Наступило утро.
Когда Тяпка проснулся, Налле Лапсон уже сидел за столом и что-то писал.
— Который час? — спросил Тяпка. — Надеюсь, я не проспал?
— Еще только семь, — сказал Налле Лапсон, — так что ничего страшного. Но мне надо навести порядок в нашей коммерции.
— Так вот чем ты с утра занимаешься, — заметил Тяпка.
— Так точно, — сказал Налле Лапсон. — Я завел приходно-расходную книгу.
Умей Тяпка читать, он бы прочитал вот что:
ПРЕХОДНО-РОСХОДНАЯ КНИГА НАЛЛЕ ЛАПСОНА
ДАХОДЫ
СВИНЯ-КАПИЛКА 39 КРОН ДВИНАТЦАТЬ ЭРЕ
ЗАРАБОТОНО В ПАРКЕ РАЗЛИЧЕНИЙ 10 КРОН
РОСХОДЫ
БИЛЕТ НА ПОИСТ 8
ВИЗИТКИ ЗАБЫЛ
ВХОД В ПАРК РАЗЛИЧЕНИЙ ОДНА КРОНА
ЗА ТАНТЦЫ С СОФИЕЙ ЮХАНСОН ДВАТЦАТЬ ПЯТЬ ЭРЕ
ОБМАНЬЩИКУ ДВАТЦАТЬ КРОН
Налле Лапсону в жизни не доводилось столько писать за один присест. Он и сам удивился, как хорошо у него получилось. Осталось самое трудное — сосчитать. Сложить и вычесть.
Налле Лапсон писал цифру за цифрой, зачеркивал, писал новые. Наконец тяжко вздохнул.
— Ну, как там у нас с коммерцией? — поинтересовался из постели Тяпка. — Что-нибудь сходится?
— Пока что расчеты не закончены, — ответил Налле Лапсон. — Ты спи давай, а я поработаю.
До чего же трудное это дело — считать!
— Ума не приложу, почему с этими цифрами столько мороки, — сказал сам себе Налле Лапсон. — Буквы почему-то не надо отнимать одну от другой и перемножевывать друг на друга. Нет бы и цифрам стать как-то проще и естественней?
Пожалуй, без помощи сестер Юхансон не обойтись!
И Налле Лапсон вышел из комнаты. В передней он встретил Софию.
— Доброе утро, — поздоровался Налле Лапсон. — Позвольте вас поблагодарить за вчерашний вечер. Мы с вами хорошо потанцевали. Оно вполне стоило тех двадцати пяти эре.
— И тебе спасибо, — сказала София. — Мне тоже понравилось.
— А что, сестрицы Виктории дома нет? — осведомился Налле Лапсон. — Кто же тогда будет рифмовать?
— Виктория пошла на рынок, — объяснила София. — Нам с ней иногда приходится расставаться. Чтобы рифмы не кончились.
— А я тут кое-что подумал, — сказал Налле Лапсон. — Вдруг кто-нибудь немножко выручит меня со счетом? А то очень хотелось бы знать, сколько получится, если все это сложить и вычесть.
И Налле Лапсон протянул Софии свои записи.
София стала считать.
— Должно остаться девятнадцать крон восемьдесят семь эре, — сказала она. — Но это не считая визиток.
— Еще я, кажется, съел одну сосиску на улице, — вспомнил Налле Лапсон. — Или две.
— Трудно считать, когда не знаешь всех расходов, — покачала головой София.
— По-моему, записывать каждую трату — это мелочность, — сказал Налле Лапсон. — Скажем, про мороженое, которое мы с Тяпкой съели на вокзале, вообще говорить не стоит.
— А что за обманщик? — спросила София.
И Налле Лапсон рассказал ей всю историю.
— Какой кошмар! В жизни не слышала ничего ужаснее, — вздохнула София. — Так сколько денег у вас осталось?
— Вот посчитайте! — сказал Налле Лапсон и кинул на стол свой кошелек.
В нем оказалось всего восемь крон и еще несколько эре.
— Но этого хватит только на обратный билет! — сказала София.
— Нет уж, обратно мы пока не собираемся! — заявил Налле Лапсон. — Мы еще заработаем тут денег, сестрица София, вот увидите! И честно расплатимся и за комнату, и за еду.
Глава четырнадцатая. Породистые — это значит из приличной семьи
Налле Лапсон и Тяпка бодро трусили по залитым солнцем улицам Вестерчёпинга.
— Ты вроде служил когда-то в полиции, — напомнил Тяпка Налле Лапсону. — Может, поработаешь полицейским и в этом Вестерчёпинге?
— Нет уж, — возразил Налле Лапсон. — Работать полицейским в таком большом городе — это не шутка.
— Должен тебе кое-что сказать, — сказал Тяпка.
— Сказать, что что? — переспросил Налле Лапсон.
— Что я хочу домой, в Лильбакку. Там как-то спокойнее. Сидеть бы теперь в почтмейстерском доме, а не слоняться по улицам.
— Но ты же знаешь, что нам надо заработать денег, — сказал Налле Лапсон. — Если сидеть дома сложа передние лапы, много не заработаешь.
— Я и задние сложить могу, если что, — сообщил Тяпка.
— Гляди, что там за афиша? — сказал Налле Лапсон. — Что-то про собак. Погоди-ка, я прочту как следует. ВЫСТАВ-КА СО-БАК. А дальше… погоди-ка. «Первый приз: серебряный ку-бик»… нет, «ку-бок». Что это?
— Что-то из серебра, — предположил Тяпка.
— Его можно продать и получить много денег, — воодушевился Налле Лапсон. — Если ты, конечно, получишь первый приз.
— Ты имеешь в виду, что я должен участвовать в собачьей выставке? — сказал Тяпка. — Да ни в жизнь!
Тут они как раз повстречали красивую овчарку. Она важно помахивала хвостом.
— Давай-ка с ней об этом потолкуем, — шепнул Налле Лапсон Тяпке. А в полный голос обратился к овчарке так: — Прошу прощения за беспокойство, но известно ли фру… фру собаке об этой выставке?
— Безусловно, — ответила овчарка. — И первый приз возьму я.
— Видите ли, — продолжал Налле Лапсон. — Мы-то подумали… Мой товарищ тоже собрался пойти выставиться. Если можно так выразиться.
— На выставку допускаются только породистые собаки, — ответила овчарка с невероятно надменным видом.
— Породистые? — переспросил Налле Лапсон. — А что это значит?
— Породистые — это значит из приличной семьи, — ответила овчарка.
— Я из семьи Штемпелиус, — смущенно сказал Тяпка. — Мой хозяин — почтмейстер. А хозяйка — почтмейстерша. Очень и очень приличные люди, так что вот.
— Хозяин с хозяйкой тут ни при чем, — отрезала овчарка. — Речь о твоей собственной родословной. У тебя же ее нет, это сразу видно. А меня зовут Леди Лаванда из Экебюхольма, и у меня шестьдесят два предка.
— А предки — это кто? — спросил Налле Лапсон.
— Вы оба — умственно отсталые, — заметила овчарка. — Предки — это отец с матерью, их родители и так далее, и тому подобное.
— Отец с матерью есть у каждого, — спокойно ответил Тяпка. — А также бабушки с дедушками и так далее. Лично меня зовут Тяпка, а предков у меня десять тысяч триста шестьдесят четыре.
— Я не намерена с тобой дискутировать, — высокомерно ответила овчарка. — Речь о собаках из приличной семьи.
И овчарка удалилась, подрагивая хвостом.
— До чего же противная, — сказал Тяпка.
— Не расстраивайся, — сказал Налле Лапсон. — Главное, чтобы самому быть добрым и воспитанным, а не чтобы прадедушку твоей прабабушки как-то звали в каком-то Экебюхольме.
— Но на эту выставку я все-таки, пожалуй, не пойду, — сказал Тяпка.
Глава пятнадцатая. В Гаване кто-нибудь сходит?
Вестерчёпинг лежал на берегу довольно большого озера, и в городе имелся порт, куда приходили и откуда уходили разные суда.
Налле Лапсон и Тяпка отправились в порт.
Оттуда как раз собирался отчалить белый паровой катер. Но его капитан все стоял на набережной и громко жаловался прохожим.
— Это какой-то кошмар! — причитал он. — Мой швартовый мальчишка удрал! Где я сейчас найду другого? Судно через пять минут отправляется!
— Прошу прощения, — сказал Налле Лапсон. — А швартовый мишка вас не устроит?
— Думаешь, справишься? — спросил капитан.
— Смотря по обстоятельствам, — ответил Налле Лапсон. — А что, собственно, нужно делать?
— Спрыгнуть на берег, когда катер подходит к причалу или набережной, и привязать швартовы. Вот, собственно, и все, — сказал капитан.
— Пожалуй, пойдет, — сказал Налле Лапсон. — А какое положите жалованье?
— Пять крон в день, — сказал капитан. — Плюс питание.
— Согласен, — сказал Налле Лапсон. — Если только мне будет позволено взять на борт эту собаку. В качестве корабельного пса.
— А мне какое положите жалованье? — спросил Тяпка.
— Тихо, — одернул Налле Лапсон. — Получишь половину моего.
Капитан тотчас нахлобучил на Налле Лапсона бескозырку. Тот страшно загордился.
— Эй, на шхуне! — крикнул капитан. — Все пассажиры на местах? Курс — океан, правый борт, левый борт и все остальное — вперед!
Катер стал отдаляться от берега.
Налле Лапсон расхаживал между пассажирами и говорил направо и налево:
— Морской болезнью не страдаем? Ну нет, сегодня не особенно штормит. То ли дело в прошлом году! Десятого августа! Вот это, я вам доложу, был штормяга! Эй, дамочка, осторожнее там по правому борту! В Гаване кто-нибудь сходит? Все пассатижиры, кто сходит на берег, встаем в очередь вдоль левого галса!
— Хватит болтать ерунду, — сказал капитан Налле Лапсону. — Смотри не прозевай причал! Мы уже подходим! Ну, прыгай давай! — крикнул наконец капитан. — Отдать швартовы!
Налле Лапсон призадумался, прежде чем прыгать, а потом еще раз.
— Ты едва успел, — сказал капитан.
— Так успел ведь, — сказал Налле Лапсон.
— Крепи конец! — крикнул капитан.
— В смысле веревку? — уточнил Налле Лапсон.
— Это не веревка, а канат, — рявкнул капитан, совершенно побагровев лицом.
— Мне веревку узлом завязать или как? — спросил Налле Лапсон.
Катер со всей силы врезался бортом в причал, на котором стоял Налле Лапсон и почесывал бескозырку.
— Бестолочь! — гаркнул капитан.
— Эй, на шхуне! — гаркнул Налле Лапсон.
Но скоро Налле Лапсон научился швартоваться — на последних причалах у него стало отлично получаться. Правда, катер уже возвращался обратно в Вестерчёпинг.
— Есть все-таки что-то в морском деле, — заявил Налле Лапсон Тяпке. — Здоровое и свежее.
— А я вот интересуюсь насчет питания, про которое говорил капитан, — сказал Тяпка. — Я сто лет таким голодным себя не помню!
В глубине бухты уже показался Вестерчёпинг. Шпиль церковной башни так и сверкал на солнце.
«Вот сейчас я им всем покажу, как швартуется настоящий морской медведь», — подумал Налле Лапсон. На набережной столпился народ, все смотрели на катер и махали руками.