Наместник Урала — страница 50 из 56

– Если как причастие, то можно и кагора, – кивнул Анзор.

– Сейчас принесу, – покивал батюшка и вышел.

Хотел я Лисе-Марии пару неудобных вопросов задать, да не успел, отец Даниил быстро вернулся и принес три стакана, бутыль с вином (литра на два, не меньше), круг колбасы и краюху хлеба.

– Тебе же, дочь моя, – посмотрел он на журналистку, – прежде чем причащаться, следует в грехах покаяться, а мне – их отпустить… Ладно, рассказывайте, с чем пожаловали. Да, Мария, ты пока хлеб и колбасу порежь!

К нашему с Анзором удивлению, Лиса и слова против не сказала. К шкафу подошла, вытащила поднос, нож и две серебряные тарелки. Поставила все на стол, взяла у ухмыляющегося в бороду батюшки продукты и принялась молча закуску нарезать. Понятно, что причастием тут и не пахнет!

Глава 17Давняя история

Сидим с Анзором и не знаем, что сказать; Лиса молча сервирует стол, священнослужитель на нас поглядывает и улыбается каким-то своим мыслям.

– Готово, – объявила Лиса. – Батюшка Даниил, а мне-то к вашей компании можно присоединиться? Как ни крути, а ведь сама пришла!

– Фужер возьми, не стоит женщине вино из стакана пить, – буркнул батюшка и, подойдя к столу, разлил вино, в том числе и полфужера нацедил, который уже подставила журналистка. – За знакомство! – провозгласил тост отец Даниил.

Мы с Анзором к столу подошли, взяли стаканы, после чего чокнулись с присутствующими. Кагор сладкий и крепкий, но чертовски (в этих стенах – плохое сравнение, но другого не нашел) хорош и вкусен.

– Давно такого не пил, – оценил я.

– Старый рецепт, – усмехнулся батюшка. – Сейчас-то все спешат и нарушают старинные традиции приготовления, говоря при этом, что качество то же самое. Но с каждым годом все более современные технологии убивают истинный вкус и букет. Боюсь представить, что произойдет лет через десять.

– Это да, – покивал я.

– Так чего же в моей церкви забыл такой важный господин? – посмотрел на меня отец Даниил.

– Этот вопрос следует задать Лисе, – кивнул я на стоящую рядом журналистку, которая продолжает медленно потягивать кагор из фужера.

– Батюшка, а ты ничего не замечаешь? – спросила журналистка священника.

– А что я должен увидеть? – покачал тот головой.

– Перед тобой наместник Урала, а мою статью ты не мог не читать, – хмыкнула журналистка.

– Значит, пришла, чтобы убедить, что все сказанное тобой правда, а не вымысел. Но стоит ли поднимать все это из забытья? – спросил батюшка, почему-то переведя взгляд на меня.

– Сложный вопрос, – пожал я плечами. – Даже если и есть толика правды в статье, то это ничего не меняет, времени прошло много.

– Отец Даниил, покажи Ивану Макаровичу рисунки, – попросила Лиса.

Священник огладил рукой бороду и глубоко задумался. В келье повисла тишина, только ходики на стене мерно тикают. Прошло не меньше минуты, священнослужитель крякнул и подошел к книжному шкафу. Достал с верхней полки что-то наподобие ящика, скорее – большую шкатулку темного дерева, украшенную серебряными вставками и красивыми резными фигурками: настоящее произведение искусства. Молча водрузил ее на стол, хмурясь, провел пальцами по лакированной поверхности и сказал:

– Тут почти все, что удалось собрать и сохранить с тех давних времен, когда существовала Великая Тартария и царем ее являлся Петр Третий по фамилии Чурник, которого предали забвению. Хороший был царь, справедливый и мудрый. Сквозь время дошли слухи, что непростые правители у Тартарии были, чародейную силу имели, отсюда и прозвище свое его семья получила, а потом и в фамилию переросло.

– Чурник, чародей? – невольно удивился я. – И что же он мог из, – покрутил пальцами в воздухе, – этакого?

– Людей множество за собой мог повести, даром предвидения обладал, да сильное чувство справедливости имел – вот его основные достоинства. А если вы про чудеса спрашиваете, то не взыщите, не ведаю, – по-прежнему поглаживая шкатулку, ответил батюшка. – Открывать?

– Конечно! – воскликнула Лиса. – Лишний раз хочу убедиться, что права!

– Боюсь, этого мы никогда не узнаем, – покачал головой отец Даниил и вытащил из-под рясы цепочку, на которой висел ключик, инкрустированный мелкими рубинами.

Замок пару раз отчетливо щелкнул, батюшка три оборота вправо и два влево сделал, а у Анзора от такого действа на лице отразилось искреннее изумление.

– Неужели шкатулка древняя, а в ней такой секретный замок? – не удержался мой приятель от вопроса.

– Старинные вещи часто в себе хранят забытое умение, – хмыкнула Лиса. – Мне приходилось видеть то, чего сейчас никто не сделает, но самое главное – для чего такое изготовили, никто не понимает.

– Загадки древности и истории таковыми не являются, если знать их предназначение. Да и все когда-то откроется, как бы это ни прятали, – глубокомысленно сказал священнослужитель и открыл шкатулку.

Внутри обшита красным бархатом, есть два отделения: с бумагами и… драгоценностями. В глаза сразу бросился массивный перстень с черным камнем, в который вплавлена золотая фигурка совы.

– Вас же интересуют изображения, а не символы Великой Тартарии, правильно? – осторожно доставая стопку пергаментов, спросил батюшка.

Мы втроем молча кивнули: сейчас в келье священника происходит небольшое чудо. Открывается тайна одного из событий истории, которое кто-то пожелал забыть. И пусть к этому я не имею никакого отношения, но дух захватило и Лисе-Марии обязательно скажу спасибо. Уже ничуть не жалею, что сюда приехал.

Тем временем перед нами появился первый рисунок. С него на нас смотрит гордая царица, в мехах и с короной на голове, а в правом верхнем углу летит причудливый зверь, напоминающий дракона, в нижнем левом углу оттиск печати, на котором изображена сова.

– Летающий дракон – изображался на флаге; символ защиты, ума и справедливости, – указал пальцем отец Даниил.

– Дракон и справедливость? – удивился я такому сравнению, но продолжать не стал, спросил другое: – А на картине кто изображен?

– По преданию это автопортрет матери Петра Третьего, который решил изгнать с московского трона иноземку, что принесла своим правлением смуту и разруху, – ответил отец Даниил.

– Иван Макарович, она вам никого не напоминает? – закусив губу, спросила Лиса-Мария.

Ничего ей не ответил, неопределенно пожал плечами, хотя в лице на картине есть определенные черты, что и у Катерины и Лидии, моей названой матери.

– Это Петр в молодости, еще не вступивший в права царствования, – показал следующий портрет священник.

Парню на картине лет пятнадцать, весел и беззаботен, в левой руке держит какой-то пергамент, правой сжимает рукоять сабли. На плече молодого человека сидит сова и жмурит глаза. Меня немного передернуло: не то чтобы эту картинку наблюдал в зеркале в подростковом возрасте, но, положа руку на сердце, все же очень я на изображенного похож.

Никто из присутствующих ничего не сказал, но я ощутил на себе быстрые взгляды. Отец Даниил уже следующий рисунок показывал. Ну, тут мне можно выдохнуть: изображен царь, строгий и в гневе, с аккуратной бородой; стоит и грозно кому-то рукой указывает.

– Не похож! – резюмировал я.

– Не скажи, – неожиданно возразил Анзор. – В гневе тебя видеть приходилось, а если бороду отпустишь и оденешься подобающим образом, то… – Он покивал головой и не закончил фразу.

Еще несколько картин мы увидели, одна из которых оказалась незавершенной, но новых знаний они не принесли. Да, признаю, что-то общее можно в моем облике отыскать с царем Тартарии, если таковая существовала. Но толку-то от этого? Так собравшимся и заявил.

– По преданию, – медленно проговорил священник, – наследник должен обязательно объявиться, чем спасет единую империю и выведет из-под полога тайны сведения о великой, но несправедливо забытой стране и ее правителях. Думаю, Лиса-Мария заслужила отпущение грехов уже одним тем, что смогла разглядеть в вас, Иван Макарович, потомка нашего царя.

– Спасибо, отец Даниил! – искренне ответила журналистка.

– Признаю, пути Господа неисповедимы, он тебя на данный путь направил и определил место в бренном мире. Возможно, только для того, чтобы ты, а никто другой, рассказала всем о наследнике, – улыбнулся священнослужитель и перекрестил Лису.

Шкатулку святой отец прикрыл, вино по стаканам разлил, мы молча чокнулись и выпили.

– Теперь могу не писать опровержение? – спросила меня Лиса.

– Не уверен, – осторожно ответил я ей. – Боюсь, кроме проблем, это открытие ничего не принесет. Кто-то, может, и поверит, другие назовут самозванцем, произойдет раскол даже среди сторонников императрицы; в любом случае эти знания, – кивнул на шкатулку, – негативно скажутся на обстановке.

Анзор молчит, священник не стал в спор вступать, а вот Лиса-Мария не успокоилась, стала доказывать, что я не прав. Основной ее аргумент основывается на домыслах, что народ вспомнит о Великой Тартарии и встанет под мои знамена. Утопия, хотя и есть над чем поразмыслить. Тем не менее не представляю, каким образом это пойдет на пользу, если попытаюсь доказать свое происхождение от царя Тартарии. Да и, честно говоря, голова отказывается трезво мыслить и анализировать. Усталость берет свое, а впереди еще много неясного, и на завтра… упс, уже сегодня намечено много событий.

– Давайте подведем предварительный итог, – обратился я ко всем в келье. – Не стану отрицать, что с персонажами портретов имею некое сходство, но это ничего не доказывает. Ведь даже фамилия, и та другая.

– Иван Макарович, это легко объяснить! – сразу же отреагировала Лиса-Мария.

– Возможно, – не стал я спорить, – речь не о том. Необходимы твердые доказательства, их мы добыть не сумеем, да и не факт, что стоит поднимать этот вопрос. Даже если на секунду представить, что все предположения верны и моя семья произошла от царской династии. Увы, это уже не важно, вряд ли поможет. Скоро отправляюсь на переговоры, край необходимо отстоять от мятежных войск, это главное, все остальное – вторично. Опровержение… – поморщился, но вынужден был согласиться, – можно и не публиковать. А вот объяснить все происходящее и истинное положение дел – требуется. Лиса-Мария, жду публикации про раскрытие ограбления обоза. Данные все у вас имеются, необходимо подчеркнуть два момента.