Стражники были явно удивлены, что Хранителя Лжи нет в его пещере. Они замерли по обе стороны от ребят, вскинув копья, и уставились на трон.
С него смотрела пустота.
Чем больше Франциск глядел на трон, тем глубже страх проникал в сердце. От этого молчания – невыносимого молчания – и сгустившегося в краях пещеры мрака, от пугающей пустоты мир расплывался перед глазами, и Францу чудилось, что он проваливается в глубокий колодец. Тонет в черной бездне.
Воздух сдавливал горло.
Тьма дышала в затылок Францу, и ему казалось, так пройдет целая вечность. Он хотел уже шагнуть к Филиппу и взять его за руку, но тут издалека донесся негромкий звук. Это напомнило мальчику шуршание насекомого, которое сбежало из банки, заползло под обои и теперь копошится там, скребет лапками, ворочается чешуйчатым телом.
Хризалиды, казалось, затаили дыхание, и пещера погрузилось в еще более гулкое безмолвие, в котором слышалось лишь далекое, медленно приближающееся поскрипывание.
Франциск повертел головой, пытаясь определить источник звука. В дальнем углу, при свете висящих на колоннах светильников, в стене обозначилось круглое отверстие, полное тьмы. Из него и доносились приближающиеся шуршащие шаги. От этих звуков, разлетающихся долгим гулким эхом, волоски на руках Франца встали дыбом.
Вскоре на полу выросла огромная тень, медленно переступавшая длинными угловатыми ногами, над которыми колыхалось горизонтально вытянутое тело. А еще через секунду из туннеля показалась длинная, узкая конечность, покрытая твердым хитином. Она опустилась на плитку, скребанув по ней мощными костяными выростами, которые покрывали ногу гигантского насекомого, точно зубцы – пилу. Следом за первой конечностью показалась вторая. Потом – длинные усы.
Из туннеля выползало гигантское – выше человека – насекомое. Его треугольная башка, чуть не зацепившая сталактиты, с выпуклыми, как шары, глазами, была просто громадной.
Франциск похолодел, поняв, что это за существо.
В пещеру вползал исполинский богомол.
Шагая на шести длинных зубчатых лапах – по три с каждой стороны тела, – богомол тянул из туннеля бледно-зеленое, точно больная листва, брюхо. Толстый живот, провисающий до самой земли, покрывала хитиновая чешуя. За спиной виднелись жесткие крылья.
Ударами древка темноглазый стражник заставил мальчиков встать на колени. Сами же хризалиды преклонили одно колено.
Жвалы гигантского богомола задвигались, и раздался скрежещущий, но вполне различимый голос:
– Да будет ночь-с-с-с…
Громкий свист пронесся по пещере, отлетая эхом от стен. Пламя в светильниках всколыхнулось. Тени задрожали.
– Повторите! – прорычал стражник братьям, и хозяину пещеры ответил нестройный хор трех голосов:
– Да будет ночь…
– А-а-ахс, – проскрипел Богомол, уставившись на голубоглазого хризалиду. Лишенный языка, тот не мог поздороваться, и, изобразив вполне искреннее мучение, глухо ударился лбом об пол. Богомол казался удовлетворенным – Франц и сам не знал, как смог это понять, ведь на хитиновых «лицах» насекомых не отражаются эмоции.
Впрочем, этот Богомол был иным.
Разумным.
И очень опасным.
Подтягивая жирное бледное пузо, Богомол двинулся вперед, и падающая от него тень накрыла мальчиков и хризалид целиком.
– Я вас-с с-слушаю.
Темноглазый стражник встал и прижал руку к своему часто пульсирующему сердцу:
– О Хранитель Лжи, да будет тень ваша бесконечна! Эти двое лживых людишек явились к королю Лиану, требуя, чтобы их проводили к вам…
Странно было видеть, как со злобного стражника слетела вся спесь и он мигом превратился в угодливого лакея. Казалось, если Богомол позволит, хризалида бросится целовать его уродливые хитиновые лапы.
– Ах-х-хс, – проскрежетал Богомол, вперив бледные глазищи в мальчишек. – Я з-з-знал, что они придут. Они вс-сегда приходят с-сюда… – В его голосе слышалась то ли насмешка, то ли возмущение. А может, предвкушение. – С-с-стало быть, вы пришли с-с-сюда по Стезе, маленькие лгуны?
Франциск затрясся, а Филипп, смертельно бледный, неотрывно смотрел остекленевшими глазами на чудовищного Богомола и, казалось, был готов упасть в обморок.
Хранитель Лжи неторопливо пополз к своему трону, подтягивая за собой мерзкое бледное брюхо.
– Ес-сли вы пришли с-снять первую печать, – проскрежетал он жвалами, – то наверняка знаете, что будет с-с-с вами, когда вы не сможете пройти ис-спытание!
Темноглазый стражник широко оскалился и высунул липкий язык, с насмешкой глядя то на Франциска, то на Филиппа.
Богомол остановился у трона. Развернул башку и глянул на близнецов.
– Ну-с, я жду ответа, маленькие лжец-сы.
– Отвечай!
Стражник стукнул Франца древком.
– Нет, – выдохнул Франц.
Стражник возмущенно заклекотал, прошипел:
– Нет, Хранитель! – и подкрепил эти слова таким тычком в спину мальчика, что тот чуть не упал.
– Н-нет, Хранитель, – ответил Франц чуть громче.
Богомол раздвинул ужасающие жвалы – расплылся в хищной улыбке.
– Вы заключили договор с Кризалис-с-сом, маленькие глупые лжец-сы. Да будет так. Но вы не пройдете дальше. О нет, не пройдете! Ваши кос-сточки побелеют и покроютс-ся трещинами, после того как пролежат на этих камнях с-сотню лет. А потом рассыплютс-ся прахом, и Эмпирей разнес-сет его по вс-сей Полуночи. Вот что вас ждет, маленькие лжец-сы…
Франциск содрогнулся и обхватил себя руками.
– Мертвый Принц-с давным-давно с-сделал меня с-стражем первой печати. Он знает: мимо меня не прос-с-скользнет ни один жалкий живой человечишка. Ибо из всех с-существ мира самое лживое – человек. Я вижу вас-с-с насквозь, и пус-сть вы еще личинки, даже не успев превратитьс-ся в имаго, вы уже нахватались лжи. Позволили неправде опутать свои сердца. Вы лгали. Вы много, много лгали, маленькие глупц-сы, и ложь успела вс-с-спухнуть в вашем нутре черными бобами. Она пус-стила в вас-с корни, оплела ваши маленькие с-сердца, а вы что делаете? Продолжаете удобрять побеги лжи каждый день и каждую ночь-с.
Богомол поднял переднюю ногу, чуть помедлил, а потом провел острым шипом по глиняной плитке. Раздался леденящий душу скрип. Франца пробил холодный пот, а Филипп съежился и вжал голову в плечи.
Слова Богомола, казалось, проникли в самое сердце Франца, и действительно на какой-то миг ему показалось, что они лишь маленькие, насквозь испорченные дети. Все моменты, когда мальчик врал кому бы то ни было, возникли в его памяти ясно и живо, будто это было лишь мгновение назад.
– Пус-сть вы маленькие личинки, я должен с-судить каждого, кто позволил опутать себя плетями лжи. Каждому да воздастся награда за правду и наказание за обман. Я – Хранитель Лжи! Тот, кто вершит правос-с-судие!
Темноглазый хризалида восторженно пискнул, упал на колени, чуть не выронив копье, и закричал:
– Да будет ночь! Да будет Истина! Да будут чисты наши сердца!
Богомол довольно задвигал жвалами.
– Чтобы открыть печать, вы должны пройти мое ис-с-спытание. Пройдете – я позволю вам с-следовать дальше по С-Стезе. А ес-сли нет…
Богомол шагнул к высокому предмету, накрытому алой тканью, подцепил уголок накидки крючковатой конечностью и потянул. Под накидкой оказались гигантские песочные часы. Блестело золото, блестело стекло, блестело множество глаз в нижней половине часов, а на самом дне багрово поблескивала кровь.
– Вот оно, мое подношение на Лжедень, – проскрежетал Богомол. – Я храню их ложь здесь, а сердца… Сердца их уже познали Истину. Ес-сли не пройдете ис-спытание, я заберу ваши глаза, маленькие лжец-сы!
«Нет!» – вскрикнул про себя Франциск. В голове потемнело, мальчик задыхался от ужаса, ему казалось, сердце сейчас выскочит из груди, и он не мог оторвать взгляда от ужасных песочных часов.
– Подойдите с-с-сюда! – приказал Хранитель Лжи.
Франц не сразу понял, что ему сказали. Темноглазый стражник схватил его за шиворот, приподнял и пинком направил к Богомолу, а затем потащил на середину пещеры Филиппа. Теперь Хранитель Лжи возвышался прямо над мальчиками, глядя с постамента, исполинский и кошмарный.
– Итак, тому, кто прис-ступит к испытанию, придется хорошенько потрудитьс-с-ся, да… А второй ос-с-станется у меня, пока первый ищет ответ. Интересно, кто будет проявлять с-силу ума, а кто вс-станет на жертвенник?
«На жертвенник…» – повторило эхо в голове Франциска. Он взглянул на брата – близнец стоял бледный, пошатывающийся от страха и от усталости. Франц разлепил сухие губы, собираясь с силами, чтобы вызваться, но…
– Я встану.
Филипп сказал это, даже не повернув головы, будто Франца не существовало.
Богомол затрясся, из жвал вылетел скрежет вперемешку с хохотом.
– А ты, оказывается, еще и трус-с-сливый лжец-с, – сказал он Францу. – Вот кто ты, личинка человека. Это говорю тебе я – тот, кто ведает правду.
Франциск почувствовал, как земля уходит из-под ног.
«Нет! Эта тварь сама лжет! Я хотел! И вовсе не боялся! Я бы…»
И все-таки в глубине души мальчик понимал: это правда. Он боялся. Даже ради спасения брата он боялся встать на жертвенник, хотя любил Филиппа – единственного из всех на целом свете.
Всех других.
Исключая себя.
– Я встану на жертвенник, – повторил Филипп.
Он всегда был таким. Всегда – хоть и младший, хоть и второй, хоть и слабый. Но внутри – сильный. Именно Филипп забирал боль Франциска. Не наоборот. Франц не умел. А Филипп – да. Только он мог принять ужасную правду, сказанную доктором. Принять как есть. И волновался Филипп не о себе, а о том, чтобы старший брат пережил горе.
Франциску стало тошно и больно.
– Нет, маленький лжец-с, – усмехнулся Богомол. – В Пещере Правды никогда не будет по-вашему, ибо вы не ведаете истины. Вашу судьбу решит закон. Достань лунар!
Богомол кивнул темноглазому стражнику, и тот с рвением бросился к нему – наконец-то он был полезен любимому хозяину! Хризалида подлетел к накидке, покопался в ней и вытащил блестящую монету.