку и ощупываю голову. Она перебинтована, затылок болит так, что дотронуться невозможно, а на лбу даже сквозь бинты прощупывается хорошая такая шишка.
— Не плачь, родная, тебе нельзя волноваться. — мама вытирает с моего лица слезы, которых я даже не чувствую. Лицо будто заморожено.
— Папа где?
— Ненадолго отъехал на работу, но скоро приедет. Он очень переживает за тебя.
— Мам, у него же сердце. Ему опасно переживать.
— Ты поправляйся быстрее и папа будет в порядке.
Я молча киваю, сглатывая соленые капли. Если все было бы так легко. Просто поправиться, взять и вырезать из ткани жизни последние пару дней. Повернуть время вспять и все изменить. Не идти на эту чертову встречу, а остаться дома, ожидая мужа. А потом всю ночь напролет заниматься с ним любовью. Эх, несбыточные мечты.
В палату вошли медсестра, которая освободила мне руку от капельницы, и врач, женщина неопределенного возраста с короткой стрижкой и в очках с роговой оправой.
— Таяна, я — Юлия Викторовна, ваш лечащий врач. Давайте посмотрим, что тут у нас, — мне помогают сесть, приподняв пультом кровать и подложив под спину подушки. — Что-то беспокоит? Головная боль, головокружение, тошнота?
— Нет, ничего такого. — отвечаю, прислушавшись к своим ощущениям.
— Отлично, — женщина кивает, продолжая осмотр. Проверяет рефлексы, светит фонариком в глаза. — Таяна, у вас сотрясение мозга и гематома в лобной области. В принципе, ничего критичного. В течение недели состояние должно нормализоваться. Естественно, нужно избегать физических упражнений и сильного напряжения.
— Понятно, — уныло киваю.
— А вот с интоксикацией дело обстоит хуже. — врач поджимает губы, смотря неодобрительно. — Хороший удар вы нанесли своей печени. Тая, накануне вы мешали лекарства с алкоголем? Анализы показали наличие сильных анальгетиков в крови.
— Да, — признаюсь, прикрыв глаза. — Но не одновременно. С утра у меня сильно болел низ живота. Я выпила пару таблеток. Вино я выпила позже, уже вечером.
— Это особого значения не имеет. Так делать нельзя. Печень не может одновременно обезвреживать и алкогольные токсины, и лекарственные вещества. Ферменты не успевают нормально работать. А еще алкоголь и компоненты лекарственных препаратов могут вступать в соединения, чаще всего имеющие токсический эффект и трудно поддающиеся предсказанию. В результате происходит интоксикация организма, что с вами и произошло. Так что задержаться у нас вам придется на дней семь минимум. Хорошенько вас прокапаем, особенно гептралом, чтобы очистить организм и восстановить печень.
Несмотря на внешнюю строгость, Юлия Викторовна вела себя весьма благожелательно, чем очень расположила к себе. Я даже решилась и спросила у нее, могло ли смешение лекарств и спиртного вызвать проблемы со зрением и восприятием действительности.
— Да, такое тоже может быть. — кивнула она. — Поэтому не советую вам так рисковать своим здоровьем. Тем более если вы все же хотите в будущем выносить здорового ребенка.
— Ребенка? — я округляю глаза, руки сами собой накрывают плоский живот. — Я беременна?
— Мне жаль, Таяна, — доктор сочувственно улыбается, понижает голос, а у меня все внутри леденеет. Кровь. В ванной было так много крови… — У вас случился выкидыш. Тут ничем помочь было нельзя.
— Нет, нет, нет, — я отчаянно мотаю головой, отказываясь воспринимать услышанное. Пусть это будет ошибкой.
— Тая, милая, тише, — мама наклонилась ко мне, пытаясь успокоить, но сама уже вовсю плакала. — Все будет хорошо. Обязательно.
Нет, мам, ничего уже не будет. Все кончено. Ребенка нет, мой брак разрушен. Все пошло под откос. Мне так хотелось это закричать, но не выходило. На грудь лег тяжеленный могильный камень, не давая вздохнуть.
— Таяна, — доктор Юлия пыталась до меня достучаться, но я ее уже не слышала. — В том, что произошло нет вашей вины. Конечно, интоксикация…. ускорила… падение…. Шансов…. не было…. случае.
Одиночные слова, которые доходили до обезумевшего от горя мозга, внезапно перекрылись высоким противным звуком. Похожим на болезненный вопль.
Господи, да кто же так орет? Такое ощущение, что где-то пытают животное. Закрываю уши руками, отгораживаясь от душераздирающих звуков. Пожалуйста, пусть это существо замолчит… Оно буквально сводит меня с ума…
— Наташа, — доносится голос откуда-то сверху. — Три кубика бутирокса внутривенно. Живо!!!
В какой-то момент осознаю, что мои руки прижаты к кровати. Игла входит в вену, вызвав болезненный стон.
Зато, о чудо, чудовищный крик наконец-то смолк. В голове воцарились тишина и покой.
Зрение расплывается, со всех сторон к телу ползут плотные щупальца тумана, но мне хорошо. Не знаю, что и зачем мне вкололи, но пусть этот эффект длится подольше…
Костя приходит на следующий день около полудня. Заходит в палату молча, садится в кресло и сверлит меня тяжелым взглядом.
— Привет, — вот и все, что я решаюсь произнести. Но и на это простое приветствие ответа не получаю. Бросаю робкий взгляд на мужа и мне становится еще неуютнее. Он мрачен и предельно сосредоточен. Пытаюсь найти в темных глазах хоть толику сочувствия или переживания, но ничего не вижу. Ничего, кроме холода и пустоты. Даже оделся во все черное, под стать ситуации.
С отчаянием понимаю, что передо мной сейчас сидит абсолютно чужой человек. Который пришел сюда только потому, что того требуют сложившиеся обстоятельства. Даже в день нашей встречи в участке он не был таким отстраненным.
— Это хоть был мой ребенок? — спрашивает спокойно, без эмоций. Но при этом каждым словом бьет меня наотмашь по еще кровоточащим ранам.
— Твой, Костя, твой. — кто бы знал, каких усилий мне стоило удерживать взгляд мужа и говорить твердо. Чтобы не думал, что я вру. — До той ночи я ни с кем кроме тебя не спала. Могу поклясться на чем угодно, хоть на Библии, хоть на крови, хоть на детекторе лжи.
По лицу не могу понять, верит он мне или нет. Вижу лишь, как дергается кадык и с силой сжимаются челюсти. Затем Костя встает и отходит к окну, повернувшись ко мне спиной.
— Если тебе интересно, — бросает грубо, каждое слово цедя сквозь зубы, — то причина выкидыша не твои потрахушки и пьяные посиделки, а наша генетическая несовместимость.
— Не надо так, Костя, — я впиваюсь ногтями в ладони, оставляя кровавые отметины на коже. — Можешь оскорблять меня как угодно, называй шлюхой, потаскухой. Заслужила. Но только не укоряй ребенком. Ведь ты прекрасно знаешь, как я хотела малыша. Нашего с тобой малыша. И к врачам тебя начала таскать я, пытаясь выяснить причину бесплодия. Думаешь, я бы приняла алкоголь, если бы знала о беременности?
Словесно пытаюсь защищаться, держать удар, а внутри все разрывается от тоски, боли и отчаяния. Наш малыш, такой желанный и долгожданный, был изначально обречен. Тяжелые хромосомные неполадки сделали плод нежизнеспособным. Наверное, Костя думает, что я сейчас вздыхаю с облегчением, а у меня все огнем внутри горит. Так сильно, что разодрать хочется это проклятое тело.
— Я подаю на развод, Тая. — он пропустил мой выпад мимо ушей, продолжая говорить так сухо, будто речь шла о деловой сделке. — Стас уже оформляет документы.
Эти слова меня оглушают не хуже мощного удара в челюсть. Значит, вот как. Сразу с места в карьер. Впрочем, на что я рассчитывала? На жалость и понимание со стороны оскорбленного в лучших чувствах мужа?
Хотя, именно так. Я знала, что наше расставание это дело времени, но еще не успела свыкнуться с этой мыслью. Надеялась, что с разводом муж подождет хотя бы до моей выписки из больницы. Даст оправиться от потери. Нашей общей потери, между прочим. Но нет. Невтерпеж. Как в любви, так и в ненависти своей Костя порывист и непоколебим.
— Я хочу сделать все максимально быстро и без скандала. Репутация рогоносца мне не нужна. Как и затяжные судебные процессы с дележкой имущества. Надеюсь, ты это понимаешь и не будешь предъявлять претензий, а просто подпишешь документы по-хорошему.
Горько усмехаюсь про себя. Неужели Костя считает меня еще и продажной дрянью, которая будет пытаться при разводе оттяпать кусок пожирнее? Разве я когда-либо давала повод заподозрить меня в меркантильности? Никогда. Тогда зачем он так? Хочет сделать побольнее? Что ж, ему это удается в полной мере.
— Понимаю, — отворачиваюсь к стене и закрываю глаза. Хочу плакать, но не могу. Похоже, седативы напрочь заблокировали мне слезные каналы. — Я не доставлю проблем.
Слышу как он направляется к двери, но все же тормозит на полпути.
— Увольнительную я подпишу за тебя сам. Трудовую, медкнижку и прочие документы передам с курьером. В офисе тебя видеть я больше не желаю.
Даже так. Решил добить окончательно. Что ж, такова моя расплата за содеянное. Возмущаться я не имею права. Молча сглатываю комок желчи, подступивший к горлу и жду, когда муж уйдет. Хочу остаться наедине со своим горем.
— Ясно. Квартиру освобожу после выписки. Потерпишь? — все же уточняю на всякий случай. Не хочу, чтобы маме пришлось самой паковать и тащить чемоданы.
— Из квартиры я тебя выгонять не собираюсь. Можешь не трепыхаться. А свои вещи я уже перевез. — воцаряется тяжелое молчание. Я смотрю в стену, он гипнотизирует дверь. Нет больше двух любящих людей, остались от них только пустые оболочки, разошедшиеся по углам. — Родителям твоим я о разводе ничего не говорил. Сама объяснять потом будешь. — бросает грубо, жестко. Не слова, а настоящие кирпичи. А потом внезапно добавляет: — За отца не переживай, его стабилизировали. Сначала его подлатают здесь, а потом полетит долечиваться в Германию. Я договорился.