изучил билет. Старушка потрепала его по рукаву. Сотрудник в явном смущении отошел в сторону.
Листер несколько надулся из-за того, что Свистун не придал никакого значения его телевизионной карьере. Но тут он заметил, что внимание частного сыщика чем-то отвлечено.
– Что ты там увидел? – спросил Листер. – Какого хера все это должно значить?
– Ловушка, – пояснил Свистун. – Пожилая дама решила проучить местную службу безопасности. Прикопила денег и купила билет на самый дешевый рейс. Спровоцировала их пристать к ней и ткнула билет им в физиономии. А потом она сдаст билет и вернет деньги.
– Ну, и для чего все это?
Старуха весело помахала Свистуну. Он махнул ей в ответ. Значит, она все-таки его узнала.
– Она объяснила мне однажды, что существуют дно, середина и самый верх. Полицейские, билетеры, продавцы и так далее угнетают людишек со дна, на равных обращаются с теми, кто находится посередине, и встают на задние лапки перед теми, кто на самом верху. Ей надоело терпеть такие унижения, и она надумала осуществить небольшую месть.
– А куда это ты летишь в такое время? – спросил Листер. Лихость старой побирушки не произвела на него никакого впечатления. – Получил заказ?
– Никакого заказа. Просто распутываю одну ниточку.
– Вот и у меня тот же случай. В моем сериале наступил перерыв. Один из моих друзей проводит съемки в Техасе. При нашей последней встрече он сказал, что что-нибудь для меня подыщет. Вот и посмотрим. Какого, в конце концов, черта! Деньги у меня есть, время тоже. А может, в этой картине и ролька какая-нибудь обломится. Большой экран – это же всегда большой экран. Я хочу сказать, с телевидением все нормально – и деньги, и на улицах тебя узнают, но для меня самым главным остается большой экран. А тут я пораскинул мозгами: как это он отделается от меня, раз я уже в ящике? Я хочу сказать: абсолютным ничтожеством меня больше не назовешь. А у тебя есть подружка? – без малейшей паузы спросил он, как будто этот вопрос самым естественным образом продолжил его предыдущие рассуждения.
Уистлер удивленно посмотрел на него.
– А я завел себе одну малышку, – сказал плюгавый старичок, радостно потирая руками. Достал из кармана бумажник и показал Свистуну фотографию мрачноватой крашеной блондинки, выглядящей карикатурой на красоток тридцатых годов. – На тридцать лет моложе меня. И что ты думаешь?
Любит меня. Говорит, что старый конь борозды не испортит. И силы в нем больше. Да и то сказать, у меня до сих пор встает. Ну, так какова же твоя малышка?
– У нее длинные мокрые ноги, – ответил Уистлер.
– Ни хрена себе…
Глава двадцатая
Самолет Свистуна приземлился в Новом Орлеане в полночь. Выйдя из прохладного салона во влажную ночь, он решил было, будто погрузился в теплую ванну. Запах прелых растений шибал в нос.
Он протащил багаж по пустым коридорам аэровокзала, показавшись себе сотрудником похоронного бюро, несущим гроб.
В главном зале тоже было практически пусто. За служебными окошечками никто не сидел, за одним-единственным исключением.
Ухмылочка у девушки за стойкой была что надо: если угодно поразвлечься между рейсами, так мы не против.
Свистун взял напрокат малолитражку и покатил по шоссе, ведущему из аэропорта в город. Кондиционер в машине не работал. Стоило Свистуну открыть окна – и ему показалось, будто он попал на наковальню. Дорога перешла в бульвар Тюлэйн быстрее, чем он ожидал. Он сверился с картой города, обнаруженной в «бардачке», разложил ее на коленях и поехал дальше, продолжая время от времени на нее поглядывать. У Лойлы он повернул на юго-запад, проехал несколько кварталов до Пердидо, затем свернул вправо. Общее направление – к реке – оставалось при этом неизменным.
Свистун очутился в лабиринте улочек между Северным и Южным Алмазами и Каллиопой. Еще полчаса бесплодных поисков – и он чуть ли не случайно оказался у входа в круглосуточную аптеку. Витрины были так густо заклеены всевозможными рекламными объявлениями, что не пропускали света. Припарковав машину, он перешел через улицу. На обочине валялся бродяга, бордюр тротуара служил ему подушкой, а ноги лежали прямо на проезжей части.
Если кто-нибудь выпивший подъедет сюда за лишней бутылкой, он раздавит ноги этого горемыки в труху, подумал Свистун. Остановился, размышляя, не стоит ли сделать доброе дело, спасти этого несчастного от неизбежного увечья. Нагнулся и перенес ноги бродяги на тротуар.
– Ах ты, сукин сын, – пробормотал тот, не сомневаясь, что имеет дело с ночным стервятником или, хуже того, с гиеной.
Когда Свистун прошел в аптеку, над головой у него зазвонил звонок. Внутри аптека более всего походила на склад – ряды полок, примыкающие к центральному проходу, были сплошь завалены какими-то товарами. Весь центральный проход был заставлен торговыми автоматами, причем одни громоздились на другие. Было их здесь, наверное, несколько сотен. И торговали они чем угодно – от пластиковых расчесок до плиток шоколада и презервативов, причем любой предмет стоил всего несколько центов, самое большее четвертак.
За кассой сидел клерк, здесь же, в ящиках, находился самый ходовой ночной товар – вино и пиво. Полдюжины зеркал помогали следить за каждым нечистым на руку посетителем, которому вздумалось бы сюда зайти. Но и собственное лицо продавца отражалось в этих зеркалах, и поэтому создавалось впечатление, будто он находится под стражей, а стерегут его собственные двойники.
Увидев, как идет по проходу Свистун, он поднялся с места и положил руку на стойку, как будто собрался выхватить из-под нее пистолет. В дальнем конце зала горели лампы дневного света, призрачно озаряя длинный обеденный стол с расставленными вдоль него стульями. Там же, подобно райским птичкам, восседали три размалеванные женщины, расстегнув платья и обмахиваясь веерами. Из музыкального автомата лился синкопический ритм.
– Ба-ба-ба-ба, – подхватил Свистун. – Блюз Джелли Ролла.
– В чем дело?
Вид у клерка был такой, словно Свистун только что разбудил его, а снилось ему перед этим нечто чрезвычайно приятное.
– Я разыскиваю кинотеатр, который называется… "Бобровая струя"!
Клерк посмотрел на Свистуна так, словно тот был карманом, в который он собирался залезть. Потянулся к заскорузлой жилетке, извлек стопку визитных карточек, принялся просматривать их, ни на мгновение не спуская взгляда со Свистуна.
– Вы знаете, где это?
– Выйдите, поверните направо, пройдите два квартала, потом опять направо, пройдите один квартал, потом налево, посередине квартала.
– А он сейчас открыт?
– Он всегда открыт. – Клерк обежал взглядом собственные визитки. Высмотрел одну и выложил на стойку с лихостью игрока в покер. – Льготный билет. После полуночи полцены.
– А есть здесь поблизости какой-нибудь отель? Или, может быть, мотель?
– Поблизости отсюда или поблизости от кинотеатра?
– Ну, не такой уж далекий свет! Скажем, где-нибудь посередине.
– Рядом с "Бобровой струей", просто рядом, находится "Синий дом". – На стойку легла еще одна визитка. – Со скидкой. Десять баксов за быстрый перепих.
– Я не муж в загуле и не пожарный.
– Сорок баксов за ночь, раковина в номере, туалет по коридору.
Свистун улыбнулся.
– А если мне захочется принять душ?
Еще одна визитка опустилась на стойку с легкостью пушинки.
– Через дорогу от "Синего дома". Бани «Би-Би». Десять баксов в левую дверь, пять в правую.
– А в чем разница?
– Левая для педиков. Там бывает весело.
– Когда я говорю про душ, я имею в виду только душ.
– Тогда какого черта вы собираетесь в кино? А если угодно поразвлечься, так поверните голову – и выбирайте!
Свистун посмотрел, куда ему было предложено. Три шлюхи тоже посмотрели на него, наполовину надеясь, что их снимут, наполовину, что их оставят в покое. Свистун услышал, как на стойку опустилась еще одна визитная карточка, посмотрел на уже довольно приличную стопку и взял в руки верхнюю. Первым словом, бросившимся ему в глаза, было "развлечение".
Можно было и не спрашивать, но он все-таки спросил:
– Криб Кокси, это ведь вы?
– Он самый.
– А это вот что такое? Еще один талон на скидку?
– В данном случае никакой скидки. Речь идет о моей личной гарантии. Передадите ее любой из здешних девиц – или любой из девиц на улице, – и она сделает для вас все что угодно. Буквально все что угодно.
– И комиссионные вы на этом огребаете?
– А почему бы и нет?
– А кто вам платит – сутенеры или девицы?
– За такие дела всегда отвечают мужчины, называйте их сутенерами или как вам угодно. Дамы в этом городе на вольных хлебах не работают. Такое запрещено.
– И все тут схвачено?
– Безопасность и порядок гарантированы. Свистун бросил на стойку десятку.
– А вам известно, кому принадлежит "Бобровая струя"?
Руки Кокси оставили в покое поверхность стойки. Глазки собрались в кучку – так подбирается мышь перед тем, как нырнуть в щель под дверью.
– Чем вы занимаетесь?
– Брожу по улицам, смотрю себе под ноги: вдруг там деньги валяются.
– В этом нет никакого секрета. Кинотеатр принадлежит Нонни Баркало. Это вам любой скажет.
– Этот Баркало и распоряжается девицами?
– Он во главе всего. Небольшое производство. Частная киностудия. Кстати говоря, не угодно ли фильм во французском стиле – о том, как затрахивают до полусмерти? Или с накладным членом – чтобы она почуяла, что к чему? Или малышку, которая сосет, как взрослая? На восьмимиллиметровой пленке или на кассете. У меня есть видеомагнитофон. У меня есть кассеты. У меня есть "Нежные ночи с Нелли". У меня есть "Три лилипута в лодке".
– А как насчет вьетнамочек?
– Ну, если вам по вкусу именно это… – Кокси по привычке понизил голос. – Не знаю, вьетнамочка ли она, но косоглазая, это точно. И вытворяет нечто особенное. Не угодно ли? У меня есть "Розита от этого обмирает". На самом деле.
Уистлер начал кое о чем догадываться – и от этого сразу же едва не блеванул.