— Есть и другие способы заработать, — сказал Налле Лапсон.
— Очень надеюсь, — сказал Тяпка. — Иначе никто на свете ничего бы не заработал. А уж ты-то точно.
— Лучше бы тебе не болтать почем зря, — заметил Налле Лапсон. — Но я полагаю, что продавать вещи гораздо выгоднее, чем их доставлять.
— Что, решил открыть свой магазин? — предположил Тяпка.
— Не совсем, — ответил Налле Лапсон. — Я думаю ходить по домам и торговать. Бритвами.
— Почему вдруг бритвами? — удивился Тяпка.
— Ну, чем-то надо торговать, — сказал Налле Лапсон. — А бритвы — они маленькие, удобные, их носить не тяжело.
— А где ты их возьмешь, бритвы? — спросил Тяпка.
— Куплю в скобяной лавке, — сказал Налле Лапсон. — А потом продам.
— Вообще-то странно, — сказал Тяпка. — Если ты сперва что-то купишь, а потом продашь, то с тем же успехом можно не делать ни того ни другого. На мой непросвещенный взгляд.
— Сразу видно, что ты ничего не смыслишь в коммерции, — снисходительно усмехнулся Налле Лапсон. — Понимаешь, я стану покупать их дороже, чем продавать, или что я говорю, я буду продавать их дешевле, чем… Нет, опять не то.
Налле Лапсон задумался.
— Мне кажется, я понял, что ты имеешь в виду, — сказал Тяпка. — Ну что, пошли в скобяную лавку?
Сказано — сделано.
— Прошу прощения за беспокойство, — начал Налле Лапсон в скобяной лавке. — Но вот моя визитка. А это визитка моего товарища.
— Очень приятно, — сказала лавочница.
— Я бы тоже так сказал, — сказал Налле Лапсон. — Хотелось бы теперь узнать, почем стоят бритвенные лезвия.
— Товар у нас качественный, — сказала лавочница. — По двадцать эре штука, или одна крона за пачку.
— А в каждой пачке их по три, как я понимаю, — сказал Налле Лапсон.
— Вообще-то по пять, — заметила лавочница.
— Вот как, — сказал Налле Лапсон, усмехаясь. — Ну да, ну да, ясно же, что по пять. Посмотрим, сколько у меня с собой денежек.
Денег было ровно пять крон.
— Дайте мне тогда лезвий на все, — попросил Налле Лапсон.
— Благодарю вас, — ответила лавочница.
Тяпка пихнул Налле Лапсона в бок.
— Не стоит тратить все деньги сразу, — шепнул он.
— Это уж я сам разберусь, — шепнул в ответ Налле Лапсон.
И забрал все пять пачек бритвенных лезвий. По пять штук в каждой.
Настроение у него было прекрасное.
— Надо написать Лотте и рассказать об этом, — сказал он.
После чего с большим старанием вывел на листке:
ДАРАГАЯ ЛОТА!
КАК ТЫ МЫ АТЛИЧНА. ЗАРАБАТЫВОЕМ ДЕНГИ НА ПРАДАЖЫ БРИТОВ. СКОРО БУДИМ ДОМА.
ТВАИ ТЯПКА И НАЛЛЕ ЛАПСОН
— У тебя почтовая марка есть? — спросил он Тяпку.
— Нет, — ответил Тяпка. — А у тебя?
На то, чтобы купить марку, денег уже не осталось.
— Тогда погодим опускать письмо в ящик, пока не заработаем на бритвах, — сказал Налле Лапсон. — За этим дело не станет!
Глава двадцатая. Куда они подевались?
Но бритвенная коммерция не задалась.
Сперва Налле Лапсон позвонил в дверь фрекен Сельмы Канареймерс.
— День добрый! — поздоровался Налле Лапсон. — Вас беспокоит Н. Лапсон, мы торгуем бритвенными лезвиями. Не желаете ли приобрести пачечку?
— Как вам не стыдно! — закричала фрекен Канареймерс. — На что мне бритвенные лезвия?
А из дверей тем временем, заливаясь лаем, выскочил маленький злобный мопс и тяпнул Тяпку за ухо.
Не успел Тяпка тяпнуть его в ответ, как мопс удрал в дом, а фрекен Канареймерс захлопнула дверь.
— По-моему, с твоей коммерцией что-то не так, — сказал Тяпка.
Налле Лапсон почесал в затылке.
— Сам не пойму, — сказал он. — Я ведь был любезен как не знаю кто!
— Вероятно, не стоило предлагать бритвенные лезвия даме, — ответил Тяпка. — Что-то мне подсказывает, что это не совсем уместно.
— Может, ты и прав, — согласился Налле Лапсон.
Надпись на следующей двери гласила: «ОПТОВИК ЛЮДВИГ ЛЕММИНГ».
— По крайней мере, это мужчина, — сказал Налле Лапсон и позвонил.
Тяпка старался держаться на заднем плане. Никогда ведь не знаешь, откуда выскочит очередной дурацкий мопс.
Но мопс не выскочил, а на пороге показался оптовик Людвиг Лемминг — мужчина с большой белой бородой.
— Простите за беспокойство, — любезно начал Налле Лапсон, — но не самого ли Деда Мороза я имею честь… нет, что это я, я хотел сказать, не самого ли оттоптовика Лемминга я имею честь видеть в этих дверях?
— А чего вам надо-то? — спросил оптовик Лемминг, причем без малейшей любезности.
— Видите ли, — ответил Налле Лапсон, — чтобы не тянуть кота за хвост и не откладывать его в долгий ящик, я предпочел бы сразу перейти непосредственно к делу.
— Валяйте, — сказал оптовик Лемминг.
— А дело мое такое, — сообщил Налле Лапсон. — Я продаю бритвенные лезвия. По крайне льготной цене.
— Я не брею бороду, — рявкнул оптовик Лемминг. — Вы что, не видите?
И захлопнул дверь.
Но следующий покупатель, кажется, клюнул.
— Почем? — спросил мужчина, открыв дверь номер три.
— Цена льготная, — сказал Налле Лапсон. — Всего двадцать пять эре пачка.
— И правда дешево, — согласился мужчина. — Раз так, я купил бы пачек десять.
— К сожалению, в данный момент у нас их всего пять, — сказал Налле Лапсон. — Сегодня на них бешеный спрос. Сами понимаете — разгар сезона. Но попозже я раздобуду вам еще.
— Ладно, возьму пока пять, — согласился мужчина. — Это крона с четвертаком.
И он протянул Налле Лапсону пять монет по двадцать пять эре.
— Позвольте выразить вам глубокую признательность, — сказал Налле Лапсон и поклонился. — Надеюсь, наше коммерческое взаимодействие успешно продолжится к обоюдному удовольствию. Теперь идем домой снимать кассу, — сказал Налле Лапсон Тяпке. — Так делают все, кто занимается коммерцией.
— Я мало чего понял, — признался Тяпка.
— Все очень просто, — сказал Налле Лапсон. — Я покупаю лезвия по двадцать эре, а продаю по двадцать пять. Получается прибыль.
— Я, конечно, считать не мастак, — сказал Тяпка, — но мне всегда казалось, пять крон стоят побольше, чем пять жалких четвертаков.
— Недалекий ты, Тяпка, — сказал Налле Лапсон. — Пойми, эти пять четвертаков и есть прибыль!
— А куда в таком случае подевались пять крон? — поинтересовался Тяпка. — На которые ты лезвия купил. В скобяной лавке.
— Тоже верно, — согласился Налле Лапсон. — Куда они подевались?
Глава двадцать первая. Палатка или что-то вроде
— Это довольно-таки возмутительно, — сказал Налле Лапсон и почесал в затылке.
— То, что ты все перепутал? — спросил Тяпка.
— Когда приходится держать в голове столько всякой всячины, — сказал Налле Лапсон, — немудрено и забыть, что двадцать эре стоит лезвие, а не вся пачка.
— Это да, — согласился Тяпка. — Но теперь-то уж делать нечего. А в кассе у нас теперь только крона да четвертак.
— Придется снова писать Лотте, — решил Налле Лапсон. — Даже хорошо, что прошлое письмо мы так и не отправили.
Новое письмо Налле Лапсон сочинял часа два. И в конце концов получилось вот что:
ИЩОРАС ДАРАГАЯ ЛОТА!
КАК ТЫ ПАЖЫВАЕШ МЫ ХАРАШО. МЫ БЫ ХАТЕЛИ БЫ ПАПРАСИТЬ ДЕНЕК В ЗАЙМЫ. ШТОБЫ И СЕСТРАМ ЮХАНСОН И НА БЕЛЕТ ДОДОМА.
ОТ ТЯБКИ И НАЛЛЕ ЛАПСОНА
Заклеивая конверт, Налле Лапсон вздохнул.
И оба вышли в город, Налле Лапсон и Тяпка. Наступил вечер. В киоске Налле Лапсон купил почтовую марку в двадцать пять эре. После чего у друзей осталась ровным счетом одна крона.
Налле Лапсон крутил и вертел в лапах последнюю монетку.
— Ты какой-то задумчивый, — заметил Тяпка.
— Я хотел спросить у тетеньки в киоске одну вещь, — сказал Налле Лапсон. — Как думаешь, Тяпка, стоит или нет?
— Зависит от того, что за вещь, — ответил Тяпка.
— Шоколадка на витрине, — сказал Налле Лапсон.
— Тогда, думаю, стоит, — ответил Тяпка и облизнул нос.
— Прошу прощения за беспокойство, — обратился Налле Лапсон к тетеньке в киоске. — Но почем вон та, так сказать, шоколадка?
Шоколадка стоила как раз крону.
— Беру, — сообщил Налле Лапсон.
И по-братски разделил ее с Тяпкой.
— Кстати, — сказал Налле Лапсон. — Это была наша последняя крона. И больше у нас денег нет.
— Зато как вкусно! — ответил Тяпка и тщательно облизал свой нос.
Друзья бродили по улицам. Летний вечер выдался ясный и теплый.
Они вышли на главную площадь.
— Что это там? — удивился Тяпка. — Странное такое, прямо посреди площади!
— Палатка или что-то вроде, — сказал Налле Лапсон.
— Выглядит крайне подозрительно, — сказал Тяпка. — Уж не живет ли там кто под этой занавеской?
— Слушай! — сказал Налле Лапсон. — У меня идея! Мы же можем там переночевать! И деньги сэкономим. В смысле, не задолжаем сестрам Юхансон за лишнюю ночь.
— Здорово! — согласился Тяпка. — Я никогда не жил в палатке. А ты?
— Что-то тоже такого не припомню, — ответил Налле Лапсон.
— Интересно, подают ли в палатках мясные косточки, — вздохнул Тяпка.
Глава двадцать вторая. До чего живой памятник!
Духовой оркестр грянул марш.
Что такое? Налле Лапсон тер глаза спросонок. Редко ему приводилось засыпать так крепко, как под этой занавеской.
Тяпку не разбудила даже музыка.
— Вставай, Тяпка! Уже белый день на дворе!
Налле Лапсону с трудом удалось добудиться приятеля.
Но почему вокруг палатки так громко играет музыка?
Налле Лапсон глянул через дырочку в ткани и увидел, что площадь полна народу.
Музыка умолкла, и теперь кто-то разговаривал возле самой палатки. Вернее, держал речь.
— Поостерегся бы полиции, — заметил про себя Налле Лапсон. — Небось и не знает, бедняга, что в этом городе берут штраф, если выступаешь с докладом.
— …нас переполняют радость и гордость, — говорил между тем голос снаружи, — что наконец-то появится памятник, воплотивший живой образ великого сына нашего города и губернии, ученого, путешественника и друга животных — Карла Августа Медвéрна! А теперь я попросил бы снять покрывало!