– Грязнов взялся за нарезание конкретных задач, а я посмотрел на Борю, все еще стоящего передо мной. Только смотрел он в сторону конюшни, как будто я ему неприятен и он мной брезгует. Хрена се заявочки! Знать бы, за что такой бойкот! Но говорить с сержантом надо лично и без посторонних глаз.
–Цуприк!– официально командую я.– За мной!
–Куда?– недовольно говорит мне Боря.
–На конюшню, хочу лошадей проверить,– без интонаций, ровно бросаю за спину и иду к воротам конского дома, в котором, кроме лошадей, сейчас никого нет. Архипов еще не вернулся с ведром с овсяного склада. Мы зашли в тень здания. Архипов не зря почти жил здесь. Половина строения была выправлена руками солдата, и у каждой лошади было свое место под отремонтированной крышей, кормушка, седло с оголовьем над ее апартаментами и попона. Но не это меня интересовало сейчас.
–Боря, млять, что за цирк? Почему от меня личный состав нос воротит, как от проштрафившейся шлюхи в борделе? Что тут у нас случилось?– Сержант отворачивает свое лицо в сторону и молчит. Пауза затягивается. Я жду.
–А вы у своего майора спросите, тащ лейтенант,– наконец выдавливает он.
–И что у него спросить? Боря, блин, я там не с девчонками на танцы ходил, толком объясни.– Боря вздыхает, держит руки за спиной и начинает колоться.
–Телик на связи. А там кроме майора – Бойко. Телефоны в трубке «Сокола» орут громко, а слух у маленького связиста отменный. Вот он разговор Кушака с майором и подслушал, пока тот громкость не убавил на стойке.
–И что он услышал? Ну не тяни, Боря!– шиплю я потому, что Архипов уже отошел от стены склада и сейчас будет метров пятьдесят спускаться к колоде с водой с двумя наполненными овсом ведрами.
–Нае… обманул он нас с Кушаком. Нету там спецотряда охраны. Там ученые сидят да четыре офицера. И всего их там не больше дюжины. Офицеры не боевые – техники, кроме одного – коменданта. Ну, еще зам его.
А если в одном обманул, то и насчет остального народ ему не верит. А вы с ним. А вы его слушаетесь. Все, что он говорит, вы делаете. А Федя вон в санчасти лежит, Косачук-пулеметчик весь в осколках перевязанный. А Кушак этот его – полный 3,14 обман. А мы тут задницы рвем. Файзулла кричит во сне после того, как снайпер ему каску поправил на голове. Виски поседели у татарина. Чарлинцев вырезали целиком. Елена Ивановна на десять лет старше выглядит. А этот ходит и планы строит, как ему гору нашими руками взять,– Боря высказывает нагоревшее в душе и выявленное предательство со страстью патриота заставы. Измена, обида и презрение сквозят в каждой интонации, каждой гласной и согласной букве. Я его не прерываю. Даю выговориться. А потом предлагаю следующее.
–Значит, так, товарищ старший сержант.– Мой заместитель удивлен официально-уставным тоном в конюшне среди махающих за нашими спинами хвостами лошадей. Это хорошо.– Грязнова, Шустрого и себя любимого ко мне на крыльцо. Все дела бросить. Пойдем с майором поговорим. И это, второго снайпера нашего вон туда в обломки офицерского домика посадишь. Только перед этим ко мне его, на инструктаж.
–Зачем снайпера?– Боря озадачен еще более чем.
–Для тренировки. А он долго с Кушаком разговаривал?
–Да пока вы назад ехали с Чарлинской заставы, минут сорок.– Ни буя себе! И даже не подошел после прибытия, не поинтересовался, не пожурил и не похвалил. Что ж он там такое узнал? А говорить не хочет.
–Давай, Боря, шевелись.– Боря уходит, оглядываясь на меня, но все больше ускоряется в сторону летней конюшни, где Грязнов протирает свой «вал» и руководит чисткой оружия. Я, для собственного успокоения, загоняю патрон в ствол своего штатного ПМ и ставлю пистоль на предохранитель. По старой еще привычке моего соседа по купе в вагоне поезда – опера, вынимаю магазин из пистолета и добавляю в освободившееся место еще один патрон. Мне приятно, а врагу неизвестно, что у меня на один патрон в пистолете больше. Сую его за подсумки с магазинами, все еще висящие на моей груди после нашей поездки. Пустую кобуру прячу за спину, двинув по ремню. Проверяю, как выходит нож из самодельных ножен, и выдвигаю его на миллиметр за защелку замка, чтоб выходил из своих апартаментов на бедре без усилий.
Шепчу снайперу на ухо задачу. Мой приказ прост: если майор дернется или я подам условный сигнал – бить его, даже если будет опасность кого-то из нас ранить. Ввожу в курс дела Грязнова и Шустрого. Каптер скрипит зубами. Недоверие к нам дело убыточное. Грязнов вначале сомневается, а потом дает снайперу и всем дельный совет – где кому и как стоять при нашем «совещании» или сидеть. Стрелок уходит со своей винтовкой в сторону офицерского туалета, что возле ДОСов [33]. А мы идем в санчасть, где сейчас находится наш гость, который или утаил от нас часть информации, или ввел нас сознательно в заблуждение.
–Олег, ты что?– тихо спрашивает меня Грязнов, впервые назвав по имени.– Он же раненый?
–А если я посчитаю, что Кушак мне, тебе и остальным на хрен не нужен? Ты прикинь, Виктор Иванович, кто будет вами рулить, если меня случайно кондратий хватит или пуля вдруг вылетит из левого виска? Старший по званию, согласно уставу. А кто у нас тут старший по званию? Товарищ майор, который без документов, которому верим на слово и у которого опыта по уничтожению людей, как у бродячей собаки вшей. А я просто за свою шкуру переживаю. Если он нас расстраивать не хотел и извинится, то это одно, а если начнет на себя власть брать, то земля ему пухом,– жестоко говорю я и удивляюсь своей расчетливости и пренебрежению к жизни человека, которого спас. Мне он по-прежнему менее дорог, чем любой солдат или Грязнов среди моих бойцов. Он на нас смотрит, как на инструмент в своих руках. Правда, никогда не настаивает, но черту проводит, где с ним лучше не связываться. А вооружился как? И я же сам ему все притащил. Он свой арсенал даже носить весь не может, а поди ж ты – разложился, как милитарист перед схваткой с аборигеном. Чего он боится – нас? Вот и побеседуем с позиции силы. А Шустрый возле двери подежурит, чтоб Черныш глупости не начал делать и никто нам не мешал. Ну ничо, ничо, ничо – как говорит один из моих хохлов. Нам бы день продержаться да ночь простоять. День мы уже выиграли. А вот ночь будет, та еще ночь. Спецназ мстит за своих с упорством кровников. А мы их довольно постыдно расколошматили. Как в тире. Теперь за нас возьмутся всерьез. А мне при таком раскладе измена за спиной не нужна. Комбинации майора веру солдат в командира убивают. Может, у них там так принято, в КГБ бывшем, а у нас, на заставе, этот номер не проходит. Придется ему это пояснить. И если надо, разоружу к едрене фене. Тоже мне Лоуренс Аравийский сыскался. Но чертов майор оказался снова умнее меня. Хорошо их там учили, в Высшей Школе Комитета и на спецкурсах. Но водить нас всех за нос – не есть хорошая благодарность за то, что мы его шкуру из-под арчабильских стволов вытащили.
Майор сидел на кровати, прислонившись спиною к стенке. Кровать стояла торцом к дальнему окну кубрика. Амуниция аккуратно разложена, расставлена около и развешана на быльцах солдатской кровати, тумбочке и табуретке.
–Доложили, значит?– начал первым он.
–А ты думал – никто не узнает?– Грязнов сделал шаг вправо, к простенку между оконными проемами. Боря сдвинулся влево и оперся плечом на стену в углу. Я остался перед майором в центре.
–Да просто не знал, как сказать. Решил, что так лучше будет, а то еще не поверишь,– спокойно сказал особист, грустно наблюдая наши перемещения.– Проблема у нас, Олег, и большая.
–У нас или у вас, Геннадий Петрович?– Губы сами сжимаются в сомнительную гримасу на лице.
–Теперь у всех,– как-то трагично говорит контрразведчик и морщится при попытке поменять позу.
–Так поделитесь, товарищ майор без документов,– зло говорю я. Мне начинает надоедать бесполезность информации в словах собеседника. А у меня дел по горло. Левый, правый, тыл, застава, а тут еще и граница прорезалась.
–Дрянь дело, лейтенант, спешить надо.– Оптимизма во фразе нет и в помине. Констатация факта. Мне почему-то становится невесело. Этот майор хоть и обманул нас, но он ни разу не ошибся в предсказании действий противостоящего нам противника.
–На Кушаке,– начал он,– до взрыва находилась группа управления из десяти человек. Работали только со спутниками. Траектории, возвышения, связь, проходимость команд управления, устойчивость. Четыре охранника, комендант и повар. Весь секретный объем объекта закрыт и опечатан на консервацию до особого случая. Продукты доставлялись раз в месяц. И при необходимости менялся сменный персонал. С очередной доставкой груза должны были прибыть офицеры для стопроцентной расконсервации и подготовки объекта к использованию. Пять офицеров отвечали каждый за свой участок подземной базы. Но коды доступа находились только у одного. У меня. Я могу только предположить, что после ядерного подрыва кто-то на той стороне решил реали-зовать разведданные по Кушаку. Только силенок у них со страху не хватило.
–Это почему?
–Ты же в курсе про систему минно-взрывных колодцев на всех стратегических проходах из бывшего СССР в Иран?– Я киваю, об этой системе даже солдаты знали. Им специально рассказывали на занятиях, когда доводили обстановку на ли-нейке.
–Так вот, управление зарядами сохранилось, и американцы их взорвали. Только у них мог быть доступ. В результате подрывов проходы для тяжелой техники в горах оказались перекрыты. Авиация практически уничтожена из-за выведенной из строя электроники. Но кому-то там, за перевалом, очень нужен Кушак. Бомбовый удар был избирательным по нашей территории, и тем, кто выжил, тоже нужен Кушак как гарантия безопасности. Иранцы послали своих стражей, чтоб не допустить усиления смены, разведать пути и систему обороны объекта. Сразу после удара вокруг горы были активизированы минные поля и ловушки, но основная система обороны сейчас пассивна. Если ее активировать, то никакой спецназ или тяжелая бронетехника горе не страшны. С Кушака шутя можно разнести в прах армию. Иранцы не отступят. У смены сутки назад закончились продукты. Поэтому они нарушили секретность и вышли с нами на связь. Мы для них такой же золотой ключик, как и они для нас. Против нас сейчас осталось четыре группы спецназа. И нам надо прорваться наверх. Вот и все.