Внутри – тихо и пусто.
Дом спал.
Франциск пробрался по лестнице на второй этаж и, наконец, очутился у двери в спальню. Он чуть приоткрыл ее, проскользнул в щель, сразу же повернулся к кровати и замер.
Пустая.
Белеющее в темноте одеяло отброшено в сторону, простыня измята. Казалось, он покинул постель мгновение назад. Франциск кинулся на кровать и зарылся лицом в подушку.
Силы покинули его, и вдруг Франциск понял, что еще никогда не был таким уставшим…
Он оторвался от подушки и глянул на соседнюю: на белом валике ни вмятины, ни складки. Словно никто на ней не лежал. Словно любая память о Филиппе стерлась.
«Так это правда, – подумал Франц. – Значит, теперь… его… нет…»
Он уткнулся носом в подушку и горько заплакал.
Очнулся мальчик от скрипа. Он встрепенулся и резко поднял голову. Волосы спутались, засыпали лицо непослушными локонами. Он смахнул пряди, перекатился с живота на спину и сел.
В спальне уже было светло, на полу перемигивались солнечные зайчики. В саду слышалось пение птиц. А он все так же лежал в кровати, полностью одетый и даже в ботинках…
Ключ надрывно скрежетал в замочной скважине. За дверью послышался сердитый голос.
– Да что же это такое?
Дверь распахнулась, и в спальню вошла Делайла. Зажав в руке ключ так, что побелели костяшки, она впилась в сына острым взглядом.
Мальчик оторопел, облившись холодным потом. Как теперь объяснить свое исчезновение? Его, наверное, искали не одну ночь! Мать и тетушка, вероятно, и вовсе сочли его погибшим – может, подумали, что он убежал на речку и утонул или что его похитили цыгане…
– Франциск. – Мать скривила губы. – Объясни, каким образом дверь оказалась открыта?
– Чт… что?
– Я запирала тебя вчера вечером! – Голос матери резал словно нож. – А сейчас дверь открыта. А?
Вытянув шею, мать осмотрела сидящего в кровати Франца, задержала взгляд на его изодранных коленках и пыльных ботинках, еще сильнее скривила губы.
– Я… Я был…
– Ты что, снова сбегал ночью?
– Я ведь…
Как объяснить матери про Дверь, мир Полуночи, про исчезновение Филиппа?
Мальчик чуть повернул голову: нет, ему не показалось, соседняя подушка была пуста.
«Что же мне сказать ей?»
Но Делайлу, казалось, не волновало отсутствие Филиппа.
– Неужели ты снова сбегал этой ночью? Тебе не хватило того, что вчера мы с Мюриель чуть с ума не сошли, когда ты пропал на полдня? Ты уже не ребенок, Франциск! – Голос матери взлетел. – Ты должен понимать, что такое поведение только для детей! Я так переволновалась, что всю ночь не спала. Но ты по-прежнему делаешь то, что хочешь, и даже не задумываешься об остальных.
Делайла покачала головой, ее губы дрожали.
– Возможно, Мюриель права, и тебя стоит отправить в закрытую школу… Но боюсь, после того, что ты натворил вчера, она не станет просить за тебя полковника. И знаешь, я не могу ее винить.
Сказав это, мать тряхнула головой и вышла – сухопарая и чопорная, словно богомол.
Франциск сидел в кровати словно оглушенный.
До него медленно доходил смысл ее слов.
«Вчера мы с Мюриель чуть с ума не сошли».
«Я запирала тебя вчера вечером».
Неужели Франц сбежал… всего лишь вчера?
Но ведь в Полуночи сменилось множество лун с тех пор, как он открыл Дверь… а тут, в Англии?
Неужто прошла всего одна ночь?
Погруженный в раздумья, Франциск спустился по лестнице на завтрак. До него вдруг донеслись голоса из столовой, он застыл, вслушиваясь в разговор матери и тетушки Мюриель.
– Ты снова накапала ему в чашку того лекарства? – прогудел басок Мюриель.
Мать молчала. Тетушка самодовольно продолжила:
– Делайла, это пустая трата денег и времени! Дорогая моя, разве не видишь? Твой сын просто разбалован по самое не хочу. Придумывает себе всякую чушь! – Она фыркнула. – Я понимаю, почему ты не берешь его в гости к другим людям: что они подумают, услышав его бредни! Но все же поверь мне, дело вовсе не в болезни. Мальчик – фантазер и лгунишка! Капризный, своенравный – бог мой, да я век не видала таких детей. Как он не похож на тебя, Делайла. Видимо, весь в отца… Яблоко от яблони, верно люди говорят!
Тетушка издала циничный смешок. Франциск задрожал от гнева. Он ясно представлял себе лицо матери в этот момент: поджатые губы и окаменевшее лицо.
– Не церемонься с этим ребенком, иначе вырастет таким же беспутным, как его папаша! Ты ведь не хочешь этого, Делайла? Ты слишком жалеешь мальчишку, дорогая. – Тетушка попыталась придать своему голосу сочувственный тон, но вышло слишком наигранно. – Я понимаю, милая, вы пережили такую трагедию… Но все-таки, знаешь, это не повод баловать этого маленького эгоиста! Дети вообще легко привыкают к новым обстоятельствам!
– Обстоятельствам? – переспросила мать.
Ее голос почему-то тонко зазвенел, став таким непохожим на обычный. Тетка крякнула: видимо, поняла, что ляпнула не то.
– Трагичным обстоятельствам, – поправилась она. – Я знаю, как это тяжело для вашей семьи… Но прошло столько времени! Уже и ты, дорогая, должна прийти в себя.
Повисло молчание.
– Такое не проходит, Мюриель.
– Кто знает, кто знает… говорят, время лечит.
– Нет, – пробормотала мать. – Ничего не лечит.
Позади Франца послышались шаги: это служанка спускалась на первый этаж. Волоча ноги, мальчик направился в гостиную, все еще размышляя над услышанным.
К счастью, с ним не разговаривали. Тетка с матерью его игнорировали, и по их злым и нарочито равнодушным лицам можно было понять, что догадка Франца была верной: он отсутствовал всего одну ночь. Как бы Делайла ни ненавидела Франциска, а все же, увидев после долгих поисков пропавшего сына она бы, наверное, вела себя по-другому. Разве нет?
После завтрака Франц хотел снова наведаться на Мельницу, но понимал, что, если отлучится из дома, терпению матери придет конец. Однако нельзя было оставлять лекарства в животе, и Франц последовал обычной тактике. Выскочив в сад, спрятался в кустах и опорожнил желудок.
На этот раз бражник не появился.
Франциск уселся на корень гигантского бука и прислонился к широкому стволу. Земля была еще влажная, но солнце пригревало. Скоро высушит мокрую траву, от бури не останется и следа…
Бури в природе.
Но не в душе.
С дороги донеслось насвистывание.
Поначалу Франц не обратил на это внимания, но прохожий приближался, и вскоре вместо насвистываемой мелодии послышался чей-то тонкий голос, напевающий детскую песенку про старушку и кота, которые летали по небу на метле.
Франц мигом узнал голос.
Он выглянул из-за ветвей: по залитой солнцем дороге вприпрыжку шагала девчонка в клетчатом платье, непослушные волосы трепетали на легком ветру.
– П-с-с, – шепнул Франц.
Лу остановилась, повертела головой.
– Я тут! – Мальчик привстал, чтобы его было видно.
Брови Лу взлетели домиком, но она быстро сделала вид, будто не заметила Франца, и двинулась дальше.
– Лу, мне нужно поговорить.
Свист прекратился.
– А ты чего сидишь в засаде, как разбойник? Приличные люди так не поступают.
Лу горделиво задрала нос, но теперь ступала медленнее. Франц тяжело вздохнул и вышел навстречу. Девчонка замерла, уставившись на него синими глазищами. Франц смутился, но быстро взял себя в руки.
«Я должен выяснить правду».
– Ответишь на один вопрос? Каким бы странным он ни показался…
На этот раз голос не дрогнул. Видимо, даже Лу почувствовала прозвучавшую в его словах уверенность, потому что смеяться не стала. Девчонка сдвинула брови и посерьезнела.
– Валяй.
– Мы виделись с тобой… вчера?
Лу прищурилась, и Франц подумал, что она сейчас покрутит пальцем у виска. Но взгляда не отвел. Ему нужен ответ. Нужен. Девчонка пожала плечами и фыркнула:
– Ну, да… А что?
«Так, значит, правда! Полночь мне только… приснилась? Привиделась? Неужели я сошел с ума…»
– Ничего.
В горле стоял ком. Франциск горько скривился, покачал головой и отступил в тень буковых ветвей.
– Эй? – Она махнула рукой. – Куда намылился? Да погоди же!
Франц не откликнулся, но едва сделал пару шагов к тропинке, услышал шелест в кустах.
Это Лу сунулась следом.
– Не ходи сюда, Лу, – покачал головой мальчик. – Тебе здесь нельзя быть. Мюриель взбесится.
Громко хлопнуло окно, послышались голоса, и Франциск боязливо оглянулся на дом.
– Пошла она к черту, – фыркнула девчонка. – Думаешь, я впервые тут околачиваюсь?
Лу уперла одну руку в бок, а другой облокотилась о буковый ствол, да так по-хозяйски, что Франц понял: не впервые. Лу пробежалась взглядом по его лицу, одежде. Снова прищурилась. О чем-то раздумывала.
– Чего это с тобой?
Неужели на ее лице беспокойство?
– Ничего…
Прежде, встретив сверстника, Франц попытался бы заговорить. Ему хотелось завести друзей, хотелось избавиться от одиночества… Но сейчас – нет. Он просто стоял, мрачно опустив руки.
– Эй, ты обиделся за то, что я тогда сказала?
Мальчик покачал головой.
– Ты права. – Он посмотрел в ее распахнутые синие глаза. – Я сумасшедший. Свихнувшийся. Чокнутый.
Лу прицокнула языком. Достала из кармана тонкую бечевку и принялась задумчиво накручивать на палец.
– Знаешь, чего я думаю!
«Ты прав, – подсказал голос в голове. – Да, ты просто сбрендил, посмотри на себя!»
«Держись от меня подальше!»
– Я вот думаю, не сходить ли снова на мельницу? Мне кажется, там должны водиться крысы. Как считаешь?
– Ч-чего?
– Крысы. – Лу ухмыльнулась. – Хочу поставить ловушку и поймать одну. Говорят, крыс можно загипнотизировать музыкой! Надо попробовать. Хочу себе ручную крыску. Буду всех пугать на Хеллоуин, хах!
Франциск недоуменно поглядел на девчонку.
– Д-да… наверное.
– Не наверное, а точно. – Лу хмыкнула. – Пошли со мной. Поможешь.
Франц открыл было рот, чтобы сказать «ла-а-дно», но наверху снова хлопнуло окно. Не