Отец сказал, что их должны встретить, но ни на площадке, ни в иммиграционной службе им никто ничем помочь не смог. Только сообщили, что на русские территории можно попасть с конвоем из ближайшего города Порто-Франко. Ещё предлагали купить оружие, но они взяли с собой несколько карабинов и ружей из магазина деда, и папа отказался от покупки сберегая деньги. Он и деньги почему-то решил перевести в золотые слитки и сейчас они лежали спрятанными в багажнике за обшивкой. Маше отец об этом сказал и показал, на всякий случай, чтобы знала. Там было не очень много, двухста тысяч долларов, все что дали за их дом и бизнес деда. Отец ругался, что это копейки и только дом стоит дороже, но Онорин был непреклонен и в итоге пришлось принять это предложение.
Родители посовещавшись решили переночевать в местной гостинице «Рогач». Хотя маму очень пугал череп огромного животного над входом, да и внутри ей не понравилось. Зато владелец отеля и ресторана - Арам, был очень добродушным и долго говорил с отцом, рассказывая все нюансы местной жизни. Маша почти не слушала, так как думала о своей порушенной жизни, а мама пожаловалась на головную боль и ушла в номер
На следующее утро отец нашел попутчиков, вернее они его нашли, и предложили вместе добираться до Порто-Франко, что будет безопаснее. Представились они братьями из Сербии Шкодраном и Долматом. Оба плохо, но говорили по-русски. Маше они не понравились, так как постоянно бросали на нее озабоченные взгляды, но родители этого не заметили, или не захотели замечать.
- Сиди не дергайся! - Маша проснулась от грубой фразы и маминого визга.
Сначала ничего не поняла, потом увидела как один из братьев держит на прицеле автомата отца.
- Вы что творите! Нас ждут! - Заорал отец.
- Ждут-ждут! - Ехидно усмехнулся Долмат или Шкодран. - Уже и денег заплатили. Заткнись сука! - Мотнул он стволом в мамину сторону.
Маша сжалась в комочек, чтобы стать незаметной. Ружья были в чехлах в багажнике, не дотянуться. Резко открылась задняя дверь и Маша закричала от боли, так как схватив за волосы ее выдернули из машины и бросили на землю, потом она почувствовала укол в плечо и наступила темнота.
Говорили на незнакомом языке. Отдаленно похож на русский, но все как-то неправильно, исковеркано. Сильно болела голова, а ещё тело. Очень хотелось пить. Было темно и чем-то противно воняло. Маша пошевелилась, лежала она на чем-то жестком, вроде ящика или деревянной лавки. Голоса раздавались из-за двери, не только голоса, но какие-то всхлипы и стоны. Резко раздался хохот, злобный и страшный. Глаза немного привыкли к темноте и теперь стало понятно, что она в какой-то комнате, хотя скорее чулане. Была одна дверь, из щелей между досок пробивался свет. Именно оттуда и шли звуки. Собравшись с силами, она тихонько поднялась и медленно подошла к двери. Выбрала самую большую щель и стала смотреть.
Сначала Маша не поняла ничего. Какое-то помещение, комната большая. Посередине деревянный стол. Вокруг люди, мужчины. Некоторые голые. Ей было плохо видно, но кажется что-то снимали на камеру и свет падал так, что ярко освещал стол. Потом ей стало понятно, судя по тому как двигались некоторые мужчины, что там происходит какая-то сцена секса. Ей стало жутко.
- «Это что, какое-то порно снимают?»
С того момента, и что произошло дальше она боялась вспоминать уже очень много дней и месяцев. В какой-то момент изверги расступились, а никак иначе нельзя назвать этих людей, и на грязном деревянном столе она увидела…
- Мама! Мамочка! Мамуля!!!
Не понимая ничего Маша в истерике орала и звала маму. Дверь распахнулась и ее за волосы с хохотом выволокли в комнату, у нее не было сил вырваться или сделать что-то. Ее ударили по щеке и грубый голос сказал на очень плохом русском.
- Смотри и учись!
Раздался многоголосый и дикий хохот со всех сторон. Ее снова схватили за волосы и заставили смотреть, на такие извращения, которых она даже не могла представить в самом кошмарном сне. Она уже не чувствовала боли, не слышала хохот и издевательства. Она не чувствовала, как кто-то порвал на ней футболку. Ничего этого она не чувствовала и не понимала. Тогда она видела только глаза мамы, полные боли и ужаса. Только иногда она вскрикивала или стонала.
А потом девушка помнила страшный блеск холодного металла лезвия в свете яркой лампы. Взмах - и мамин рот как-то глупо стал хватать воздух, как выброшенная на берег рыба. Сначала у мамы на шее возникла красная полоса, которая стала расплываться, а потом со стола стали капать густые красные капли. Маша не помнила, кричала она или просила о чем-то мучителей. Она помнила только громкий страшный смех и липкие руки, которые трогали ее везде. И глаза. Эти пустые мамины глаза.
Маша не помнила и не знала сколько прошло времени с тех пор как она снова оказалась в этом вонючем чулане. Нет, ее не тронули тогда, только лапали - это она знала, хотя все было как в кошмаре и этот кошмар продолжался.
Иногда дверь открывалась и ей бросали бутылку воды и сверток с едой. Она не всегда понимала, что ела, просто механически ела то, что дают. Даже не всегда понимала куда ходит в туалет и ходит ли вообще, но иногда доски под ней были сырыми.
«Эти грязные и вонючие доски». - Ей так хотелось помыться, смыть эту грязь и весь этот кошмар, но все продолжалось.
Однажды дверь открылась полностью.
- Вставай, сука. Твое время пришло.
Маша хотела испугаться, но сил не было. Она покорно встала и пошла к двери. Комната была пустой. На столе никого не было, ее в спину толкал тот самый с грубым голосом. В конце комнаты была дверь, когда дверь открыли там оказался душ. Грязный, с разводами и вода была едва теплой, но душ. Она была не в состоянии раздеться, и даже не сопротивлялась, когда остатки ее вещей просто сорвали и толкнули под струи воды.
- Мойся, сука! Хорошо мойся! Хорошо помоешься даже бить не буду.
Маша не думала о побоях, это было не страшно, но раз сказали мыться хорошо, то так и надо сделать.
Она помылась. Когда вышла на нее надели холщовый мешок. Самый обычный мешок, воняющий луковой шелухой, только распорот в районе головы и рук. Безропотно одела это одеяние и пошла за конвоиром.
«Бежать!» - Мелькнула мысль! – «Бежать!»
Но куда бежать и зачем мозг так и не понял. И она просто продолжала идти куда ее направляли.
Завели в комнату в которой на креслах сидело двое бородатых мужчин, курили кальян и разговаривали на непонятном и грубом языке. Увидев Машу они оживились, а один сказал
- Показывай!
Конвоир стянул с Маши мешок. Двое бородатых стояли и придирчиво ее осматривали со всех сторон, заставили открыть рот и заглянули туда. С кислыми минами щупали небольшую грудь девушки. Потом сказали наклониться и засунули пальцы в самые неприличные места, от чего Маша вскрикнула и у нее навернулись слезы от боли и унижения. Бородатые засмеялись каркающим смехом и переговаривались на своем непонятном языке.
- Далмат. Тры тысячи. Нэ больше. - С ужасным кавказским акцентом сказал один из бородатых конвоиру.
- Аслан, мне ее проще на кино пустить. - С другим акцентом, но также на плохом русском сказал продавец.
Маша поняла, что сейчас ее продают, но куда и зачем не понимала. А главное, не понимала, что ей теперь делать. Тем временем торг продолжался.
- Далмат. Сматри сам. Она савсэм малэнький. Нэчего трогат. Плохой товар.
- Хороший товар. Некоторые совсем детей любят. Эта ещё девка.
- У русскых свинэй это давно не девка, я увэрэн.
- Эй! Сука! Ты дэвка ещо? - Обратился к ней бородатый, Аслан.
Маша только кивнула.
- Ты щто мраз такой хароший торг портиш!?
И все засмеялись тем самым ужасным смехом.
- Ну раз гаварыт что дэвка. Дам четыре тысячи.
- Аслан. Нэ начинай! Мои парни тэбе «прадо» дорожи продали.
- «Прадо» - это как конь! Конь это прадалжэниэ мужчины. А это вещь, надоэла - выбросил.
- Пять. Если не покупаешь, то девка на столе будет, и я в дэсять раз больше заработать.
- Эээ! Это еслы твою студыю нэ накроют. Уже давно тэбя ишшут, и нэ только копы.
- Не накроют. Пять.
- А, шайтан! Нэ буд ты мусульманыном, нэ стал бы тебе помогат. Уговорыл - пять. Таблэтками или порошком?
- Давай таблетками, с ними тут проще.
Маша лишь могла догадываться, о чем идет речь. И выбравшись из чулана пыталась прогнать этот неправильный и ужасный кошмар, но кошмар никак не хотел заканчиваться.
Что было дальше она не помнила. Вернее, не хотела вспоминать. Ее мозг отчаянно сопротивлялся ещё раз воспроизводить все то, что ей пришлось пережить. Ее сознание без боли и ужаса начинало возвращаться только с того момента, когда она не задумываясь высадила целую обойму в упор, в такого же мерзкого как Аслан бородача.