Дэвис отпил хереса и выглядел теперь слегка возбужденным.
— Надеюсь, вы простите мой энтузиазм. Это мой предмет, и я временами увлекаюсь.
— Меня это не удивляет, — отозвался Перри. — У вас на то есть причины. Признаюсь, что не все следствия мне пока очевидны, но звучит удивительно.
— Вы все поймете, — парировал Дэвис, — причем через тот самый метод, который мы использовали. Вы можете рассмотреть любой возможный случай при помощи шахматных фигур. Скажем, добавьте в картину профессионалов, и вы увидите, что цикл не изменился. Создайте торговый дисбаланс экспорта-импорта в нашу пользу и выясните, как можно этот баланс вернуть. Затем международную торговлю, при которой нас заваливают товарами, чтобы понять, как это дезориентирует нашу экономическую систему. Затем измените объемы таким образом, чтобы добиться баланса, и выясните, как нам выгадать. Играйте на двух столах и проводите торговые сделки между столами. Пусть на одном столе будет цикл фермерского производства, а на другом — цикл фабричного. Добавляйте корпоративные организации, трастовые фонды, повторно дисконтированные ценные бумаги и тому подобное. Пусть лидер трудовой организации возглавит движение рабочих и устроит забастовку. Раздайте множество кредитов, а затем выстройте у банка очередь желающих получить наличные. Выпустите акции и наблюдайте за флуктуацией рыночных цен. Объявите войну и переведите производство на военное положение. Подвергните валюту инфляции. Затем дефляции. Экономьте прибыль для расширения бизнеса. Снижайте цены в целях конкуренции. Разоряйтесь на аренде. Начните с примитивного бартера и переходите к более современным формам, с использованием дивидендов, дисконтов и национального учета. Выполняя все перечисленное, не забывайте дублировать структуры реального мира. Это захватывающая игра, и она расскажет вам о деньгах и экономике больше, чем сможет рассказать кто-либо другой. Держите в голове сформулированную нами фундаментальную теорему о необходимости новых денег для наращивания капитала. Если вы обнаружите ситуацию, которая с виду этому противоречит или противоречит любому из наших прочих заключений, начните игру сначала, записывая подробно каждый шаг. Если ошибка не найдется, позвоните мне. Но я уверен, что вы найдете ее самостоятельно.[17]
Глава девятая
Перри последовал совету магистра Дэвиса и провел несколько дней, выдумывая задачи и разыгрывая их при помощи своих экономических оловянных солдатиков. Он призвал на службу Ольгу и Диану, и женщины неохотно начали разыгрывать вместе с ним различные комбинации финансовых и экономических ситуаций. Поначалу они играли, чтобы просто угодить Перри, но затем поддались очарованию странных возможностей финансов прежних дней. Ольга проявила необыкновенные навыки в манипулировании акциями и товарами массового потребления, в результате чего накопила на бумаге огромные богатства. Диана выступила против этого и отстаивала точку зрения, что, очевидно, было бы незаконно, начни кто-либо проделывать такие безнравственные вещи с предметами первой необходимости. Отсылки к истории убедили ее лишь отчасти. Диане нравилось управлять фабриками, но банкир из нее вышел никудышный, поскольку она не видела никакого смысла в процентах и с трудом могла заставить себя принимать жесткие меры в отношении должников. Обе признались, что раньше не понимали, как работают финансы и промышленность, и скорее принимали экономический режим за данность. Перри оказался в приятном положении — у него появилась возможность поучить местных новой Америки тому, как работает их собственная среда обитания.
Наступил момент, когда он почувствовал, что полностью понимает функционирование обеих экономических систем, как старой, так и новой, и способен грамотно анализировать любую возможную экономическую систему. Тем не менее, он обнаружил, что внутри него зарождается странная неприязнь к современной системе. Да, теперь он понимал ее механику и осознавал, что математическая теория в основе этой системы верна, и все же она не соответствовала его вкусам. Он решил позвонить Дэвису и пригласить его к себе, чтобы обсудить с ним свои сомнения.
Дэвис вскоре явился и, закурив и глотнув портвейна, открыл беседу.
— Что случилось, мой мальчик? Нашли черного лебедя?
— Почему черного лебедя?
— Это классический пример ошибочности дедуктивного метода. Силлогизм был такой: все лебеди белые; эта птица — лебедь; следовательно, она белая. И вот в девятнадцатом веке кто-то нашел черного лебедя, и идеальный силлогизм пошел ко дну.
— Нет, черного лебедя я не нашел, но проблема у меня возникла.
— Не думаю, что вы нашли бы черного лебедя в сделанных нами заключениях. Вы можете столкнуться с тем, что многие проблемы просто не покрываются законом о капиталовложениях. Но сам по себе закон — это лишь описание принципа действия выдуманной математической сущности денег. Иногда мы сталкиваемся с дилеммами просто потому, что неспособны различить математическую необходимость и объективную реальность. Маркс впал в эту ошибку, и она испортила всю его работу. К примеру и в частности, взять его определение ценности. Вы заметили, что мы говорили о стоимости в деньгах и ценах в деньгах, но ни разу не упомянули ценность?
— Теперь, когда вы об этом сказали.
— Можете ли вы дать определение ценности?
— Пожалуй, не смогу. Но, как мне кажется, я знаю, что означает это слово.
— Маркс считал ценность мерой — числом часов работы, необходимых, чтобы произвести конкретную вещь. Для реального мира его определение бессмысленно, так что он столкнулся со всевозможными затруднениями, которых пытался избежать, латая свое определение. Но определение было ошибочным, так что вся Марксова красивая, монументальная, логичная теория оказалась непригодна. Важен лишь его вклад в качестве агитатора против социальной несправедливости, а искусству экономики он подарил больше заблуждений, чем истин. Похожую ошибку он совершил, предположив, что человек живет своим желудком, а не головой. Так живут животные, а не люди. Верно, что человек должен заботиться о своем желудке, однако в остальном его мотивы могут не иметь ничего общего с экономикой. Отсюда следует, что экономический детерминизм Маркса неприменим. Но я опять отвлекаюсь. Ценность в экономике — это отношения между человеком и предметом или услугой. Это личные отношения, которые выражают, насколько сильно конкретный человек желает получить предмет или услугу. Экономическая ценность предмета или услуги является приближением среднего личных оценок предмета или услуги всех людей, составляющих общество потребителей. Ценность плюс покупательская способность общества потребителей составляют фактический спрос. Цена есть функция спроса и предложения. Ценность может выражаться в долларах и центах в этих сложных функциональных связях, однако ценность — это не цена и не является мерой рабочих часов, это просто слово, выражающее желание отдельного человека обладать предметом или услугой. Я не даю этому слову новое определение, я лишь явным образом утверждаю наблюдаемый факт, что именно это имеют в виду люди, когда говорят о ценности. Продажа происходит, когда ценность для потенциального покупателя превышает ценность для владельца. Обратите внимание на разницу между Марксовой идеей о ценности и тем, что сформулировал я. Маркс пытается измерить ценность затраченным трудом. А очевидный факт реального мира такой, что неэффективный, небрежный или же лишенный воображения работник может батрачить часами, чтобы произвести вещь практически бесполезную, которую никто не купит, то есть вещь, не имеющую ценности. Умный, умелый и изобретательный работник может за короткое время создать вещь, которую будут с руками отрывать по высокой цене. У какой вещи ценность больше?
— Конечно же, у той, что сделана лучшим работником.
— Конечно же. Один старый афоризм весьма точно это описывает: Ценность вещи определяется тем, сколько эта вещь принесет. Даже при нашей текущей системе, когда правительство гарантирует сохранение достаточной покупательской способности, если предприниматель настолько неэффективен, что производит вещи, ценность которых ниже себестоимости, он разоряется. Но я снова отвлекся. Просто я старый болтун. О чем вы хотели поговорить?
— Что вы, мне понравилось это отступление, и оно кое-что прояснило. А относительно моих затруднений — полагаю, что понял существующую финансовую систему, и вижу, что она действует более гладко, чем система моего времени, но некоторые ее особенности я все равно не способен оправдать. Особенно дивиденды по наследственному чеку. По какому такому волшебству каждый гражданин должен просто так получать деньги на свои траты, независимо от того, работает он или нет? Я допускаю, что это нормально в случае вдов и сирот, больных, слепых и калек, но зачем потворствовать лени какого-нибудь болвана-переростка, если он слишком ленив, чтобы обеспечивать себя? Зачем поощрять лень? Вот моя мысль: давайте увеличим дисконт, если требуется, и дивиденды для тех, кто нуждается в деньгах, но сам себя обеспечивать не может, а вот трутень, если не хочет работать, пусть помирает от голода. Зачем же позволять ему кормиться за счет всех остальных?
— Понимаю вашу мысль. Вам докучает, если кому-либо, способному трудиться, позволяется жить, не работая. Но почему вы считаете труд добродетелью?
— Потому что эти бездельники используют товары, которыми могли бы в противном случае наслаждаться работяги.
— Вы знаете кого-нибудь, кому не хватает чего-либо из тех прекрасных вещей, что существуют в мире?
— Мм, нет.
— Тогда как вы можете утверждать, что бездельники потребляют вещи, по праву принадлежащие работягам?
— Ну, это кажется очевидным.
— Вы хотите сказать, что это кажется логичным вам. Но если вы не можете найти примера в реальном мире, может ли такая логика быть верной? Боюсь, вы повстречались с черным лебедем.
— Возможно. Но как можно оправдать безделье трудоспособных людей?