Наместник ночи — страница 49 из 65

Слова Мудреца звучали холодно и сурово. И хоть это был все тот же пестрый, украшенный мириадами безделушек человек, Франциску он больше не был смешон: Мудрец не казался теперь ни фокусником, ни чудаком. В нем ясно проступил лик жителя Полуночи – загадочного и таинственного, хранящего множество секретов, понятных лишь тем, кто рожден в стране вечной ночи.

Этих тайн мальчик не знал.

То, что было известно любому в краях невосходящего солнца, ему – живому человеку – казалось в высшей степени непонятным, неведомым и страшным.

– Решайте, – вздохнул Мудрец. – Пока не истекла мертвоночь, я должен услышать ваш ответ. Согласны вы продолжить путь, найти третью печать и совершить то, что еще никому не удавалось? Или же нет?

«Что делать?..»

У Франца скрутило живот, он уронил лицо в потные ладони. Внутри все переворачивалось, страх сковал внутренности подобно зимнему борею, покрывающему ледяной коркой корабли в гаванях, отчего судна идут ко дну…

Теперь тонул он сам.

Во мраке. В холодной безликой пучине нескончаемой ночи.

Перед глазами мальчика вновь выросла горка ботинок. Золотое зеркало в траве.

Он задрожал всем телом.

«Я не смогу… не смогу… не могу…»

– Я согласен.

Голос тихий и холодный.

Франциск подумал, что ослышался.

Он поднял лицо от ладоней. Его брат смотрел на Мудреца, сжав кулаки до хруста. Спина – ровная, как струна. Лицо бледно и словно бы окаменело. Губы сомкнуты в тонкую линию. Лишь правый глаз едва заметно подергивается от нервного напряжения.

– Фил…

Брат повернулся. Во взгляде чувствовалась затаенная безнадежность – он словно был готов оттолкнуть Франца от пропасти и прыгнуть в провал сам.

Фил протянул руку и накрыл пальцами его ладонь.

– Если ты не сможешь… – сказал он. – Я это сделаю. Понятно? Я.

– Уверен ли ты, Филипп Фармер? – Хозяин Гнезда устремил на него мудрый и древний взгляд.

– Да! Я, Филипп Фармер, клянусь, что открою третью печать и своими руками лишу существования того, кого Полночь именует Мертвым Принцем!

Его слова – точно удары по льду. Точные. Звонкие. Полные смысла. И при каждом Франциск вздрагивал. Почувствовав его смятение, брат крепко и обнадеживающе сжал ладонь.

«Фил!»

– Да будет так. – Мудрец кивнул, и многочисленные бирюльки издали торжественный звон. – Кризалис принимает твою клятву. Пусть приведет дорога идущего туда, куда стремится его сердце… Да будет ночь!

Мудрец приподнял подбородок и хлопнул в ладоши. Франциск с криком дернул рукой: его ладонь вспыхнула, затянувшийся порез покраснел и разошелся, выступила кровь, на атласные подушки закапали темные тягучие капли.

Едва они соскользнули в траву, как земля в этом месте зашевелилась и забурлила, точно варево в ведьмином котелке.

И тут же между резных лапок папоротника показались новые ростки – гладкие и черные словно смоль. Они быстро увеличивались в размерах, и вот уже распустились иссиня-черные листья, а на концах стеблей взбухли тяжелые бутоны, похожие на чумные бубоны. Бутоны росли и пухли на глазах, и вскоре кожица не выдержала растяжения и с треском лопнула, брызнув во все стороны каплями желтого гноя.

В нос ударил запах гнилого мяса.

Франциск попятился в ужасе. Каждый раз, как взрывался бутон, разлетались и зловонные желтые капли гноя, окропляя траву.

Мальчик содрогнулся в приступе тошноты. Даже смотреть на эти омерзительные растения было невозможно.

Черные цветы разворачивали мясистые жирные лепестки, покрытые спутанными длинными волосками. У предыдущих цветов – Лжи и Памяти – в сердцевине были глаза, а в этих… В этих чашечках оказались маленькие рты. Нет, не рты – пасть с десятком острых зубов, которая жадно клацала и высовывала скользкий язык, слизывая с лепестков гниль.

– Цветы Зла, – медленно, с расстановкой проговорил Мудрец. – Все это – ваши Цветы Зла… Те самые, которые приведут вас к Мертвому Замку.

Трудно было представить цветы более отвратительные, чем эти.

Франц понял, почему они такие.

Третья печать должна была завершиться убийством.

Цветы Зла буквально олицетворяли то, что он сам чувствовал, слыша это страшное слово.

Мудрец поднялся со своего места, и гора из подушек, на которой он сидел, рассыпалась. Он протянул свою чашку в сторону и, не глядя, отдал мимикрам, выпрямился и отряхнул полы своей куртки, поправил шляпу на волосах. Мимикры засуетились, ринулись собирать чашки, блюдца, чайники и стали поспешно складывать сервиз на блюдо. Мудрец собирался улетать. Когда мимикры закончили уборку и приготовились к отлету, Мудрец кивнул детям, затем Каликсу и провозгласил:

– Да будет ночь!

Он перешагнул через белоснежную гору посуды, сел на подушки и сложил ноги по-турецки.

– Ну, чего ждете?

Ребята и Калике удивленно поглядели на их друга.

– Ах да! – спохватился Мудрец. – Так как заклинание вступило во вторую фазу, я как хранитель Стези могу вас сопроводить, чем советую воспользоваться. Ну же, садитесь…

Человечек похлопал по ковру.

«Вот так быстро? Прямо сейчас?»

Скоро все и закончится…

Сердце Франциска содрогнулось от боли.

Закончится хорошо для него или для Мертвого Принца?

– Но ковер… – начал было Филипп. – Такой маленький… А мы…

Он метнул взгляд на Каликса: монстр ведь больше, чем они оба, плюс Мудрец, плюс его гигантская шляпа, плюс гора посуды!

– Господин… Я же не умею летать…

– Калике. – Мудрец приподнял бровь. – У меня, быть может, есть проблемы по части сердца, но вот память работает как часы. Я помню, что Эмпирей лишил тебя сил. И все же, если вы хотите отправиться пешком… Через долины караго… и хризалид… Я не буду настаивать!

– Нет! – в один голос вскрикнули Филипп и Франц.

Они взялись за руки, переступили через блюдо и подушки и уселись у ног Мудреца. Странно, но слева даже остался свободный пятачок, может, Ветер и уместится… С серебряным румянцем на щеках, Калике последовал за братьями и притулился с краю, и вот они вчетвером (плюс десятки мимикров) сидят на ковре, да еще и со стопками подушек и сияющей горой чайного сервиза – и совсем не в тесноте!

Волшебство?

Ох уж этот Мудрец!

– Ну что? Полетели!

Братья кивнули. Мудрец дал знак мимикрам – многочисленные слуги Мудреца распределились по периметру, вцепились ручками в ковер и яростно заработали крылышками.

– Держитесь крепче!

Ребята схватились друг за дружку, Калике – хоть и был привычен к полетам – тоже вцепился когтями в край ковра, и через пару мгновений вся компания медленно поднялась в воздух.

Оранжевые и желтые искры тлеющего костра уплыли вниз, поляна постепенно уменьшалась в размерах, и совсем скоро путешественники оказались выше верхушек деревьев. Под ними колыхалось и волновалось черное море леса. Вдали у самых небес звучала тревожная песня ветра.

Мимикры затрещали крыльями громче, и в следующую секунду ковер резко взмыл вверх. Сердце подскочило и снова ухнуло в пропасть, Франц зажмурился от испуга. В лицо ударил ветер, разметал кудри. Рукава рубашки надулись и затрепетали, точно паруса. Кружки и блюдца запрыгали на блюде, зазвенели бирюльки на шляпе Мудреца, мальчишек подбросило, и они крепче вцепились друг в друга. Под ними бушевали воздушные потоки, и ковер бугрился и шел волнами, бренькая расшитыми бисером кисточками.

– Курс – на север! – отдал приказ Мудрец.

И ковер, дребезжа и звеня посудой, стремительно помчался по воздуху над бескрайними землями Полуночи.


Глава 23 о дороге на север


Ковер летел и летел вдаль.

Над путниками разверзлась бездна небес: тут и там темное полотно пронзали – точно сотня призрачных глаз – звезды. Луна еще не взошла, все окутывал мрак, лишь серебристые звездные взгляды освещали бескрайние просторы Полуночи.

Франциск осмелился приоткрыть глаза.

Ветер хлестал по лицу, спутывал волосы. Бесчисленные бирюльки, прицепленные за нитки к шляпе их провожатого, отплясывали такой лихой твист, что Франц все время уклонялся, чтобы его не задело какой-либо вилкой или пружиной. Самого же Мудреца это не беспокоило, и мальчик только удивлялся, как его лицо еще не исхлестали многочисленные цацки? Однако щеки и лоб Мудреца были чисты как первый снег – ни царапинки, ни пореза. Лишь едва заметный розовый румянец покрывал его щеки, и то, когда тот выпивал слишком много горячего чая.

Тоже волшебство?

Мудрец сидел впереди на горе пестрых подушек и смотрел вдаль. Казалось, даже не мигал. Зелено-голубые глаза были широко распахнуты и словно остекленели, глядя сквозь тьму и высматривая что-то незримое для остальных.

Франц не удержался и, вытянув шею, перегнулся через край ковра и глянул вниз. Ох, лучше б он этого не делал!

От головокружительной высоты все поплыло перед глазами, сердце упало и затрепыхалось в пятках, и сам бы Франц, наверное, не удержался, но Фил вцепился в брата и что есть силы потянул на себя.

Далеко внизу распростерлись необозримые просторы. Везде царила ночь. Серебристые ленты ручьев пересекали темные долины, далеко у горизонта тянулась широкая блестящая полоса. Неизвестная река несла свои воды сквозь могучий лесной массив.

Эти леса казались самыми дремучими на свете.

Бесчисленное войско дерев со стволами и листьями цвета сажи. Никогда они не видели солнечного света. Никогда луч восхода не касался черных крон. Как прорастали в этом мире семена трав и цветов? Не видя лучей солнца, не чувствуя его целительного тепла. Мистер Бэрил говорил, что без света ничто не может процветать. Но на этих землях было по-другому. Казалось, ничто не может расти без тьмы.

Корни этих могучих вязов, буков и дубов сосали из земли темноту вместо воды. А напитавшись мраком, расправляли корявые ветви, распускали черную будто смоль листву под бездонными небесами и наслаждались непобежденным могуществом. Да, кромешная тьма была тем, что наполняло их древесные сердца силой и мощью. Ночь была матерью тех лесов, долин и черных лугов.