а помнишь ту дурацкую историю с пешеходным мостом?
– Я тебе вот что скажу, – продолжил ты, отхлебнув сока, – у нас получился потрясающий разговор про все эти трудности с верностью, понимаешь? Когда нужно стоять горой за друзей, а когда провести черту, если они делают что-то, что по твоему мнению, выходит за рамки, ну и на какие личные жертвы стоит идти ради приятелей. Я его предупредил, что он мог просчитаться, приняв удар на себя. На него завели бы дело. Меня восхитил его поступок, но я ему сказал: я не слишком-то уверен, что Ленни Пью этого заслуживает.
– Ну надо же, – сказала я. – Ты прямо-таки беспощаден.
Ты резко повернул голову.
– Это был сарказм?
Ладно, раз ты не собирался оказывать мне срочную медпомощь, я сама налила себе вина. Я снова села и выпила половину бокала в два глотка.
– Это был очень детальный рассказ. Так что ты, наверное, не станешь возражать, если я проясню кое-что.
– Валяй.
– Ленни, – начала я. – Ленни – это червяк. Ленни вообще-то туповат. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, в чем привлекательность – я имею в виду для Кевина. Потом я поняла: привлекательность именно в этом. В том, что он тупой, податливый, полный самоуничижения червяк.
– Погоди, мне он тоже не особо нравится, но полный самоуничижения…
– Я рассказывала тебе, что застукала их на заднем дворе, и у Ленни были спущены штаны?
– Ева, ну ты должна знать, что мальчики, достигшие половой зрелости… Это может вызывать у тебя неловкость, но иногда они экспериментируют…
– У Кевина штаны не были спущены. Кевин был полностью одетым.
– Ну и что это должно означать?
– Что Ленни ему не друг, Франклин! Ленни – его раб! Ленни делает все, что велит ему Кевин, и чем это более унизительно, тем лучше! Поэтому шанс на то, что этот жалкий хихикающий подхалим и мерзавец придумал какое-то занятие – не говоря уж о том, чтобы быть зачинщиком какой-нибудь гадкой и опасной проделки – и втянул в это бедного добродетельного Кевина… Да это же полный абсурд!
– Ты не можешь говорить тише? И мне кажется, тебе не нужен второй бокал вина.
– Ты прав. На самом деле мне нужна бутылка джина, но придется обойтись мерло.
– Послушай, может, он и совершил нечто сомнительное, но мы с ним это обсудили. И все равно, для того, чтобы взять вину на себя, требуется мужество, и я чертовски горжусь…
– Кирпичи, – перебила я. – Они тяжелые. Они большие. Строители не держат кирпичи на пешеходных мостах. Как они туда попали?
– Кусок кирпича. Я сказал «кусок».
– Да. – Мои плечи опустились. – Я уверена, что и Кевин сказал то же самое.
– Он наш сын, Ева. Это означает, что надо ему хоть немного верить.
– Но полицейские сказали, что… – я оставила эту мысль висеть в воздухе, утратив всякий энтузиазм по поводу ситуации. Я чувствовала себя словно упрямый адвокат, который знает, что присяжные ему больше не симпатизируют, но ему все равно нужно делать свою работу.
– Большинство родителей, – сказал ты, – занимаются тем, что стараются понять своих детей, а не критиковать каждую мелкую…
– Я пытаюсь его понять! – Наверное, мой свирепый голос разносился по всему дому: по ту сторону перегородки между кухней и столовой Селия начала тихонько плакать. – Жаль, что ты не пытаешься это сделать!
– Правильно, давай, иди занимайся Селией, – пробормотал ты, когда я встала, чтобы уйти. – Иди вытирай Селии глазки, и гладь Селию по прекрасным золотистым волосикам, и делай за Селию ее домашнее задание, а то не дай бог она научится решать хоть одну жалкую задачку сама. К нашему сыну только что прицепились полицейские за то, чего он не совершал, и он довольно сильно напуган – но это ничего, ведь Селии нужно молоко и печенье.
– Вот именно, – парировала я, – потому что один наш ребенок пишет по складам названия домашних животных, в то время как другой швыряет кирпичи в проезжающие машины. Пора бы тебе понять, в чем разница.
Я очень злилась из-за того вечера и большую часть следующего рабочего дня провела в «КН», ворча себе под нос и задаваясь вопросом: как я могла выйти замуж за полного идиота? Прости. И это было низко с моей стороны, но я так и не рассказала тебе, с чем я столкнулась позже в тот день. Может, я испытывала неловкость или не справилась с гордыней.
Я была настолько вне себя от ярости и разочарования, что работа у меня никак не клеилась, и поэтому я воспользовалась прерогативой начальства и ушла домой пораньше. Когда я вернулась и отпустила домой Роберта, сидевшего с Селией, я услышала в коридоре голоса. Оказалось, что у тупого, податливого, полного самоуничижения червяка даже не хватило здравого смысла на то, чтобы несколько дней не показываться здесь, после того как он появился у нашей двери в компании полиции: я узнала гнусавый недовольный скулеж, доносившийся из кошмарно опрятной комнаты Кевина. Дверь была приоткрыта, что выглядело необычно; но ведь меня не должно было быть дома еще два часа. Когда я направилась в ванную, я не то чтобы подслушивала… ну ладно, предположим, я подслушивала. Мне очень хотелось подслушивать под этой дверью накануне вечером, и это желание не исчезло.
– Эй, помнишь толстую задницу того копа, свисающую из штанов? – Ленни предавался воспоминаниям. – Прямо улыбка работяги, который ухмыляется от уха до уха! Спорим, если бы этот чувак обосрался, пока бежал, ему бы полегчало!
Кевин вроде бы не присоединился к хихиканью Ленни.
– Типа того, – сказал он. – Повезло тебе, что от меня отвязался мистер Пластик. Жаль, что ты не слышал, какая тут была сцена, Пью. Прямо «Бухта Доусона»[214]. Гребаное тошнилово. Думал, что прямо разрыдаюсь перед рекламной паузой от наших партнеров.
– Эй, я понимаю, чувак! Это, с теми копами, чувак, ты был такой вежливый, чувак, я думал, что тот жирдяй отведет тебя куда-нибудь в уголок и вышибет из тебя дух, ты ж его дико из себя выводил! Сэр, я действительно должен очень сильно возразить: это был я, сэр…
– Должен серьезно возразить, ты, придурок! Просто запомни, приятель: за тобой теперь должок.
– Конечно, братан. За мной еще какой должок! Ты принял удар прямо как супергерой какой-то, как… как будто ты Иисус!
– Я серьезно, приятель. Это будет тебе кое-чего стоить, – сказал Кевин. – Потому что твоя дешевая выходка могла нанести серьезный ущерб моей репутации. У меня есть стандарты. Всем известно, что у меня есть стандарты. На этот раз я спас твою задницу, но не ожидай второй серии в духе «Спасение Задницы-2». Я не хочу участвовать в этом дерьме. Бросать камни с пешеходного моста. Это ведь банально, старик. В этом нет совершенно никакого шика, это гребаная банальщина.
Ева
3 марта 2001 года
Дорогой Франклин,
ты все правильно понял. Мне было стыдно за высказанные мной ложные обвинения, и именно по этой причине я решила пригласить Кевина сходить куда-нибудь со мной, только мы вдвоем – он и я. Ты счел это странной идеей; когда ты так сердечно одобрил меня и сказал, что нам с Кевином следует делать подобное чаще, я поняла, что тебе это не нравится, особенно после того, как ты добавил колкость насчет того, что нам лучше избегать пешеходных мостов: «Ведь ты же знаешь, у Кева может возникнуть неконтролируемое желание бросить на дорогу целое кресло».
Я нервничала, не зная, как к этому подступиться, но все же заставила себя, подумав: нечего стенать, что твой ребенок-подросток никогда с тобой не разговаривает, если ты сама этого не делаешь. И я рассудила, что поездка во Вьетнам позапрошлым летом привела к обратным результатам, потому что это был перегиб: целых три недели пребывания в тесном семейном кругу, при том что в тринадцать лет дети не выносят, чтобы их кто-то видел в компании родителей – пусть даже это будут коммунисты. Наверняка по одному дню за раз должно пойти легче. Кроме того, я насильно навязывала ему свой энтузиазм по поводу путешествий, вместо того чтобы приложить усилие и сделать то, чего хочется ему – чем бы оно ни было.
Мои предварительные колебания и раздумья, как лучше поднять этот вопрос, заставили меня чувствовать себя робкой школьницей, которая готовится пригласить нашего сына на рок-концерт. Когда я наконец приперла его – а вернее, себя – к стене в кухне, я сказала именно с этим чувством:
– Кстати, я хотела бы пригласить тебя на свидание.
Кевин недоверчиво посмотрел на меня.
– Зачем.
– Просто заняться чем-то вместе. Развлечься.
– Заняться, типа, чем.
Вот это и была та часть, из-за которой я нервничала. Думать о чем-то «развлекательном», чем можно заняться с нашим сыном, – это все равно что пытаться изобрести по-настоящему классную поездку со своим домашним любимцем, в качестве которого выступает булыжник. Он ненавидел спорт и проявлял равнодушие к большинству фильмов. Еда была для него ерундой, природа – источником раздражения, просто фактором жары, или холода, или мух. Поэтому я пожала плечами.
– Может, немного походить по магазинам перед Рождеством. Сходить поужинать.
И тут я вынула своего козырного туза, который идеально побил абсурдистскую сильную масть Кевина:
– И сыграть пару раундов в мини-гольф.
Он изобразил свою кислую полуулыбку, и я обеспечила себе спутника на субботу. Я стала с тревогой обдумывать свой наряд.
Это было похоже на то, как поменялись местами герои в «Принце и Нищем»: я взяла на себя роль заботливой и заинтересованной родительницы, а ты должен был стать на этот день защитником Селии.
– Боже, – съязвил ты, – придется мне придумать какое-нибудь занятие, которое не напугает ее до ужаса. Полагаю, включать пылесос мне нельзя.
Было бы большой натяжкой сказать, что я хотела, по-настоящему желала провести весь день и вечер со своим раздражительным четырнадцатилетним сыном; но я очень сильно желала этого желать – если ты понимаешь, о чем я. Зная, как замедляется время в компании этого мальчика, я распланировала наш день: мини-гольф, покупки на Мейн-стрит в Найаке, а потом я угощу его хорошим ужином в ресторане. Тот факт, что ему было плевать на рождественские подарки и хорошую еду, не казался мне достаточным основанием пропустить данный урок: все это просто занятия, которым предаются люди. А что касается нашей спортивной эскапады, то ни от кого не ждут интереса к мини-гольфу, так что, может быть, именно поэтому она показалась мне такой подходящей.