— Ты выглядишь как принцесса, — сказала Майя, осматривая ее с неожиданной непосредственностью.
Люсинда опустила глаза.
— А никакой нижней юбки нет? Никаких крючков? Булавок? Пуговиц? Что его удерживает?
Майя обошла вокруг нее, поправляя складки и концы.
— Ты слишком много беспокоишься, — сказала она, затем обула Люсинду в шелковые тапочки с загнутыми вверх носами, проявляя осторожность к больной ноге. Потом она снова отступила назад, придирчиво осмотрела девушку и осталась довольна результатом. — Ты выглядишь очень неплохо. Никто и не подумает, что ты фаранг. Хочешь перекусить?
Внезапно Люсинда поняла, что голодна. Майя помогла ей пройти по выложенному мраморными плитами двору к большому павильону, который выходил на озеро. К этому времени солнце уже поднялось высоко, и белые плиты блестели.
— Мы на женской половине, — объяснила Майя, пока они медленно приближались к павильону. — С другой стороны павильона — мужская половина. Мы пообедаем на веранде, на которой бывают представители обеих половин.
Люсинда не узнавала себя, одетую в шелковое сари, с косой, костылем, в тапках с загнутыми носами. Да еще ярко светило горное солнце, к которому она была непривычна. Казалось, она плывет по двору и наблюдает за странно одетой девушкой, которая хромает вперед, поддерживаемая профессиональной танцовщицей, которая вполне могла бы быть ее близняшкой.
Широкий павильон представлял собой полукруг. Арки из песчаника выходили на западный берег.
— Не могу привыкнуть к тому, как ты выглядишь, — тихо сказала Майя.
Люсинда бросила взгляд на непривычную одежду.
— Что-то не в порядке?
— Ты выглядишь совсем по-другому в сари, — ответила Майя.
Люсинда мгновение думала об этом, затем повернулась и посмотрела на воду, блестевшую в лучах полуденного солнца.
— Что ты знаешь об этом месте?
— Мы в Бельгауме, примерно в семидесяти милях от Биджапура. Генерал Шахджи часто проводит здесь лето. Он предоставил часть этого дворца главной наложнице покойного султана, леди Читре. Мы с ней познакомились вчера вечером. Ты помнишь?
— Нет.
Люсинда перевела взгляд на воду. Казалось, часть ее все еще продолжает спать, но другая часть, которую она едва знала, впитывала вид дворца и всего вокруг.
— Здесь так тихо. Территория такая обширная. Все совсем не так, как дома, среди городских улиц. Дома столько шума! — она в смущении опустила голову. — Теперь ты посчитаешь меня простушкой, не имеющей понятия об утонченности. Я приехала в Гоа ребенком и никогда не покидала его стен.
Майя внимательно осмотрела ее.
— Драгоценности, — сказала она.
Люсинда вопросительно приподняла бровь, не понимая танцовщицу.
— Драгоценности. Ты интересовалась, как ты выглядишь. Тебе к такому прекрасному сари нужны драгоценности. Браслеты. Ожерелье. С таким богатым сари также следует что-то надеть на голову, может, жемчужную каплю по центру лба, — Майя провела по бровям Люсинды нежным пальчиком. — У фарангов есть такие вещи? Думаю, нет.
Было странно ощущать ее прикосновение. Никто никогда не касался лица Люсинды. Когда Майя дотронулась до ее лба, Люсинда в смятении подняла голову. У нее возникло странное ощущение, и разрозненные части памяти вдруг соединились. Внезапно ее глаза наполнились слезами.
— У меня ничего нет, ничего! Все было в сундуке. Потеряны мои драгоценности, моя одежда. Я взяла с собой почти все, что у меня было. Теперь это пропало, все пропало.
Пока Люсинда рыдала в ладони, лицо Майи претерпело несколько изменений. Вначале оно выражало обеспокоенность, потом раздражение, наконец спокойствие.
— Ты думаешь, что у тебя несчастье, — прошептала она. — Но я скажу тебе, что тебе повезло. Боги не могут давать подарки в сжатый кулак. Вначале нужно освободить руку, затем можно принимать подарки. Мы, несчастные дураки, называем это потерей, мы страдаем, но это — благословение богов.
Люсинда посмотрела в глаза танцовщицы:
— Ты в это веришь?
— Я должна верить, — она накрыла руку Люсинды своей. Многочисленные браслеты звякнули, соскальзывая по руке. — Вот, — внезапно сказала Майя и с трудом сняла часть браслетов с обоих запястий. — Надень их.
Люсинда тихо засмеялась.
— Они на меня никогда не налезут! Ты посмотри, какие у тебя маленькие ручки!
— Чушь! У нас руки одного размера. Давай я тебе помогу.
Она взяла ладонь Люсинды и стала тереть ей костяшки пальцев, пока те не расслабились, и браслеты внезапно проскользнули ей на запястья.
Люсинда потрясла рукой, и браслеты весело зазвенели, однако ее лицо потемнело.
— А что ты помнишь из… — она не закончила фразу. Слова повисли в воздухе.
Майя внимательно посмотрела ей в лицо.
— Я помню слона. Я помню, как он соскользнул с дороги, с края скалы в пропасть, — Майя снова посмотрела на Люсинду. — Вместе с погонщиком.
— Разбойник, — прошептала Люсинда. — Я помню, как из его рта капала слюна.
— Давай я взгляну на твою ногу, — сказала Майя.
Слова прозвучали неожиданно, и Люси потребовалось какое-то время, чтобы понять, о чем речь. Она подняла ногу и отвела низ сари в сторону.
— Капитан Патан сказал, что она сломана.
— Нет, не сломана, — заявила Майя, поглаживая лодыжку сильными пальцами. — Ты не смогла бы на нее наступать, если бы была сломана.
— Но болит, — настаивала Люсинда.
— Ты просто так думаешь, — поглаживая кости, ответила Майя, потом посмотрела прямо в глаза Люсинде. — Ты хочешь, чтобы было больно.
— Не хочу! — она уставилась на Майю. — Что ты делаешь?
От прикосновения пальцев Майи лодыжка показалась длиннее и почему-то мягче. Люсинда прикрыла глаза, тепло от пальцев танцовщицы привело ее в странное состояние, но только на мгновение.
— Закрой глаза, — приказала Майя.
Майя выглядела так уверенно, что Люсинда не могла не подчиниться. В сознание тут же ворвался образ разбойника, но она все равно продолжала плотно сжимать веки.
— Больно, — надулась она.
— Уже лучше, — сказала Майя, словно могла видеть то, что видела Люсинда мысленным взором. — Думай о чем угодно.
Хотя Люсинда и испытывала сомнения, она одновременно была очарована происходящим. Она не открыла глаз и сделала так, как велела Майя. Люсинда снова оказалась у горной речки и снова испытала ужас. У нее из глаз потекли слезы. Затем внезапно она увидела не лицо разбойника, а лицо капитана. Она резко открыла глаза.
— Патан! — закричала она и вскочила на ноги.
— Да, — волосы Майи прилипли к мокрому лицу. Она выглядела изможденной. — Да, мы должны ему помочь.
Мгновение спустя они уже спешили по двору. Люсинда шла так, словно лодыжка у нее никогда не была травмирована.
— Подожди, — сказала Майя, когда они проходили мимо ее двери. Она зашла внутрь и вернулась, держа небольшую эмалированную баночку. — Не шевелись, — велела Майя и при помощи небольшой палочки, приделанной в пробке, капнула по капельке в каждый глаз Люсинды. — Это сурьма, — пояснила Майя, пока Люсинда мигала. — Она очистит белки. Ты же не хочешь, чтобы Патан видел тебя с красными от слез глазами.
Люсинда схватила Майю за руки:
— Когда ты так добра ко мне, как я могу удержаться и не плакать еще больше?
Они пошли по насыпной дороге, касаясь друг друга плечами.
Бельгаум представлял собой муравейник из петляющих старых улиц и переулков. Майя задала вопросы многим людям, пока один юноша не проводил их до дома врача. Парень то и дело оглядывался через плечо. Он распрямил спину, чтобы казаться выше ростом, и выглядел очень серьезным. У него на щеках и над верхней губой уже появился пушок. Вскоре он станет очень красивым мужчиной. Люсинда подумала, женат ли он.
Когда две женщины приблизились к двери дома старого врача, тот вышел и долго хлопал глазами. Он словно надеялся, что это сон и они исчезнут, если ему удастся проснуться.
— Вы не должны находиться здесь, — наконец сказал он им.
— Прекратите, — ответила Люсинда. — Мы не уйдем, пока не увидим его.
Врач еще раз моргнул старыми глазами.
— Ты фаранг! Но так одета? Не может быть!
— Мы сейчас посмотрим на Патана, господин, — настаивала Люсинда.
Не дожидаясь приглашения, она прошла мимо врача. Он был слишком хрупким, чтобы сопротивляться. Майя пожала плечами и последовала за подругой.
— Куда вы его положили? — спросила Люсинда.
— Но он на пороге смерти, — сказал врач. Теперь он говорил умоляюще.
— Именно поэтому мы и пришли, — мягко ответила Майя.
Врач буркнул что-то себе под нос, затем повел их в небольшую темную комнату. Воздух там был наполнен таким количеством запахов, что Люсинда отшатнулась, едва попытавшись войти. Там пахло дымом, травами, мочой, экскрементами. Эти запахи висели в темноте, словно невидимый туман. Майя прошла мимо нее и нашла задвижку на закрытом окне.
— Нет, он должен лежать в темноте! — прошипел врач.
Майя, не обращая на него внимания, открыла ставни. Внутрь ворвался свет. Это был один сильный луч. Большая часть комнаты осталась в тени.
В солнечном свете Майя внезапно увидела Патана, напоминающего сломанную куклу. Он лежал точно так же безвольно. Одна рука высунулась из-под грубого одеяла. Был он неестественно бледен.
— Иди сюда, — позвала она Люсинду, вставая на колени рядом с головой Патана, но Люсинда не могла сдвинуться с места. Она вообще едва могла дышать.
— Видите: у него проломлена голова, — сказал врач и отвел в сторону грязную повязку. — Вот тут за ухом, — он показал искривленным пальцем.
— Почему нет крови? — спросила Майя.
— Это означает, что он умрет.
— Тихо. Он вас услышит, — прошептала Люсинда.
Врач просто покачал головой.
— От свежего воздуха ему станет еще хуже, — пробормотал врач, направляясь к открытому окну, чтобы его закрыть. — Не то чтобы это имело какое-то значение…
— Оставьте его открытым, — сказала Майя и приложила пальцы к месту за ухом Патана.