– Слушай, Маша, а еще лучше – записывайте меня на камеру, пока есть время. Я узнал… а источник проверенный, что в Венгрию из Петербурга на днях была отправлена установка для сохранения генофонда нации. Ее разработали в одном из питерских НИИ, в каком – я не знаю. Но мне известен адрес получателя – улица Бечи, 22, город Дорог…
Коряпышев перевел дух. Нельзя, чтобы с вертолета заметили, что камера пишет его. Впрочем, он уже все сказал. Дал все отправные точки, которые сообщила ему Пиланго. Говорить больше не о чем. Оставалось одно, последнее…
Коряпышев скинул пальто и привычно ловко накинул лямки парашюта. Центральный замок, ножные обхваты… Все понятно и просто. Может, он сумеет ускользнуть и на этот раз. Надо прыгать затяжным, открыв парашют метрах в семидесяти над землей. Тогда они не сумеют ничего сделать. А на земле снова поиграть в прятки.
Черный «Хьюз» пластал воздух лопастями метрах в четырехстах. И примерно столько же было до земли, так что выдергивать кольцо надо через три-четыре секунды.
– Если мне не повезет, доведите это дело до конца. Отдайте информацию хорошему оперу – там, в России. И передайте ей поклон! – сказал он, переваливаясь через борт корзины под лепет америкоса, словно обожравшегося поп-корна.
Освобожденный от восьмидесяти кило коряпышевского веса, шар рванулся вверх, а Коряпышев, согласно закону земного тяготения, засвистел вниз с ускорением 9,8 метра в секунду. Падая вниз спиной, он последний раз увидел морду гнусного американского мыша на фоне своих ботинок (хорошая привычка – иметь ботинки на шнурках, иначе бы их сорвало потоком воздуха).
Коряпышев начал разворачиваться, чтобы лечь на поток и видеть приближение земли, но тут неведомая сила грубо и резко вздернула его за шиворот. Это открылся купол парашюта, пришпилив контрразведчика посреди голубого небосклона над горой Геллерт. Он понял, что сработал автомат открытия парашюта, парашюта, рассчитанного на неподготовленных людей.
И тут же из-за спины, в крутом развороте, словно был действительно акулой, вывернулся «Хьюз» без опознавательных знаков. Да они и не требовались. Когда вертолет завис метрах в пятидесяти, Коряпышев увидел в проеме откатившейся двери бесстрастное лицо Стефана – телохранителя Пиланго. А потом его сменил стрелок.
Выстрелов Коряпышев не услышал. Их и не должно было быть слышно – автоматическая винтовка АУГ оснащена кроме оптического прицела прибором бесшумной и беспламенной стрельбы. Зато он услышал свист пуль над головой, но не успел порадоваться промаху неизвестного стрелка.
Потому что тот не промахнулся. Очередь, как ножом, обрубила стропы с левой стороны. Купол сложился, и Коряпышев устремился к земле.
Запасного парашюта не было. Как нет ни у кого и запасной жизни, чтобы исправить то, что напортачил.
Жить хотят все, но не у всех получается.
Коряпышев падал, сжав зубы, не издав ни крика. Только над головой его трещал полусложившийся купол – так щелкает на ветру знамя.
Так хлопало на ветру знамя, укрепленное в люке БТРа, когда они входили в заштатный чешский городишко в августе 1968-го для подавления контрреволюционного мятежа. Там застрелили его друга. Теперь им предстояло встретиться, вот только неизвестно где – сразу в раю, или сначала в чистилище.
Потому что свой срок в аду они уже отбыли. Здесь, на земле.
Глава третья
Цена одной видеокассеты
1. Из истории спецслужб: «хабарик» на бортике пепельницы
Трасса Москва – Санкт-Петербург создана не для того, чтобы доставлять удовольствие водителю. Тем более трасса обледенелая. И особенно если состояние обледенелости в равной степени относится как к дорожному покрытию, так и к человеку за рулем, напряженно приникшему к лобовому стеклу.
Этим бедолагой или героем, промерзшим до костей, был Вадим Токмаков. Пейзаж, выдержанный в черно-грязно-белых тонах, не баловал разнообразием: серая лента шоссе, выбеленные не желавшим сдаваться снегом поля. Токмаков подумал: если там, за последней чертой, ждет его воздаяние по грехам, оно будет смахивать на езду по обледенелому шоссе на лысой резине в машине, где не работает печка.
Что еще не функционирует в аппарате, над чьим капотом гордо поблескивал литой олень, выяснится позже. «Волга» ГАЗ-21 досталась Вадиму от двоюродного или троюродного дяди, некогда известного оперного певца. Лет семь или десять наследство мирно ржавело в гараже на даче. Когда тетушка решилась продать то и другое, новый владелец потребовал освободить гараж от металлолома.
Так Вадим Токмаков стал счастливым обладателем автомобиля. Сейчас, в шестом часу утра, после бессонной ночи он недобрыми и не вполне цензурными словами поминал свои частнособственнические инстинкты, так и не преодоленные за время членства в пионерской организации. Будь актив построже к недостаткам члена пионерской дружины Токмакова, Вадим отказался бы от наследства и сейчас мирно дремал в теплом вагоне скорого поезда.
Но вожди ему попались мягкотелые. Не только в масштабе школьной пионерской дружины. В масштабе доживавшей последние годы империи тоже. Страну разбазарили, прежде чем Токмаков закончил юридический факультет военного института. А еще точнее, – ее разбазарили за десятки лет до его появления на свет, когда император Великой, Белой и Малой Руси, царства Польского, княжества Финляндского и прочая (какой, бишь, губернией числились тогда нынешние гордые прибалтийские государства?) Николай II совершил тяжкое должностное преступление, отрекшись от престола.
После немки Екатерины и русского помещика Столыпина (тоже, кстати, стремившегося к немецкому порядку) никогда больше не везло России с государственными деятелями… В результате после окончания юридического факультета военного института лейтенант Токмаков получил направление уже не в Комитет государственной безопасности СССР, к чему стремился курсантом, а в некое Министерство безопасности РФ, которое потом еще раз пять переименовывалось.
В питерском управлении этой аморфной организации о былом могуществе Комитета напоминали только гранитные стены Большого дома на Литейном. Задержаться в них надолго юному следователю не пришлось: в бреду демократизации следственный аппарат госбезопасности упразднили. Но к тому времени в России уже формировалась новая спецслужба – финансовая разведка…
Над полем, черно-белым, как жизнь сотрудника правоохранительных органов, прорезалась в небе полоска цвета латуни. Токмаков закурил, подумав, что в его жизни такие светлые полоски появляются все реже. Надежды угасли как спичка на ветру, иллюзии развеялись словно дым сигарет. («Курить надо меньше», – самокритично отметил Токмаков.)
Вот разве Маша… Но и с ней все было непонятно. Она была журналисткой, неверной и ветреной, как питерская погода. Сейчас она работала за границей, но вчера скинула сообщение, что завтра приезжает в отпуск на неделю.
Завтра, – это означало уже сегодня. Пока Вадим не знал, как поступить. Сначала надо доехать до Питера.
Хотя старая машина подозрительно уверенно одолевала километр за километром. Токмаков в сотый раз вспомнил Лешу Кузнецова, шофера из ГОНа [22] , двадцать лет отсидевшего за баранкой «членовоза». Теперь он возил банкира, экзотики ради купившего именно ЗИЛ брежневской поры.
– Семь верст для бешеной собаки не крюк, – философски сказал Леша Кузнецов, узнав о намерении Вадима отправиться в путешествие из Москвы в Санкт-Петербург на «Волге» оперного певца. – Аппарат я твой на крыло поставлю, а сам ты – как? Водить умеешь?
– На служебной ездил.
– Медведь на велосипеде тоже ездит. Я спрашиваю – водить?
– Ну…
– Понятно, – сказал Кузнецов, со скрежетом поднимая капот «Волги». – Все вы, молодежь, такие. «Чему-нибудь да как-нибудь». А вот в мое время…
И дядя Леша рассказал Вадиму одну историю, как он выразился, «в назидание потомкам».
…Прапорщик Кузнецов сидел за рулем бронированного ЗИЛа, когда лопнуло правое переднее колесо. Скорость была под девяносто. «Членовоз» с секретарем ЦК КПСС по идеологии в сопровождении милицейского эскорта следовал по Ленинградскому проспекту.
Леша сразу доложил о происшествии офицеру госбезопасности, сидевшему рядом на переднем сиденье. Да тот и сам почувствовал неладное по замедлившемуся ходу и едва ощутимому крену тяжелой машины. Автоматическая система подкачки колес позволяла спокойно добраться до места назначения. Но даже намек на неисправность и тень намека на угрозу для жизни охраняемого лица требовали немедленной замены машины.
Докладывать пассажиру о проколотом колесе? Ни одному из нескольких десятков сотрудников Девятого управления КГБ СССР, оперативно подключившихся к решению возникшей проблемы, такая мысль, разумеется, и в голову не пришла. Лезть к члену Политбюро с недостойными его внимания мелочами? Нет, это означало бы отрывать выдающегося деятеля партии и правительства от дум о судьбах мирового коммунистического движения. Вдобавок – бросить тень на качество изделий советской резиновой промышленности. Не говоря уже о том, что «девятка» изначально проявила подозрительную халатность, не выявив своевременно на трассе гвоздь или осколок стекла.
Нет, правда была нежелательной гостьей в машине члена Политбюро, и ей сразу дали от ворот поворот. Мгновенно были рассмотрены все объекты по пути следования. Выбор пал на детский садик, директриса которого была доверенным лицом сотрудника Девятого управления Комитета, поскольку садик находился на правительственной трассе.
Охраняемому лицу деликатно напомнили, что он проезжает мимо детского садика, личный состав которого, простите, – деточки, то есть цветы жизни, поздравляли его, товарища члена Политбюро, с годовщиной Октябрьской революции. И были бы счастливы услышать несколько слов от выдающегося марксиста-ленинца, вся жизнь которого – вдохновляющий пример, а потом и прикрепить к стенам детского учреждения мраморную доску – в честь знаменательного посещения.
– Если вы изъявите желание…
Секретарь по идеологии такое желание изъявил. Пока он общался с народом, один ЗИЛ заменили другим, мгновенно подъехавшим. Машины были похожи, как две капли воды. Последний штрих добавил сопровождавший офицер «девятки». Оглядев салон прибывшего из ГОНа ЗИЛа взглядом художника, он вовремя спохватился и бережно перенес на бортик пепельницы недокуренную сигарету, которая была оставлена в первой машине охраняемым лицом.