— Надо установить график, дежурить по очереди.
— Что ж, нам больше всех надо? Так не пойдет…
Володя растерянно смотрит на расшумевшихся комсомольцев, пожимает плечами:
— Та чого вы раскричались? Хиба цэ от меня зависит? Така установа…
Он садится за стол и нечаянно нажимает кнопку. Вспыхивает яркий свет, слышится щелчок фотоаппарата. Это было так неожиданно, что все с минуту молчали, а потом разразились хохотом…
В этот момент в комнату, отмахиваясь от табачного дыма, вошел полковник Рогов.
— Весело живете, — улыбаясь, сказал он. — Добрый вечер.
— Здравствуйте, — дружно ответили комсомольцы.
— Василий Вакулович, выручайте, — вскочил Котенко, — разъясните задачу…
— Какую задачу, Володя?
— Нашу… на данном этапе… А то е у нас несознательные элементы…
— А разве что-нибудь неясно? — Василий Вакулович сел рядом с Котенко, внимательно посмотрел на комсомольцев.
— Нам все понятно! — звонко крикнула девушка, задорно тряхнув мальчишеской прической. Она соскочила с подоконника и, маленькая, юркая, протиснулась к столу. — Установка райкомовская, Володя, ясна, только…
— Говори смелее, Катюша, — пробасил от дверей высокий парень, который рассказывал о случае на танцплощадке. — Ты не бойся…
— А мне бояться некого, я скажу… Володя говорит, что есть установка райкома нам два дня подряд выходить на дежурство. Что ж получается? Значит, нам без отдыха? А может, мне тоже хочется спокойно и в кино сходить, и на танцы, ну и… просто побродить с хорошим парнем…
— Точно. Мы тоже не против, — поддержали ребята.
— И выходит, я несознательная? Не понимаю задачу? — Катя гневно посмотрела прямо в глаза Рогову, словно он был самый главный ее противник, и выпалила: — А разве только мне хочется в коммунизм?!
Она резко повернулась и отошла к окну. Заговорил высокий:
— Верно сказала Катюша. В коммунизм у нас немало найдется попутчиков. Тут надо разобраться и спросить каждого: а много ли ты сделал, чтобы расчистить дорогу, по которой идешь? А то иные за чужие спины прячутся… Райком наш тоже хорош. Установку спустил, на Володю, своего инструктора, все вздрючил и — конец. Чудеса! А тут надо сообща. Как в гражданскую войну — райком закрыт, все ушли на фронт. Или в Отечественную… А на целине? А в Донбассе? Мобилизация — и тысячи комсомольцев в строю. Вот так и сейчас надо бы. Борьба с хулиганством, с пережитками прошлого, борьба за нового человека — это фронт, значит, нужна мобилизация. И все, как один, комсомольцы должны стать штабистами…
— Цэ ты, Микола, горячку порешь, — возразил Котенко. — Райком на это не пойдет. Якщо вси придут к нам в штаб, що мы с ними будемо робыть, куды их девать?
— Дело найдется.
— Чем больше, тем лучше. Правильно, Николай.
— Райком на это не пойдет.
— А мы ему докажем!..
Несколько минут в штабе стоял сплошной шум. Потом страсти начали затихать. Саша Мархель поднял Руку:
— Позвольте слово…
— Това-а-рищи, — развел руками Володя, — цэ ж не собрание. Мы побалакаємо другим разом, а Василий Вакулович тут ни при чем, он же из угрозыска, у него другие дела…
— Нет, нет, — перебил Рогов, — очень даже при чем. Говорите, товарищи, все выкладывайте, это очень важно.
— Я повторяю, — громко сказал Слава, поправляя очки, — разве все то, о чем здесь говорят, только нам нужно? У нас в штабе одни комсомольцы. А ведь в городе столько молодежи!..
Он замолчал и, склонившись над вазой с цветами, стал настраивать свой фотоаппарат. Потом поднял забитое веснушками лицо с красными оттопыренными ушами, добавил:
— Я все сказал…
Воспользовавшись небольшой паузой, к Рогову протиснулась Марина.
— Вы скоро освободитесь?
— Сейчас, Марина. — Рогов встал. — Я вам, друзья, новость принес.
Все сразу насторожились, стало тихо. Василий Вакулович улыбнулся:
— Ваши претензии уже услышаны. Сегодня вечером обком партии принял решение создать патрульные группы из коммунистов, комсомольцев, лучших производственников…
— А что я говорил! — не выдержал Николай, наклоняясь через стол к Володе. — Видал, какая к нам силища валит?! Теперь пойдут чудеса!..
— Та хиба ж я против? Пожалуйста. Раз е така установа…
— Не установка, Володя, — заговорил Рогов, — а жизнь диктует. Тут ребята верно говорили: в коммунизм идешь, в душу свою загляни, проверь, готов ли. Вот народ наш и собирается заглянуть в душу каждому, чтобы очиститься от тех, у кого в душе слишком много накипи. А такие у нас, к сожалению, есть. Сегодня он напился пьяным, завтра в пьяном виде нахулиганил, а от этого до преступления — расстояние меньше воробьиного носа.
— Можно вопрос? — опять поднял руку Саша.
— Пожалуйста.
— Эти самые патрульные группы к нам придут?
— Нет, товарищи, это будет что-то новое. Пока опыта у нас мало. Мы берем пример с ленинградцев. Они создают на заводах рабочие дружины, которые охраняют в своих районах общественный порядок. Вы понимаете, ребята, некоторые функции государственного аппарата станет выполнять народ, заменяя таким образом административные органы.
— А как же мы, наш штаб? Закрывается?
— Вы, наверное, вольетесь в дружины, станете ядром, ведь у вас есть опыт.
— Мы создадим студенческую дружину! — крикнула от окна Катя.
— Ремесленникам тоже нужна, — отозвались от дверей.
— Надо начинать с красномолотовцев, все-таки рабочий класс, крепкий народ…
— А чем хуже авторемонтники?
— Та не вси разом, хлопци, — вмешался Котенко, — давайте по одному. Хто мае слово?
Но ребята уже все высказали, и желающих не нашлось. Володя поспешил подвести итог:
— На сегодня хватит, а то уже полночь. — Он наклонил голову к Рогову и тоном райкомовского работника, привыкшего вести собрания, спросил: — У вас ничего нет?
— Марина, рассказывайте, — произнес Рогов.
Девушка округлила глаза:
— При всех?
— Конечно. Здесь все свои.
Марина обвела глазами притихших ребят и, стесняясь, заговорила:
— По заданию штаба я… в общем, мы познакомились с ним. Он развязный, самоуверенный… Живет где-то возле консервного завода, на частной квартире. Он какой-то подозрительный, Василий Вакулович. Все что-то недоговаривает, все у него намеки. Мы вышли из парка и сели в его машину, дядя ему подарил ее. И тут — откуда только взялся? — подошел какой-то парень с большой копной рыжих волос, в темном длинном пиджаке, тронул его за плечо. А рука волосатая и на ней золотые часы с браслетом. Ей-богу, они знакомы. Рыжий сказал: «Привет!» А он озлился, говорит: «Опять? Не дам!..» Тогда рыжий меня заметил, засмеялся и крикнул: «До двенадцати!» Я вышла из машины возле театра, а он не поехал домой, ведь ему надо по Первомайской ехать. Он завернул на Орджоникидзевский проспект. У них, наверное, будет встреча в двенадцать ночи. Остается полчаса. Мы еще можем найти их…
— Позвольте спросить? — вскинул руку Слава. — О ком идет речь? Кто этот самый «он»?
Марина опять взглянула на Рогова. Тот едва заметно кивнул головой.
— Рыжего я не знаю, — пояснила девушка, — никогда не видела. А «он» — это Крейцер Анатолий.
— С обувной фабрики, что ли?
— Да, заместитель директора…
— Знаем этого стилягу, он сосед Николая Строкова.
— Через три дома от меня живет, — подтвердил Николай. — И вовсе он не стиляга. Так, развинтился парень. Его хорошенько встряхнуть, и весь его стиль улетучится.
— Рассказывай… Он, знаешь, с какой компанией водится?
— С нашей директоршей на машине разъезжает.
— Это между прочим, а после десяти вечера он появляется у Левы Грека, на Августовской. Там собираются все стиляги города и устраивают дикие оргии, которые они сами называют «экзотическими» балами…
— А ты, Семен, откуда знаешь такие подробности, бывал там?
— Не приходилось, — ответил ремесленник, — но одного из их компании я знаю, он агитировал меня, звал к Левке.
— Надо прикрыть эту лавочку, — хлопнул Николай по столу своей широченной ладонью. — Пойдемте к ним, Василий Вакулович, вы как представитель милиции, а мы — общественность.
Рогов знал парикмахера Леву, который придумывал головокружительные прически и был кумиром городских стиляг, знал, что он устраивает в своей шикарной трехкомнатной квартире вечеринки, приглашает на них только подобранных им парней. Но никто из соседей ни разу не пожаловался на Леву и его гостей: все делалось тихо, предельно вежливо и с виду культурно. В чем же его можно заподозрить?
— А на каком основании мы станем врываться ночью в чужую квартиру? — спросил Василий Вакулович. — На это надо иметь право. У нас его нет.
— Так там же… этот самый бал! — возмущался Николай.
— Разве запрещено приглашать гостей? Нет. Претензии есть? Нет, все тихо, мирно. Не то, Николай, ты предлагаешь. — Рогов обвел глазами присутствующих, на мгновение остановил взгляд на Семене и Марине. — А может, они просто танцуют, скучно ведь иногда в наших дворцах и клубах, вот они и развлекаются.
— Да нет же! — махнул рукой Семен. — «Экзотический» бал это же… даже совестно рассказывать… Одним словом, черт-те что!
— Вот так уточнил! — засмеялись ребята.
— Честное слово, они там занимаются ерундой!
— Это надо доказать им и, как говорится, взорвать неприятельскую крепость изнутри. — Василий Вакулович снова посмотрел на Семена и Марину.
— Давайте я один пойду, — предложил Николай. — Уж я им, чертям, все разобъясню.
— Тебя Грек дальше коридора не пустит, — сказал Семен. — У него, знаешь, какая система? Кто-то из его друзей должен поручиться за нового участника бала, потом привести к Леве в парикмахерскую несколько раз, тот будет подстригать, выспрашивать, изучать. И только после этого, если экзамен будет выдержан, новичок получит приглашение на «экзотический» бал. Понял?
— Да-а, целый экзамен, — протянул Николай и, разглядывая свои мозолистые, в мазутных крапинках руки, добавил: — С такими вот «паспортами» не достать мне рекомендаций у наманикюренных и накаракулеванных дружков Грека.