– Вот он! – хихикнул он. – Вот!
Одна сторона монеты была золотой, с изображением полной луны, а обратная – серебряной, с рогатым месяцем.
– Итак, с-старший брат – золото, младший – с-с-серебро.
Стражник подбросил лунар, и монета, яростно засверкав, прокрутилась в воздухе и упала на пол.
Золото.
Полная луна.
Франциск.
– Так желает Истина, – просвистел Богомол.
Францу показалось, что Богомол знал – будет именно так.
– С-с-сюда, с-старший лжец-с.
Одна из ног выдвинулась, скрипнув по полу, и указала Францу, куда идти. Темно-красная плитка по всему залу была покрыта рисунками: кольцо, из которого отходила длинная линия, оканчивающаяся тем или иным знаком. Франц видел на концах линий крылья, цветы, сердца, месяцы… Богомол же указывал на большое изображение песочных часов, заключенных в круг.
Когда Франц на подгибающихся ногах подошел ближе, Богомол вытянул зубчатую уродливую лапищу и подтолкнул мальчика на жертвенник.
Франц задохнулся окутавшей его тьмой. Стало тяжело дышать. Страх сдавил горло. Ужас накрыл с головой, и мальчик на секунду потерял над собой контроль. Перед глазами вдруг возникла темная дверь, но тут же исчезла. Он вновь стоял в зале, гигантская лапа Богомола лежала на его плече, и мальчик чувствовал впивающиеся в кожу жесткие зубцы – каждый длиной с мизинец.
– Время ис-с-спытания!
Лапа перестала нажимать на плечо Франца: Богомол указал на золотой люк.
– Иди туда, младший лжец-с.
Франц поднял голову и наконец встретился взглядом с Филиппом. Потом младший близнец отвел глаза и, шатаясь, подошел к указанному месту.
– Перед тобой печать, закрытая з-з-замком-с.
Вдруг громко щелкнуло.
В щите отодвинулась пластина, открывая черное отверстие-скважину.
– Ты должен отгадать з-загадку, найти верный ключ и ус-с-спеть открыть замок. А ес-сли ошибешьс-ся, я вырву у твоего брата глаз-з-з-а.
Франциск обмер. Ледяная тьма окатила его с головы до ног, паника сдавила горло.
Темноглазый стражник потирал ладони, второй же – немой – тревожно поглядывал то на одного брата, то на другого.
– Итак, час-с-с настал!
По залу метнулась тень, всколыхнув пламя светильников. Богомол вскинул над Францем лапу с жуткими песочными часами, и глаза в них заколыхались.
– У тебя вс-сего минута. Готов?
Филипп, оцепеневший, с широко распахнутыми от страха глазами, ничего не мог ответить. Но этого и не требовалось. Рисунки на глиняных плитках засветились, вдруг полезли вверх и в стороны, выпячивая тускло блестящие бока. Длинные ключи – а это были именно они, догадался Франц – становились объемными прямо на глазах.
Франц уставился на те, которые выросли из пола возле жертвенника.
Ключи были металлическими, длиной в две ладони. С одной стороны стержень венчало кольцо, а с другой была бородка в виде звезды, кометы, креста, мотылька…
– Пос-смотри вокруг с-себя, маленький лжец-с. Тебе нужно выбрать единс-ственно верный из этого множес-с-ства…
Ключи росли, тихонько позвякивая и дзинькая, когда наконец выпрыгивали из пола целиком. Скоро вокруг Богомола и Филиппа весь пол был усыпан длинными поблескивающими ключами.
В зале повисла тревожная тишина.
– А теперь – загадка!
Ему подвластно нечто,
Что обгоняет птицу,
И ветер, и зарницы,
И он того возница.
Пажи всего на свете
Быстрей, но сам хозяин —
Нелепый и неспешный,
И был бы им смешон,
Но вот какой закон:
Все слуги – это он.
Мой вопрос-с: кто он? Время пошло!
Хранитель Лжи перевернул свои ужасные часы. Наполнявшие стеклянную половину глаза посыпались вниз, к узкому отверстию, по стенкам заструилась кровь, капая на дно…
И вдруг туда упал первый глаз. Раздался мерзкий хлюпающий звук, и Франциск вздрогнул от отвращения и ужаса.
– С-скорей, – прошелестел Богомол. – Время идет, младший лжец-с… Время твоего близнец-с-са!
Филипп стоял возле печати. Лицо – белое как полотно. Распахнутые глаза смотрели в пустоту. Он отчаянно, ожесточенно думал.
«Давай, Филипп! Давай!» – взмолился Франциск.
«Ему подвластно нечто, что обгоняет птицу, и ветер, и зарницы…»
Ветер.
Перед глазами встал Калике – монстр с лунными глазами, рогами и крыльями за спиной. Калике – ветер. Что же быстрее его? Быстрее ветра? И кто его хозяин? Хозяином Каликса был Мертвый Принц…
Но…
Ответ явно не «ветер».
Что же это, что?!
– Время уходитс-с-с…
Уже почти половина глаз ссыпалась на дно часов. Филипп вдруг вздрогнул, упал на колени, схватил один ключ, отбросил с громким звоном, поднял другой. Он искал ответ среди множества ключей с бородками в виде звезды, восьмерки, паука, шляпы, руки…
У Франциска все поплыло перед глазами, пол зашатался, светильники смешались в одно золотистое неверное сияние… И среди этого сияния мелькнул проблеск чего-то ярко-голубого.
Франциск моргнул.
Туман рассеялся.
Немой стражник пристально смотрел на мальчика ярко-голубыми глазами.
Филипп ползал по полу, шумно дыша. Его пальцы натыкались на острые грани бородок, он вскрикивал от боли, но продолжал искать ответ на вопрос…
А Франц, кажется, уже знал.
Кровавый рисунок на его руке.
Филипп схватил какой-то ключ, бросился к печати, но вдруг остановился, будто налетел на невидимую стену. Младший брат не был уверен, что ему повезет. А если он ошибется…
«Что это значит?! – судорожно соображал Франц. – Елка? Дерево? Но при чем тут ветер, хозяин и…»
И вдруг Франц понял. Нет, это не дерево! Ведь у «елочки» не было главного – ствола. Короткая черта, от середины которой отходили две черточки, а от нижнего конца еще две.
Это походило скорее на звезду с опущенными лучами.
Или…
– ЧЕЛОВЕК! – заорал Франциск. – ФИЛИПП, ЭТО ЧЕЛОВЕК!
Богомол зашипел, и мальчик взвыл от боли, когда цепкая лапа с размаху опустилась на его плечо. Глаза младшего брата вспыхнули пониманием и голубыми огоньками. Он ринулся к одному из ключей, которые только что отшвыривал прочь, схватил его и, спотыкаясь, бросился к люку.
Время в часах заканчивалось.
– Давай, Фи-и-ил!
Трясущимися руками Филипп вставил тяжелый ключ в скважину, и тот вошел четко, провалившись по самый стержень.
– Поворачивай!
Всего несколько глаз.
Вот упал один.
Другой.
– Давай, Филипп! Давай! – истошно орал Франциск, пока брат, налегая всем телом, пытался провернуть гигантский ключ в скважине. – Давай же!
Сквозь узкое горлышко проскользнул еще один глаз. И когда он с жутким хлюпом упал в кучу других, раздался щелчок.
Сначала Франц не понял, действительно ли услышал тот самый звук.
Его трясло и мутило, лапы Богомола сдавливали грудь, будто железный обруч – разбухшую от дождя бочку.
Франц задыхался.
От ужаса.
Больной цепкой хватки.
Надежды.
– С-с-с-с… – просвистел Богомол.
Что это значило?
Филипп стоял к ним спиной. Сквозь навернувшиеся слезы Франциск видел, что его рубашка порвалась на локте и белая ткань постепенно становилась красной.
Плечи брата подрагивали.
Он смотрел на печать.
Получилось?
Раздался металлический лязг: печать дрогнула и приподнялась над полом. Что-то щелкнуло, и люк… приоткрылся!
– С-с-стой! – просвистел Богомол.
Лапы разжались. Франц вдруг вдохнул свободно.
Брат угадал верно!
Они открыли печать!
Франциск встретился взглядом с голубоглазым хризалидой, и в этом взгляде горела отчаянная радость. Хризалида же смотрел сдержанно, не выдавая эмоций. А вот второй стражник не мог унять разочарования: он кривил губы и перебирал когтистыми лапами по копью. Не хотел признавать, что дети обхитрили самого Хранителя Лжи – мудрейшего из мудрейших!
И Франциск понял: он свободен.
Свободен!
Мальчик рванулся к брату, но тут раздался скрежет Богомола:
– Что ж-ж-ж, ты отгадал верно, маленький лжец-с.
Франц споткнулся и замер в паре шагов от Филиппа.
– А теперь объяс-сни, что значит моя загадка. Как ты догадалс-с-ся?
Игра еще не закончилась.
Холод и мгла вновь охватили Франца – ведь он не знал, почему ответ на эту загадку – «человек». Он просто увидел подсказку и догадался.
Мальчик не удержался и глянул на хризалиду. Голубые глаза стража остекленели от страха.
Нельзя его выдавать.
Нельзя!
Почему же ответ на загадку – человек?
«Думай! – судорожно вскричал про себя Франц. – Думай!»
– Слуги хозяина – это мысли, – вдруг тихо заговорил Филипп. – Потому что мысль быстрее всего на свете. Она обгоняет даже ветер. Поэтому человек одновременно очень медленный и очень быстрый. А мысли человека – это он сам.
Богомол замер. Надулся так, что казалось, еще чуть-чуть, и его брюхо треснет от напряжения. И уставился на Франца.
– Вс-се верно, да… Но пос-с-смотри мне в глаза, с-старший лжец-с.
Голос чудовища вдруг стал спокойным и холодным. Франц повиновался, хоть и изнемогал от страха.
– У тебя, человечес-ская личинка, еще не вс-с-се потеряно… Да, не вс-се…
Отчего-то монстр погрустнел. Его жвалы опустились, рот перестал расплываться в довольной ухмылке. Голос зазвучал иначе – глубоко, проникая в самое сердце. Франц почувствовал, как что-то странное обволакивает его сознание – что-то, чего он прежде не знал. Чья-то воля.
Воля Хранителя Лжи.
– Для тебя еще ес-с-сть спасение, дитя, если ты признаешь-с-с-ся в том, кто ты такой.
И в мыслях Франца прозвучал свист, слышимый лишь ему одному: «Маленький лжец-с». В свисте не было гнева, это был… это был просто факт.
Свист был не злым.
Предопределенным, будто сама вечность. И холодным.
Но гнева – нет, гнева в нем не было.
– Я дам тебе шанс-с-с. Пос-с-следний шанс. Выбор.