Проход раздвоился. Появлялись другие туннели, но Франциск брел за Цветами. Из темноты выплывали – точно белые призраки – остатки серебристых куколок. Сброшенная шелуха неизвестных насекомых.
Что за гусеница сплетала здесь коконы?
И во что превратилась?
Судя по размерам, гусеница была великанской, и Франциск задрожал, подумав о чудовищном Богомоле и прилетевших с самумом жуках Эмпирея… Эти коконы принадлежали одному из монстров Южного Ветра, и, как только Франц подумал о том, какое зло таится в этих переходах, что за чудовище делает свечи из человеческого жира и прядет коконы размером от пола до потолка, надежда ускользнула из его сердца, оставив тупой, буравящий червем душу страх.
Не было счастья в этом подземелье.
Никогда.
Лишь отчаяние и ужас пребывали здесь вечно.
Под подошвой что-то хрустнуло.
Мальчик остановился и посветил под ноги. На земле лежала большущая – размером с палец – игла. Из блестящего ушка длинным белым глистом выбегала нитка.
Франц ничего не сказал. Лишь переглянулся с братом, и оба передернули плечами. Побрели дальше. Вскоре под ногами опять заскрипел металл. Светильник выхватывал из мрака все новые и новые блестящие иглы. И не только на полу: они торчали из стен, а когда братья дошли до остатков следующего кокона, то и на нем заметили прилипшие к нитям иголки.
Жуткое это было зрелище.
Кровь леденела в жилах при взгляде на инструменты неизвестного портного. Франц попытался заглянуть в кокон, и ему пришлось зажать нос рукой, чтобы не захлебнуться гнилостным смрадом. Внутри кружевной белой пряжи что-то темнело… Странный ворох чего-то непонятного… Он и распространял мерзкий запах.
– Пошли отсюда, – поспешно бросил Франц, схватил брата за руку и потянул вперед, чтобы тот ненароком не увидел содержимое кокона. Мальчик изо всех сил заставлял себя думать, что ему лишь почудилось.
Ошметки куколок попадались все чаще и вскоре заполонили проход: куда ни ступи – везде свисают липкие приставучие нити, цепляются за одежду и волосы. Братья силились пробраться сквозь клейкие тенета, но ноги и руки то и дело увязали в липучих сетях. Цветы все шипели и щелкали челюстями – ненасытные, нетерпеливые ростки манили за собой. Франциск в конце концов не выдержал и разругался пуще прежнего.
– Ууу, проклятущие! Чтоб вы сгинули, бесячье отродье! Вот я вам! – Он погрозил Цветам Зла кулаком.
Те злобно защелкали в ответ.
Франц выхватил из мешка бархатный сверток, достал кинжал и помахал перед многочисленными пастями:
– Видите? А? Вот как укорочу вам ваши мерзкие языки, так пощелкаете тут у меня! А ну замолчали!
Он наступил на листья – и Цветы Зла отшатнулись, клацая зубищами и гнусно шипя. Они что-то рычали и скулили – видимо, отвечали на своем ядовитом языке такими же ругательствами, а Франца обуяла такая злость, что он просто потерял голову: все плыло перед глазами от смрада и подступающего страха.
– Франц, – строго спросил брат, – что ты делаешь?
Старший брат с ворчанием спрятал оружие.
– Ну, а что они?
– Смотри, сейчас совсем пропадут, останемся тут без указателей… что будешь делать?
Франциск метнул на близнеца рассерженный взгляд:
– А сейчас будто лучше? – Он обвел рукой оплетшие проход липкие нити. – Как мы дальше, а? Куда ни сунься, эта мерзость. Ну, посмотри!
Он кивнул вперед, где скопились хищные Цветы, – коридор там едва просматривался, все затянула – словно заволокла туманом – мутная белесая пелена.
– Как нам пробраться? Проклятущие, завели нас! Чтоб вы провалились!
– Тсс… – Фил приложил палец к губам.
Франц замер.
– Чего?
– Слышишь?
Тут и Франц уловил: где-то далеко в одном из оставленных позади проходов что-то скрежетало, поскрипывало, точно суставы старика. От этого скрипа мальчик покрылся ледяными мурашками и невольно потянулся рукой к кинжалу.
«Не буду прятать, – решил он. – Мало ли…»
– Давай-ка убираться отсюда.
Брат кивнул, и они пошли дальше.
Однако скрипы и шорохи не затихали. Все казалось, их что-то догоняет. Звуки то пропадали, и тогда мальчики вздыхали с облегчением, то вновь, к их беспокойству, появлялись. Где-то там позади что-то скреблось о стенки туннеля, но узнавать, что именно, не было желания.
Цветы Зла убегали вперед, но Франц не спешил. Идти было все трудней, дышалось через силу, – он буквально заставлял себя заглатывать воздух, но если хватал слишком большую порцию, горло перехватывал смрад, и мальчик заходился кашлем.
Тяжелый дух, исходящий от коконов, усилился. Со всех сторон нацеливались хищные иглы, братья увиливали и пригибались, чтобы не напороться на острия, и все равно Франц исцарапался и искололся до крови. Но теперь даже боялся открыть рот, чтобы разругаться: едва размыкал губы, как в горло врывалось зловоние, и оставалось лишь кашлять и хрипеть. Так что мальчик лишь пыхтел и топал дальше со сцепленными зубами.
Очередной коридор оказался таким, что Франциска при вздохе аж отбросило назад: густое марево чада заволакивало проход, до самого потолка стелились туманные испарения. У мальчика заслезились глаза, запершило в горле, и он согнулся в неистовом кашле.
– Назад, – прохрипел он, – назад…
Цветы Зла обступили близнецов, с клацаньем протягивая к ним хищные пасти. Франц оттолкнул брата, однако ноги его подкосились. Перед глазами все поплыло от ужасной вонищи. Ему почудилось, он сейчас рухнет. Каким-то чудом Франциск устоял на ногах и, громко топая и кашляя, потащил брата прочь из этой вонючей дыры. Но не тут-то было! Перетянувшие проход нити вцепились в мальчишек со всех сторон, иглы прошили ткань рубашек и штанов, впились точно колючки терновника в их тела, – и братья повисли на этих тенетах, болтаясь словно мухи в паутине.
Франциск яростно дергался в бесплотной попытке оторвать руку с кинжалом от липкой нити, но пальцы ослабели, конечности налились неподъемной тяжестью, словно холодной водой.
Перед глазами все затянуло болезненное и мутное марево, и Франциск, вероятно, на какую-то минуту отключился. Сквозь беспамятство он вновь услышал жуткое поскрипывание, которое то исчезало, то появлялось вновь. Был то сон или явь?
Наконец заскрипело совсем рядом.
Франц почувствовал на своем лице чье-то дыхание.
Волосы заколыхались, несколько прядок упали на лицо.
Мальчик приоткрыл сонные веки. К нему склонялась чья-то голова: он лишь успел рассмотреть покрытый панцирем лоб да пару больших выпуклых глаз, услышал нетерпеливый свист, а после все заволокла мгла.
Глава 25 о бабочке, которая хотела стать человеком
Когда Франц пришел в себя, все забылось, кроме черных фасеточных глаз.
Он дернулся и забился в путах множества нитей, прошивших его одежду от лодыжек до ворота. Франц болтался на веревках, подвешенный к потолку, словно кукла-марионетка, оставленная на стене театра после выступления.
«Кинжал! – вспыхнула мысль. – Где он?»
Мальчик спешно пошарил взглядом у ног: ничего.
Вдруг слева от себя Франц заметил Филиппа.
Голова близнеца свесилась набок, длинные волнистые волосы закрывали лицо. На мгновение дыхание Франциска перехватило от ужаса: но, приглядевшись, он увидел, что грудь младшего брата поднимается и опускается, значит, он еще жив. Цепенящий страх немного отпустил. Только бы найти кинжал!
Он разрубит нити, освободит брата! Правда, как это сделать, будучи связанным по рукам и ногам, Франц не представлял, да и голова после отключки работала не так хорошо, как обычно.
Сглотнув горькую слюну, мальчик заставил себя оторвать взгляд от бесчувственного брата и оглядел помещение.
Они были подвешены в углу некой комнаты: на стенах горели лампы, огарки испускали неверный желтый свет и сильно чадили, но, к счастью, здесь не чувствовалась та ужасная вонища, которая лишала рассудка в туннеле.
Несмотря на тяжесть в груди, Франц сделал глубокий вдох, потом еще один.
Наконец-то свежий воздух!
В голове чуть прояснилось, туман рассеивался. Франциск проморгался и продолжил разглядывать комнату в надежде увидеть что-либо, что поможет ему освободиться. Тут и там из щелей в каменных стенах торчали гигантские иглы, но теперь, как показалось мальчику, они были упорядочены. Кто-то распределил швейные принадлежности в соответствии их размерам, а висящие на стенах клубки шелковых нитей были смотаны по цветам – от жемчужно-белого до черного. В дальнем углу белело большое облако: сплетенный из тысяч нитей кокон, такой огромный, что в него мог зайти человек будто в комнату.
За коконом виднелись каменные ступени, но, куда они вели, Франц уже рассмотреть не сумел.
Вдруг его взгляд упал на силуэт возле кокона, и он вздрогнул. На секунду почудилось, это человек…
Но…
На стене, подвешенная на плечики, висела… человеческая кожа.
У Франциска закружилась голова, внутренности скрутил спазм, съеденная несколько часов назад лепешка подступила к горлу. Мальчик закашлялся и, скривившись от отвращения, поскорее отвел взгляд. Сердце быстро колотилось в груди, и едва он отдышался после приступа тошноты, вновь принялся за яростные попытки оторваться от нитей. Он дергался и сучил ногами, но нити лишь скрипели и скручивались, никак не желая рваться.
– Ч-черт… – проскулил он.
– Франц? – послышался шепот.
Франциск замер.
Из-под каштановых кудрей глядели лазурные глаза.
– Фил? Ты как?
– Тсс.
Брат притих – лишь глаза яростно блестели в полумраке.
Франц услышал то самое поскрипывание. Чьи-то суставы клацали и скрипели, панцирные чешуйки терлись друг о друга. Такое скрежетание могло производить лишь гигантское насекомое. Шарканье приблизилось, Франциск из последних сил забился в нитях, но в следующее мгновение из прохода упала длинная тень, и он безвольно поник.
На пороге показался хозяин подземелья.
Мертвый Принц отдал этому чудовищу пещеры под горой в незапамятные времена, с тех пор Сшитый бродил по нескончаемым туннелям в абсолютном мраке, бродил и размышлял об одном и том же вот уже которую