– Зачем линго в Зимняя пещера пойти?
Голубые глаза впились в лицо Франциска. Мальчик сглотнул, поежившись. Его еще водило из стороны в сторону, колени подгибались от слабости. Вдобавок из-за ледяного фонтана вернулся озноб.
– 3-за нами была погоня.
Вождь нахмурился.
– Кто погоня?
– Эмпирей.
– Ха-а-а! – заклокотал главный рогатый айсид и метнул дикий взгляд на крылатых, сидящих по другую сторону фонтана.
Все айсиды загомонили, перебивая друг друга, трескучие голоса сливались в единый каменный скрежет.
Франц беспокойно посмотрел на брата. Филипп же едва понимал, где он. Его взгляд никак не мог сфокусироваться, губы едва заметно зашевелились.
Вождь рогатых поднял руку, и все стихли.
– Зачем Эмпу-Рейо за линго гнаться? Динго сделать плохо? Динго нарушать закон?
– Нет! – Франциск замотал головой. – Мы н-ничего не н-нарушали! Это Калике сказал нам пойти сюда! Сказал, вы поможете…
– Кари-Казе? – переспросил айсид. – Линго знать Кари-Казе?
– Да. Я… и Калике… Он сидел на цепи там, на Мельнице, и…
Главный айсид отшатнулся в ужасе:
– Кари-Казе? Цепь? Это неправда быть! Неправда!
Он вновь повернулся к крылатым и зарокотал на ломаном английском, чтобы Франц все понял:
– Ай-не! Мальчик ложь говорить! Кари-Казе на цепь не сидеть! Не может на цепь сидеть! Неправда! Линго язык надо отрезать! За ложь отбирать!
– Нет! – ахнул Франциск. – Это правда! Я сказал правду! – Он чуть не заплакал. – Эмпирей поймал Каликса и посадил на цепь около Мельницы, но я освободил его…
И рогатые, и крылатые айсиды с недоверием уставились на мальчика. Вождь хмурился, возмущенно кривил губы. Наконец выплюнул:
– Хоруто не верить линго! Хоруто знает, линго история сочинить.
– Нет! Я не сочиняю! Он говорил, вы поможете… Поможете нам…
– Если ай-сииди линго помогать, Бурзу Приндзу ай-сииди убивать. Глаза и язык вырывать, со скалы бросать. Бурзу Приндзу пощады не знать. Нет, не знать! Зачем ай-сииди помогать линго, зачем?
– Вы… – Франц растерялся. – Калике сказал, вы его друзья!
– Друзья? – возмутился Хоруто. – Нет, не друзья! Ай-сииди-то Кари-Казе ни ичи де!
Он ударил себя в грудь, и кристальное ожерелье зазвенело.
«Ичи? Что это – ичи? Враги?»
Хоруто тем временем яростно затряс головой, и колечки с бубенцами, сверкая, зазвенели и забренчали.
– Ооро то ооро!
– Ооро то ооро! – отозвались все айсиды хором.
«Что все это значит? Почему Калике сказал идти к ним? Они же дикие! Не лучше хризалид! Лучше бы мы спрятались в лесу!»
Франциск, дрожа всем телом, обхватил плечи руками, чтобы удержать сползающие циновки, но они все же соскользнули и шлепнулись на камни.
Айсиды что-то громко скрипели, размахивая чашами и потрясая бубенцами.
И вдруг из толпы сидящих крылатых поднялся король.
Франц сразу это понял.
Король был высок, строен и, по-видимому, молод. На лбу мерцал, переливаясь темно-синими кристаллами, венец, с плеч ниспадал плащ, сплетенный из голубых цветов. Из-под плаща выглядывали крылья – прозрачные и жесткие, будто тоненькие пластинки льда. Лицо короля пересекал уродливый белый шрам, словно чей-то нож или, быть может, коготь разорвал кожу от подбородка до лба, лишив айсида глаза. Запястья и лодыжки короля охватывали кожаные шнурки, унизанные гроздьями серебряных бубенцов – крохотных, будто горошины, средних – с ноготок и совсем больших. Когда молодой вождь взмахнул рукой, по пещере разлетелся многоголосый звон.
Король что-то сказал Хоруто, и голос его прозвучал на удивление спокойно. Холод, которым веяло от слов, был мягче; и хоть в нем слышался треск, но все же какой-то мелодичный. Так бывает, лед в море поет, предчувствуя лютую стужу. Смертельна его песнь, но прекрасна.
Рогатый айсид нахмурился и покачал головой.
Король же спустился с возвышения и встал перед Францем и Филиппом.
Он был выше мальчиков, но все же ниже взрослого мужчины. Лицо, хоть и обезображенное увечьем, было гладким и даже в какой-то степени красивым. И глядел крылатый вождь не так сурово, как рогатый. Лишь обеспокоенно.
– Не бойся, чужеземец. Как тебя зовут?
Английский язык короля был чистым, голос струился, словно ледяной ручей. Холодно, но так красиво и певуче…
– Ф-Франциск.
– А твоего брата?
– Филипп.
– Вы на одно лицо, – прошептал молодой король. – Будто два цветка на одном дереве… Два плода одной ветви…
Вдруг айсид, удивленно хмыкнув, опустил взгляд.
Оказалось, что мальчиков робко обступали Цветы Памяти: пробиваться сквозь ледяной камень Стезе было тяжело, и выросло всего несколько Цветов, с совсем маленькими блеклыми лепестками.
Айсид медленно протянул руку и коснулся одного Цветка. Тот нежно обнял пальцы короля лепестками и что-то тихонько пропел грустным голосом.
– Цветы Памяти! – выдохнул король. – Вот оно как…
Он выпрямился и взглянул единственным голубым глазом на Франца.
Мальчик затаил дыхание.
Он не знал, что ожидать.
Этот айсид очень отличался от других. Он говорил на чистом английском и двигался так медленно и странно, будто сам был ожившим Цветком Памяти. В его голосе не чувствовалось тепла, однако же беседу он вел тихо и спокойно и голос был такой певучий и высокий…
– Я король айсидов маа, мальчик. На вашем языке имя мое звучит как Северин. А это, – он повел рукой на рогатого вождя, – король айсидов хоро. У него нет имени на вашем языке, на нашем же оно звучит как Хоруто. Мы с добротой относимся к чужакам. И если вдруг животные или птицы попадают в Зимние пещеры, у нас для таких случаев всегда хранится разгоняющий кровь напиток. Согрев пришельцев, мы отпускаем их обратно в лес… Сегодня наши стражники обходили восточные галереи и наткнулись на вас. Вы были на грани смерти от холода, и потому они доставили вас сюда, чтобы привести в чувство. Но вы не животные и не птицы, а линго и забрались слишком далеко вглубь скал, отчего стражники заволновались. Никакие животные никогда не заходили так далеко в туннели Зимних пещер. Что же там нужно было вам, линго?
Голос Северина был какой-то убаюкивающий, обволакивающий, и дрожь Франца слегка приутихла, а мысли наконец прояснились.
– Мы спасались от Эмпирея, – тихо ответил мальчик.
– Эмпире-ей, – протянул Северин, прищурив глаз. – Мы встречались.
Это прозвучало как-то странно и даже… тревожно.
– Значит, Эмпирей гнался за вами, а Калике велел идти сюда? Что ж, звучит складно… И вроде бы понятно…
«Складно?! Будто я выдумываю! Но это же правда! Почему мне не верят?»
– Но, понимаете ли, если Калике велел идти к нам… почему же его самого… тут нет?
Северин оглянулся, обводя пещеру единственным глазом, будто ожидал, что монстр сейчас выйдет из-за гигантских кристаллов, раскланяется и все объяснит.
Никто, разумеется, не вышел.
– Он остался там, снаружи… Я не вру, это правда! Эмпирей напал на Каликса! Они дрались! А потом…
Та вспышка.
Калике так и не пришел. Не догнал их. Может быть, он… Нет! Нет!
– Есть вещи, которые нам непонятны. Которые звучат очень странно в твоем рассказе, – отвечал Северин. – И мы не доверяем тому, кто не является айсидом. Мы хотим выяснить, кто вы и с какой целью пришли к нам, и если решим, что в вашем умысле нет зла, то…
Франциск устало закрыл глаза.
«Калике, зачем ты сказал сюда идти, зачем?!»
– Хоруто не верить линго! – рыкнул рогатый вождь. – И Северин не надо верить! Не надо так легко верить! Мы уже верить много-много раз. И потом, разве ты забывать свой шрам? Линго может плохо желать. Кари-Казе на цепь сажать? Не верить. Кари-Казе не такой. Он сила быть, хотя и сила лишиться. Нужно спросить линго хорошо. Лучше.
Несколько рогатых айсидов поднялись с мест и направились к близнецам. В их мерзлых, леденящих взглядах было что-то такое, отчего Франциск вжал голову в плечи. Северин устремил прозрачный глаз на близнецов. Нахмурился и хотел было что-то сказать, но тут…
– Ооро то ооро, айва ни ай-сииди… – раздался голос из темного прохода.
Айсиды изумленно зашептались, уставившись на щель в стене.
В проеме показался высокий силуэт.
Побросав чаши и отшвырнув в стороны циновки, все айсиды – и рогатые, и крылатые – вскочили со своих мест.
– Кари… – потрясенно прошептал Северин. – Кари-Казе…
Из щели показалась серебристая нога. Калике замер на пороге, держась рукой за стену. Поднял увенчанную тяжеленными рогами голову и устремил огромные глаза-луны на присутствующих. Отыскав взглядом мальчиков, протянул руку и указал на них острым когтем. Лицо его в этот миг было серьезным, почти строгим.
– Нама Бурзу Приндзу де! – воскликнул Калике. – Кари-то има!
По толпе пронеслось волнение, переходящее в священный трепет.
– Кари-то има, – дрогнувшим голосом повторил Калике. – Кари-то има, ай-сииди…
– Кари-Казе иимаши! Кари-Казе! – вскричал рогатый вождь Хоруто и, растолкав толпу, вырвался вперед.
Остановившись рядом с королем Северином, он восторженно вперился в Каликса, не веря своим глазам и тяжело дыша. Потом вождь обернулся, обвел толпу собратьев горящим взглядом, потянул Северина за рукав и торжественно опустился на колени. Молодой король, не мешкая, последовал его примеру. От главных айсидов движение распространилось дальше – будто волна, отходящая от брошенного в озеро камня. Один за другим айсиды опускали головы и преклонялись перед Ветром Полуночи.
– Да будет ночь, – выдохнул Калике.
– Да будет ночь! – откликнулся Северин, и народ подхватил возглас. – Ооро то ооро! Да будет ночь!
И серебряный гигант завершил:
– Вечна!
Калике кивнул на близнецов и с трудом пробормотал:
– Позаботьтесь о них…
Потом ноги его подкосились, и он рухнул на пол пещеры.
Глава 16 о печали и радости
После появления Каликса народ айсидов будто подменили. Братьев отвели в уютную чистую пещеру, устланную циновками. Слуги принесли полотенца из грубой, колкой ткани и два таза для умывания. Слабому Филиппу помогали раздеться два айсида, а Франц сам скинул на пол грязную, вонючую одежду, ежась от прохладного воздуха, опустил ногу в таз и тотчас вскрикнул.