Ева КофейНаложница с прицепом для Генерала-Дракона
Глава 1
— Мамочка, пожалуйста, помоги! Мамочка…
Пелагея кричит, когда бывший муж в пьяном угаре пытается взять её на руки и куда-то утащить. Как и я, она боится его в таком состоянии и даже будто бы не узнаёт. Глеб мерзко улюлюкает и кричит, чтобы дочка перестала трепыхаться.
Она не должна видеть своего отца таким. Из-за подобных выходок мне бы хотелось, чтобы она его не видела вообще.
После развода я осталась совсем одна с дочкой. Любимая моя Пелагая часто болеет, оттого её нет иногда по месяцу в детском саду. Мне приходится оставлять её с соседкой и отдавать ей часть зарплаты. Мне хотелось бы постоянно быть рядом с дочкой, может быть, тогда она и болела бы реже, но две работы и ещё кучу подработок никто не отменял. У меня нет родственников, а друзья не могут ничем помочь.
Я вернулась с тяжёлой ночной смены, а в квартире своей вместо соседки обнаружила это свиное рыло под названием бывший муж.
Галя зачем-то впустила его и ушла. Сердце кровью обливается от того, какого страху могла успеть натерпеться моя девочка. Этот гад, наверное, поднял её с кровати и стал выспрашивать, как мы с ней живём и не вожу ли я в дом кого-нибудь.
Такое уже было… И от осознания того, что я снова это допустила, что выходки отца ещё на долгие годы отложатся в памяти Пелагеи… осознание этого просто добивает меня.
Отбиваясь от человека, которого когда-то любила, а теперь иначе, чем выродком, назвать не могу, я всё-таки выхватываю дочку и опускаю на пол.
— Беги быстрее в прихожую и обувайся!
— Мама! — она плачет.
— Мама сейчас придёт тоже! Давай быстрее!
Моя умница, хоть и напугана, а всё понимает и бежит делать то, что я говорю.
— Варь… Ну чё ты, а? Новый год же! А ты как неродная… Дочку мне не даёшь… Разве так делается…
Новый год, ага… был две недели назад. Но у него каждый день — праздник. Глеб не пил, когда мы познакомились. Выпивал иногда, когда поженились. А потом… с каждым годом становилось всё хуже и хуже. И никакие кодировки не помогали. Да и сколько можно было его пытаться спасти? После трёх лет брака я подала на развод.
Для меня теперь есть только Пелагея. И я сделаю всё, чтобы она ни в чём не нуждалась и не росла бок о бок вот с такими вот личностями.
Я уже почти собрала нужную сумму на переезд. Нужно только найти заранее работу в новом городе, всё грамотно устроить. И тогда весь этот кошмар закончится.
Я толкаю Глеба в спальню, он, огромный мужик, пусть там сейчас вместо мышц один жир, страшно хохочет и даже успевает отпустить пару сальных шуток, прежде чем мне удаётся повалить его на кровать.
Он не успевает опомниться, а я уже выбегаю в коридор и замыкаю дверь. Надолго его это не сдержит. Если только кабан сам не уснёт, изгваздав моё и без того застиранное до дыр постельное бельё.
И суд был, и все запреты ему выдали, а всё равно… Рвётся сюда в пьяном бреду, а потом отговаривается тем, что ничего не помнит и вообще болен — что с него взять.
Я подбегаю к Пелагеше, целую её в щёчки приговаривая:
— Ничего, моя хорошая… Мама уже дома. Мама с тобой. Он не обижал тебя? Всё хорошо… Сейчас мы пойдём прогуляемся. Хочешь с мамой прогуляться?
— Д-да… Будем лепить из снега? Но там же холодно…
— Ничего-ничего, а мы тепло оденемся…
Сегодня мне не везёт, Глеба не сморил сон, он долбится в дверь и вот-вот её выломает… Пелагея уже обулась и даже надела шапку, моя золотая девочка. Я, гонимая страхом, надевая на неё кофту, спешно застёгиваю, укусив собачкой за подбородок и заставив дочь всхлипнуть, затем, извиняясь, протягиваю ей тёплую куртку.
— Прости, зайка. Вот, надевай. Маме тоже нужно… Я успеваю только застегнуть сапоги, которые уже начала расстёгивать, когда только зашла. До куртки не успеваю дотянуться, поскольку слышу грохот в спальне. Хватаю сумочку и прямо в джинсах и свитере выбегаю из квартиры, захлопнув дверь.
Время — восемь утра. У меня была дневная смена на рынке, потом ночная в магазине — делала ревизию. Оттого что долго не спала, плохо чувствую своё тело, но зато не сразу до меня доходит холод. Да и спать совсем не хочется из-за страха.
Мало ли что ему в голову его больную придёт? У него, наверное, белая горячка…
Пить он начал из-за любовницы, замужней женщины, которая ему все нервы истрепала. А потом, когда бросила, Глеб и вовсе стал сходить с ума.
Узнала я это всё, конечно, уже гораздо позже.
И какого мне было это узнать? Той, кто работала не покладая рук ради семьи, родила ему чудесную дочку, обслуживала — и его самого и дом. Больно — не то слово.
Но всё это уже давно пережито и перемолото.
У меня есть Пелагея. Она смысл моей жизни. Моё сокровище.
Конечно, она достойна лучшей жизни, лучшей матери. А я как не бьюсь, не могу ей стать… И даже сейчас вместо того, чтобы злиться на бывшего мужа, злюсь на себя. Ну как же так? Почему до сих пор не переехала? Почему всё вот так у меня наперекосяк?
Я выбегаю из дома с Пелагешей на руках, бегу по направлению к соседнему дому. Замечаю, что там пока открыта дверь — кто-то выносит старый телевизор и тумбы. Забегаю туда и поднимаюсь на лифте на верхний этаж, надеясь там перевести дух.
— Папа нас здесь не найдёт? — интересуется дочка. Она уже не выглядит такой напуганной. И я стараюсь следовать её примеру.
— А что нам папа, зайка моя? Он дома сидит. Он, знаешь, как мишка. Сейчас же зима. Вот он и искал себе берлогу, чтобы поспать.
— И подумал, что наш дом — это его берлога? Глупый медведь, получается.
— Получается. Ну ничего. Мама сейчас позвонит охотникам, они его…
Она пугается:
— Застрелят? Не надо, мамочка!
Я смеюсь, стараясь всем своим видом излучать спокойствие.
— Нет, просто проведут в другую берлогу. Чтобы он нам не мешал. Хорошо? А мы пока погуляем, зайдём в кафе, хочешь? Куплю тебе горячий шоколад. И пирожное.
— Правда?
— Конечно… Но только надо сначала нормальной еды поесть. Сырники или хотя бы блинчики с творогом. Знаю, где их продают. Договорились?
— Ладно, — Пелагеша кивает. Я же дрожащими пальцами набираю нашего участкового. Дочка вдруг спохватывается:
— Ну ты же без куртки, мамочка…
Да уж… Докатилась. Становится неприятно от того, как это всё выглядит. Ещё и с ребёнком. Хотя почему — выглядит? Так ведь всё и есть на самом деле. Непутёвая мамаша и бедная девочка, которая из-за неё страдает.
— Ничего, зайка. Мне так лучше. И совсем не холодно.
Я дозваниваюсь, наш разговор выходит коротким. Владимир Олегович обещает приехать в течение часа.
Кафе тут недалеко, я думаю переждать там. Только страшно, что Глеб может нас перехватить. Но в этот район я переехала недавно, он будет плохо ориентироваться, ещё и в таком состоянии.
Уже собираясь зайти в лифт, я замечаю, что дверь напротив приоткрыта, и из-за щели на нас смотрит высокая, сухая старуха с только отчасти седыми волосами. А в остальном они такие же чёрные, как у меня. На лицо ей лет девяносто, но рост под это не подходит. Я даже пугаюсь, потому что в коридоре её квартиры не включён свет, и из-за теней она выглядит особенно зловещей.
— С мужем борешься? — заговаривает она в тот момент, когда я ещё надеюсь улизнуть.
Глава 2
Она приоткрывает дверь и выступает на шаг вперёд. Где-то метр восемьдесят, в длинной ночнушке цвета слоновой кости. И не боится простудиться? Всё-таки январь, в подъезде не так уж и тепло.
— Мамочка… это же Баба-Яга… — шепчет Пелагея.
Глеб в своё время любил её пугать разными сказочными персонажами, и хоть я сама о них не упоминаю, она до сих пор помнит и боится всяких серых волчков, Кащеев и да… Бабу-Ягу.
— Нет, — вполне серьёзно отвечает старуха, — не она. Совсем другая степь… Так что же ты не отвечаешь, когда с тобой говорят?
Мурашки бегут по телу. Я, крепко стиснув руку Пелагеши, всё-таки киваю:
— С бывшим мужем. Но уже всё в порядке. Простите, если я напугала вас. Мы уже уходим.
Она выгибает тонкую бровь:
— Вот так пойдёшь?
— Да… Тут кафе рядом, да и вообще… Не беспокойтесь. И не подумайте ничего. У нас нечасто это.
Наверное, сейчас из-за того, что так сильно устала, я особенно остро чувствую стыд из-за того, как выгляжу, в какое положение попала.
Скорее бы переехать. Я хочу из Сибири в Краснодарский край. Там, может, моя крошка задышит по-новому. И все эти ужасы останутся в таком далёком прошлом, что покажутся даже не старым кошмаром, а лишь его дымкой.
— Ясно… — тянет она.
Есть что-то в ней такое властное и по-особенному притягательное, что я не могу просто взять и уйти. Она сама отходит куда-то, но дверь не закрывает, давая понять, что разговор не окончен. И я стою, будто бы подверженная каким-то странным чарам. Причём дочка так же с интересом рассматривает дверной проём и молчит. А это ей не очень-то свойственно.
Кажется, что одновременно прошла и всего секунда и целый час.
Старуха выходит к нам вместе с норковой шубой. Когда-то такое считалось роскошью. Сейчас, конечно, мода сильно изменилась и мех животных в принципе перестал быть в почёте. Но дух всё равно захватывает от возникшей у меня догадки.
— Нет… Что вы… Зачем это?
И вправду — она протягивает шубу мне.
— Бери, бери… Что ты будешь раздетая ходить? Хочешь, чтобы девочку у тебя забрали? Или заболеть хочешь? Сляжешь если — кто о ней позаботится?
Эта мысль и вправду отрезвляет меня. Болеть ни в коем случае нельзя. У меня просто нет на это права. Я принимаю шубу, рассыпаясь в благодарностях.
— Я живу в доме напротив. Я вам сегодня же её верну. В этот же час…
— Ну да, — вдруг склабится старуха, заставляя меня вместе с Пелагеей отступить на шаг. — Конечно.
Я ещё благодарю её, когда захожу в лифт и нажимаю на кнопку первого этажа.
— Надевай скорее! — кричит она мне вслед.