На каждую искровскую группу и агента. «Искры» в России у нее была заведена отдельная тетрадь. Она называла их своими «зелеными книгами».
«Зеленой книгой» в русской революционной среде называлась обычная тетрадь или блокнот с зашифрованными адресами и другими конспиративными указаниями для подпольной работы. Почти каждый партийный комитет в России имел такую тетрадь и хранил ее в надежном месте. В случае провала организации тетрадь давала возможность восстановить связи с нужными людьми, уцелевшими от арестов. Тетради Надежды Константиновны были заветной «зеленой книгой» самой «Искры».
Дорого дала бы русская охранка за такую тетрадь! В ней хранились десятки адресов явок, адресов для писем, партийных кличек и настоящих фамилий агентов «Искры», названий ключей к шифрам. Адски трудная и опасная жизнь революционного подполья России отражалась здесь. Самара называлась «Соней», Одесса — «Осипом», Тверь — «Терентием», Псков — «Пашей», Вильно — «Груней», конспиративным названием петербургской организации было «Ваня». Каждый агент имел свою кличку.
Их было пока немного, активных агентов. Право, они все могли бы уместиться в той комнате, в которой Владимир Ильич сидит сейчас за разбором почты. Но их работа в России давала себя все больше чувствовать. Созданные ими искровские группы тоже были пока малочисленны, зато именно они становились наиболее влиятельными, передовыми форпостами русского революционного движения, очагами подлинного марксизма. Опираясь на «Искру», они завоевывали с каждым днем все больший авторитет, и число их сторонников быстро росло. Зато таяли ряды «экономистов». В рабочей среде их становилось все меньше.
Сколько почты сегодня! Уже глубокая ночь, а Владимир Ильич все еще сидит за столом. Спит Елизавета Васильевна, прилегла уставшая от расшифровки всей этой почты Надежда Константиновна. Тихо в квартире, и только слышно, как потрескивает горящий фитиль в лампе и скрипит перо в руке Владимира Ильича. Он отвечает на письма агентов «Искры».
И кажется, он ведет живую беседу и в комнате вместе с ним сейчас находятся и Глеб Кржижановский, и Лепешинский, и Сильвин, и Радченко, и Стопани. Улыбчиво смотрит Бауман. Весь обратился в слух Бабушкин. Вся боевая когорта здесь.
Впрочем, нет, не вся. Есть еще агенты «Искры», чудесные работники революционного подполья, самоотверженные люди рождающейся партии. Предсказание сбывалось: к ней действительно потянулось все самое живое и честное из разных слоев русского общества. Помогать созданию партии шли лучшие, готовые на все.
Читая почту, Владимир Ильич радуется так, что у него начинает стучать сердце. Какие люди!
Казалось, невозможно все держать в памяти. Кто, где, что делает, какие у кого сильные стороны и слабости.
А Владимир Ильич помнит, с каждым беседует, советуется. Эти люди первыми вышли на зов истории, и им трудно. Владимир Ильич это знает и зовет их в письмах к бодрости, к еще большей активности. Порой он даже произносит обращенные к ним слова вслух:
— Мы должны работать еще энергичнее, друзья! Ничего другого нам не остается. Мы первыми вышли на зов истории и должны идти вперед, вперед, дальше, не останавливаясь ни перед чем!..
Но в письмах Владимир Ильич не употребляет слов «история», «первыми вышли на зов», «энергичнее работать», «вперед, вперед». Он пишет:
«Получили ваше письмо. Ваш способ распространения лит[ерату]ры вполне одобряем…»
И сообщает:
«№ 3 печатается, вслед за ним четвертый. Вышли листки майский и особый листок «Искры».
Советует:
«…свяжитесь с Пековым. Мы буд[ем] посыл[ать] чемоданы Лепешинск[ому], а Вы берите от него».
Запрашивает:
«Не можете-ли основать в Питере литературную группу для содействия Искре, которая взяла бы на себя посылку Искре различных литературных материалов, читанных газет и журналов, очень бы важно всякие отчеты комиссий, управ и т. п.»
Еще просьба:
«Пожалуйста, пришлите нам поскорее точный отчет, сколько у Вас чемоданов и каких было…»
Забота о чемоданах для Владимира Ильича сейчас одна из главных. Доставка «Искры» в Россию пока держится почти только на них, на чемоданах с двойным дном и потайными стенками. Но как перебросить семь-восемь тысяч газет (таков тираж «Искры») столь малоудобным способом через границу?
Давно уже бьется редакция «Искры» над тем, чтобы наладить «оптовую» переброску газет через границу. После провала транспорта с «Искрой» на русско-германской границе возле Мемеля Владимир Ильич принял меры, чтобы найти другие пути для массовой транспортировки газет в Россию. Намечалось и печатание «Искры» в самой России, и над этим агенты «Искры» уже усиленно работали.
Но пока все это устроится, приходилось думать о чемоданах, обеспечивать, чтобы они в целости попадали в нужные руки.
Забот много. Наверное, Бабушкин сейчас очень нуждается в деньгах. Весь отдался работе для «Искры», а жить-то надо, себя, жену кормить. А ведь сам не попросит, не пожалуется. И Владимир Ильич делает заметку на память: Грачу надо написать, чтобы он выдавал из денег «Искры» Бабушкину хотя бы рублей по тридцать ежемесячно. А Глебу Кржижановскому надо сейчас же, не откладывая, предложить поскорее перебираться из своей Сибири на Волгу, в Саратов, что ли. Там очень нужен организатор вроде Глеба, на Волге уже немало искровских групп.
Среди ночи просыпается Надежда Константиновна и видит: Владимир Ильич еще за работой, пишет России.
Конец апреля и первые майские дни 1901 года принесли много новых событий.
В России календарь отставал на 13 дней от летосчисления, принятого в Западной Европе. Первое мая праздновалось поэтому 18 апреля. И вот, начиная с этого дня, в Мюнхен посыпалось множество вестей с родины. Газеты и почта сообщали о массовых рабочих демонстрациях и серьезных стычках с полицией — даже с правительственными войсками — в России.
В Петербурге рабочие нескольких заводов и фабрик устроили уличную майскую демонстрацию на Сампсони-евском проспекте.
Проспект широкий, длинный. Мостовая — в булыжнике, по сторонам — угрюмые каменные и деревянные дома. Первыми сюда вышли шумной, взбудораженной колонной ткачи фабрики Чешера. За ними вышли ткачи и ткачихи Сампсониевской мануфактуры, металлисты завода Лесснера.
Последовал приказ градоначальника:
— Разогнать! Выслать полицию и войска!
И вот уже цокают по булыжнику копыта казачьих лошадей, бегут к мосту запыхавшиеся пешие городовые, придерживая болтающиеся на боку шашки.
Рабочие оборонялись камнями. В одном из переулков возникла баррикада. Полиция повела осаду, ворвалась в дом, где жило много рабочих, и тут произошла рукопашная схватка.
Несколько часов длилось побоище…
Весь конец апреля и в мае шли из России вести о подобных стычках, и об одной из них Владимир Ильич написал в «Искру» статью. Написал вечером того же дня, когда в Мюнхен пришло известие о серьезной схватке рабочих Обуховского завода с полицией и солдатами в Питере.
По размаху эта стычка оказалась еще более крупной, чем демонстрации на Сампсониевском проспекте. Обуховский завод был военным казенным заводом. В дымных цехах работало более шести тысяч рабочих. За право праздновать свой майский праздник им пришлось дойти до кровавой стычки с правительственными войсками, до баррикад. На протяжении почти полверсты была разобрана мостовая, и туча тяжелых булыжников летела в солдат и городовых из-за баррикад. Помогали рабочим их жены, матери, дети. Полиция и солдаты применили огнестрельное оружие.
— Заметьте, — говорил Владимир Ильич Мартову, прочитав ему свою статью об этом событии. — Всего за день до побоища Питер сиял иллюминацией по случаю дня рождения императора всея Руси Николашки. А на другой день эта схватка. Каково, а? Из-за баррикад и заборов град камней! Целых шесть часов рабочие отбивали атаки карателей. Умеют драться, черт возьми!
Георгий Валентинович приехал в дождливый майский день. Встречали его на вокзале лишь двое — Владимир Ильич и Мартов. Гостя проводили в гостиницу, устроили, вместе с ним пообедали. Только потом в номер явились Вера Ивановна и Блюменфельд, находившийся в это время в Мюнхене. Скоро «Искра» будет выходить уже здесь, а не в Лейпциге.
Все обошлось на этот раз хорошо. Встреча была теплой, дружеской. Владимир Ильич пришел домой под вечер довольный и рассказал Надежде Константиновне, занятой разбором конспиративной почты, прибывшей из России, что Георгий Валентинович в отличном настроении, очень хвалит «Искру» и принимает все новые планы без спора.
— Чудесно! — обрадовалась Надежда Константиновна. — Если так, я готова ему многое простить. Мы ведь с тобой добрые, Володя.
Он смеялся, был возбужден, весел.
Но это продолжалось лишь один день.
Для четвертого номера «Искры» Владимир Ильич написал очень важную статью. Она называлась «С чего начать». В ней в сконцентрированном, предельно сжатом виде излагался весь «сибирский план», все то, о чем Владимир Ильич говорил зимней ночью на енисейском берегу Глебу Кржижановскому и что теперь уже осуществлялось. Это был страстный призыв к скорейшему сплочению сил партии, ясный рассказ о том, как дальше работать русским марксистам.
Свою статью Владимир Ильич дал прочесть Плеханову. Разговор о ней состоялся наутро в гостинице. Георгий Валентинович как-то небрежно сказал:
— Ну что ж, ну что ж. Хорошо-с. Надо печатать. Дельные мысли, бесспорно. У нас теперь на очереди организация. Само собой разумеется. Практическая работа очень важна и необходима. Теория без практики мертва…
Собственно, тем разговор и кончился. Пришли Засулич, Мартов, Блюменфельд и потащили Георгия Валентиновича в кафе завтракать. Владимир Ильич не пошел с ними.
Вернувшись домой, он прошел прямо к своему письменному столу и до обеда работал с большим напряжением. Был молчалив, и за обедом Надежда Константиновна ни о чем не спрашивала; чувствовала, в чем дело, и хмурилась.
После обеда Владимир Ильич опять собрался уходить. На квартире у Засулич предстояло совещание соредакторов «Искры» по очередным делам. Надежда Константиновна отказалась туда пойти под предлогом, что у нее много хлопот с поступившей за последние дни почтой.