– «Личная гигиена», мамочки мои! – высказался Соуэто.
– Эй, мы же яркие и многообещающие, – сказала Лора, тряхнув шелковистыми каштановыми волосами. – Нам не полагаются стулья?
Маус прошел через зал к комнате для инвентаря, чтобы попросить там складные стулья; когда он вернулся и сообщил, что комната уже закрыта, Грир сказала:
– Не знаю, по-моему, и так неплохо. Мы можем сесть, скрестив ноги, как у костра.
– Я тебя умоля-я-ю, – протянула Лора, чей наряд был… в общем, довольно скудным. – Скрестив ноги, в этой юбке?! И она, между прочим, от «Версаче». Я не хочу, чтобы она провоняла по́том тех, кто качал тут пресс.
– Да уж, – Соуэто кивнул на ее тощую фигуру, – твоего пота от качания пресса на этих ковриках точно нет.
Кевин имел возможность подслушивать своих призеров из алькова, похожего на встроенную полку на верхнем уровне. Пока он стоял у его задней стены, его нельзя было увидеть снизу. Он уже оттащил три велотренажера, беговую дорожку и гребной тренажер от защитных перил алькова. Стрелы уже были вынуты из пальто и топорщились в двух пожарных ведрах.
Соблазнившись замечательной акустикой, Дэнни картинно и во весь голос произнес несколько реплик из пьесы «Не пей воду», а тем временем Зигги, который повадился фланировать по школе в балетном трико и колготках, чтобы похвастать своими икрами, не устоял и совершил то, что Кевин позже назвал «эффектным выходом гомосека»: он протанцевал несколько поворотов на пальцах по всей длине зала и закончил гран жете[287]. Но Лора, которая, несомненно, считала, что пялиться на педиков – это некруто, смотрела только на Джеффа Ривза – он был тихим и чрезвычайно серьезным, но при том красивым голубоглазым парнем с завязанными в хвост светлыми волосами, которые сразили наповал не меньше дюжины девиц. Одной из таких пускающих слюни фанаток Джеффа, если верить интервью, взятому у друга каналом NBC, была и Лора Вулфорд; возможно, это в большей степени, чем его владение двенадцатиструнной гитарой, объясняло то, что его тоже назвали Яркой Многообещающей Личностью.
Мигель, который, должно быть, говорил себе, что он не пользуется популярностью из-за того, что умен или из-за того, что он латинос – все что угодно, кроме того, что он низкорослый и толстенький, – тут же плюхнулся на один из синих ковриков и, серьезно хмуря брови, погрузился в потрепанный экземпляр книги Алана Блума[288] «Конец американского разума»[289]. Рядом с ним сидела Грир, которая сделала распространенную ошибку всех отверженных: посчитав, что все изгои нравятся друг другу, она попыталась вовлечь его в дискуссию о вторжении НАТО в Косово.
Дана Рокко пришла в 15.35.
– Так, народ, давайте-ка соберемся! – позвала она. – Зигги, все это очень драматично, но сейчас не урок балета. Давайте займемся делом. Это приятный повод собраться, но все-таки мои уроки уже закончились, и я хотела бы вернуться домой до Леттермана[290].
В этот момент появился работник столовой с подносом завернутых в целлофан сэндвичей.
– Куда их положить, мэм? – спросил он у Рокко. – Мистер Бивонс велел принести их сюда, чтобы вы перекусили.
– Как любезно со стороны Дона! – воскликнула она.
Что ж. Это было любезно со стороны кое-кого другого. Должна сказать, что сэндвичи были приятным штрихом, этаким небольшим украшением подлинно школьного события. Но, возможно, Кевин немного переборщил, и этот жест будет стоить ему сопутствующих потерь.
– Мэм, моя смена закончилась; вы не против, если я немного покидаю мячик? Я буду там, в дальнем конце, и вам не помешаю. В моем районе нет баскетбольной площадки. Был бы весьма признателен.
Рокко заколебалась – шум будет их отвлекать; но работник столовой был темнокожим.
Кевин, должно быть, кусал себе локти за то, что оставил баскетбольный мяч в углу, но к этому времени – было уже 15.40 – его гораздо больше занимал один неявившийся. К месту событий прибыли только девять из десяти гостей его вечеринки, а с ними – один незваный гость. Эта операция была организована без расчета на опоздавших, и пока шло собрание, он, должно быть, лихорадочно придумывал запасной план, предусматривающий запоздалое появление Джошуа Лакронски.
– Ой, ф-фуу! – сказала Лора, передавая блюдо дальше. – Рулет из индейки. Там же куча калорий.
– Первым делом, ребята, – начала Рокко, – я хочу поздравить вас всех с тем, что вы были выбраны для этой особенной награды…
– О’кей! – двери из вестибюля широко распахнулись. – Займемся делом!
Кевин наверняка никогда еще не был так рад видеть в высшей степени раздражающего Джошуа Лакронски. Сидящие в кругу подвинулись, освобождая Джошуа место, а Кевин вышел из алькова и прокрался вниз с еще одним велосипедным замком. Хотя он очень старался делать все тихо, цепь все же немного гремела, так что, возможно, он был даже благодарен за то, что работник столовой стучал баскетбольным мячом. Вернувшись в альков, он запер распашные двери изнутри последним велосипедным замком.
Вуаля. Легкая добыча готова.
Задумался ли он или просто получал удовольствие? Собрание шло еще пять минут к тому времени как Кевин, крадучись, вышел к перилам с заряженным арбалетом. Несмотря на то что теперь он был виден снизу, группа оказалась слишком поглощена планированием собственного лауреатского чествования, чтобы смотреть вверх.
– Я могла бы произнести речь, – предложила Грир. – Например, о том, что следовало бы упразднить кабинет специального прокурора? Потому что я считаю, что Кеннет Стар[291] – это воплощенное зло!
– Как насчет чего-то, вызывающего меньше разногласий? – предложила Рокко. – Ты ведь не хочешь настроить против себя республиканцев…
– Хотите пари?
Тихий, шелестящий звук. Точно так же, как наступает крошечная пауза между молнией и раскатом грома, был один плотный миг тишины между шшш-тонк, с которым стрела вонзилась в блузку Лоры Вулфорд от «Версаче», и моментом, когда другие ученики стали кричать.
– О боже!
– Откуда она взялась?
– Она ВСЯ в крови!
Шшш-тонк. Не успев подняться на ноги, Мигель получил стрелу в живот. Шшш-тонк. Джеффу стрела вонзилась между лопатками, когда он наклонился над Лорой Вулфорд. Я могу лишь заключить, что в течение всех тех часов, что Кевин проводил, упражняясь на заднем дворе, маленький черный кружок в самом центре мишени перед его мысленным взором представлял собой идеальный круг на вискозе от «Версаче». Стрела вонзилась ей прямо в сердце, и Лора была мертва.
– Он там, наверху! – показал Дэнни.
– Ребята, выбирайтесь отсюда! Бегите! – приказала Рокко, хотя ей незачем было это делать: все, кто еще не пострадал, в панике бросились к главному выходу, где по-новому осмыслили значение словосочетания «ручка антипаники»[292]. Однако расположение алькова было таким, что в зале не нашлось ни одного квадратного метра, в который нельзя было бы попасть, если перегнуться через перила, и вскоре они это поняли.
– Ох, черт, я так и знал! – закричал Джошуа, взглянув вверх и гремя дверью в комнату для инвентаря, которую до него уже попытался открыть Маус. – Это Качадурян!
Шшш-тонк. Джефф Ривз колотил в двери главного входа и звал на помощь, вонзившаяся в его спину стрела дрожала, и тут следующая стрела погрузилась ему прямо в затылок. Когда Маус помчался к выходу через мужскую раздевалку, двери которой поддались лишь чуть-чуть, одна стрела попала ему в ягодицу. Она не могла его убить, но, когда он ковылял к последнему оставшемуся выходу через женскую раздевалку, он наверняка начал понимать, что времени достаточно и для той, которая его убьет.
Дана Рокко добралась до этого выхода примерно в это же время, сгибаясь под весом тела Лоры, которую она несла на руках – бесплодное, но героическое усилие, которое будет должным образом освещено во время церемонии прощания. Маус встретился с Рокко взглядом и покачал головой. Его визжащие одноклассники принялись бегать от одной двери к другой кругами, словно тесто в чаше кухонного комбайна; перекрывая шум, Маус крикнул:
– Двери заперты! Все двери заперты! Прячьтесь!
Куда?
Работник столовой – менее знакомый с форматом стрельбы в стенах школы, чем ученики, которые посещали специальные подготовительные занятия и сразу же занялись делом, – тихонько пробирался по стенам, словно пытаясь нащупать тайный проход, которые бывают в детективах; он двигался медленно, стараясь не привлекать к себе внимания. Бетонные блоки под его руками не поддавались, поэтому он скорчился в позе эмбриона, держа баскетбольный мяч между своей головой и лучником. Кевина, несомненно, раздражало то, что он позволил остаться в зале препятствию, пусть и совсем небольшому, и эта неудачная попытка защиты лишь вызвала на себя огонь. Шшш-ффыт. Мяч был пронзен.
– Кевин! – закричала его учительница английского, загородив своим телом Мауса в самом дальнем от алькова углу. – Пожалуйста, прекрати! Пожалуйста, пожалуйста, остановись!
– Злонамеренность, – отчетливо прошипел Кевин сверху; позже Джошуа сказал, что странно было услышать это произнесенное относительно тихо слово поверх общего шума. На протяжении всего времени это было единственное, что сказал Кевин. После чего он твердо зафиксировал взгляд на своей самой преданной союзнице среди учителей Гладстона и всадил ей стрелу прямо промеж глаз.
Когда она упала, Маус остался в своем углу без прикрытия; хотя он попытался скорчиться позади ее тела, еще одна стрела пронзила ему легкое. Это послужит ему уроком: нечего делиться тайнами компьютерных вирусов с обычными кибер-дилетантами, которые на самом деле гораздо больше интересуются стрельбой из лука.