– Иван Макарович, мы на переговоры с оружием пойдем? – задал мне вопрос поручик Гаврилов.
– Далеко от поезда я не отойду, господин Лаваркин об этом знает. На встречу к мятежникам хочу взять вас, Денис Иванович, а господа офицеры, под руководством моего помощника, останутся в вагоне и в случае провокации попытаются прийти нам на помощь, – ответил я.
План этот ранее уже излагал им, и понимания не встретил. Батон настаивал на своем присутствии, и желательно с автоматом, готовым к бою. Офицеры промолчали, но по напряженным лицам понимаю, что им мои намерения пришлись не по душе.
– Так мы автоматы берем? – уточнил Гаврилов.
– Поручик, давайте дождемся Лаваркина и послушаем, когда и где нам предстоит встретиться. Не исключаю того, что все пойдем и вещи свои возьмем, – хмыкнул я.
Н-да… Оказалось, как в воду глядел. Даже на минутку представил, что обладаю даром предвидения, но потом эту мысль отринул. Вариантов не так много, и в том, что переговоры нам предложили провести в привокзальном трактире, нет ничего удивительного. Поразмыслив, согласился: лучше нам не распылять силы, которых и так немного. Строго-настрого запретил своим сопровождающим встревать в перепалки и, не дай боже, первыми начинать драку. Про стрельбу и вовсе не говорю.
– Иван Макарович, а может, мне на место встречи сходить и посмотреть, что к чему? – предложил Сергей. – На засады у меня глаз наметан!
– Нет смысла, – отрицательно покачал я головой. – Да и случись тут с нами что – слух мгновенно разойдется и мятеж сам себя изничтожит.
Штабс-капитан при данном разговоре рядом стоял и моим словам в такт кивал.
Трактир почти пуст, в центре за столиком сидят трое господ военных. Один полковник и два, судя по всему, его заместителя в звании подполковника. Пятеро офицеров званием помладше занимают столик в отдалении. Одеты переговорщики в парадные мундиры, при саблях, и… револьверы на столе.
– Господа офицеры, занимайте один из столиков у двери, – осмотревшись, велел я своим спутникам. – На переговоры пойду один. Посматривайте в окна, уделяйте внимание и входу для обслуги, но в первую очередь следите за нашим поездом.
– Будет сделано! – ответил поручик Гаврилов.
– Сергей, держи мой автомат, – передал я Батону оружие, а потом медленно направился к поджидавшим меня господам офицерам.
Полковник Сарев Геннадий Викторович сидит и, прищурившись, меня рассматривает. Не остался в долгу и я: не дойдя пары шагов, склонил голову к плечу, обвел взглядом поджидающих меня офицеров и неожиданно для самого себя сказал:
– Не знал, что старших по званию так встречать дозволено! Учту на будущее!
Один из подполковников побагровел, пальцы у него мгновенно в кулаки сложились так, что костяшки побелели.
– Иван Макарович, а мы не признаем вашего звания, – усмехнулся Сарев.
– Следовательно, и никакого решения быть не может? – хмыкнул я.
Полковник подумал, молча встал и указал на свободный стул:
– Простите; присаживайтесь, и, надеюсь, мирно сможем договориться.
– Я присутствую тут один, а вас трое, но при этом договоренности имелись, что будем на равных, – медленно ответил я, не сделав и шага.
– Но нас примерно равное количество, – указал рукой на моих спутников Сарев. – Ефим Сергеевич, – нервный подполковник встал со своего места и кивнул, – командир бригады артиллерии. Василий Пантелеевич, – второй подполковник поднялся, – мой заместитель. Считаю, что на переговорах их присутствие необходимо.
– Интересно получается, я, наместник Урала, не привел с собой офицеров из штаба, опираясь на собственные знания и опыт, а вам советчики требуются. Геннадий Викторович, давайте мы предварительно тет-а-тет пообщаемся, а если потребуется, то и остальных ваших офицеров подключим? – предложил я.
Этот первый раунд остался за мной, полковник отослал своих офицеров, правда, недалеко, за соседний столик. Впрочем, не обольщаюсь, ничего это не значит, а возможно, я настроил против себя еще и подполковников. Увы, на этом мои достижения закончились. Полковник еще раз озвучил ультиматум, но гарантировал мне, моим родным и друзьям неприкосновенность и возможность беспрепятственно покинуть Екатеринбург, выехав в любом направлении.
– Иван Макарович, за это от вас требуется всего лишь приказать пропустить мой полк в Екатеринбург и выступить с заявлением, что вы подаете в отставку, так как не считаете, что императрица способна совладать с ситуацией, – заявил он мне.
– А на сторону законной власти перейти не желаете? Пока не поздно, – ответил я, уже не сомневаясь, что переговоры ничем не завершатся.
– Наша цель – спасти Россию, сейчас она движется к краю пропасти, – покачал тот головой.
– Разговор не получается, – резюмировал я, достал портсигар и закурил. – Вы затеяли переговоры, чтобы потянуть время. Для меня это выгодно, так как город готовится к осаде и каждый час играет мне на руку.
– Я хотел избежать напрасных жертв, – пожал плечами полковник. – Да и, глупо скрывать, жду подмогу; сами понимаете, что контролировать такие большие территории одним полком – нереально.
– Можно было еще один ультиматум направить, – обронил я, пытаясь понять смысл данной встречи.
Как ни крути, а получается, что меня из города выманили. Теперь есть два варианта: в мое отсутствие устроят штурм или засаду на обратной дороге. Второй вариант вероятнее, скрытно перебросить войска к Екатеринбургу у полковника не могло получиться.
– Да, но вы немало сделали и лучше бы продолжали заниматься медициной, а не стали лезть в политику, – ответил полковник.
– Взывать к вашей чести и присяге, которую вы когда-то давали, – не стану. Гарантирую: если перейдете на нашу сторону и откажетесь от задуманного, то преследовать вас не станут. А если поможете мятеж подавить, то и повышение, награды обретете, – сказал я.
– Жаль, что вы меня не услышали… – выдохнул Сарев.
– Мне тоже, – ответил я ему и встал. – Не хочется встречаться на поле боя, но, вероятно, другого не дано.
– В данных условиях вынужден с вами согласиться, – поднялся с места и полковник.
Глаза у Сарева грустные, но губы плотно сжаты, такого не переубедить, да он и не один. Те солдаты и офицеры, что не захотели примыкать к мятежникам, ушли, остались искренне верящие, что их дело – правое.
Н-да, переговоры не удались, следует это признать, правда, что-то подобное и предполагалось. Нет, сама словесная дуэль, если так можно выразиться, на самом деле заняла больше времени, но игра словами ничего не дала. Об еще одном раунде переговоров мы не стали договариваться, отлично понимая, что в этом нет смысла.
Трактир покинули беспрепятственно. Машинист паровоза, с которым я решил переговорить, подтвердил, что ему разрешено в любой момент покинуть станцию и вернуться в Екатеринбург. Уже темнеет, можно дождаться утра, но я решил не ждать. Единственное, попросил машиниста не останавливаться в дороге.
Три часа в пути – и на одной из станций наш поезд замедлил ход, затем и вовсе встал, а в двери вагона, с зажженным фонарем, постучал насмерть перепуганный дежурный по станции. Под дулами автоматов пожилой дед в наброшенной кое-как шинели и криво надетой фуражке с красной тульей, заикаясь, сказал:
– Г-господа!.. Из Перми телеграфировали с указанием задержать ваш поезд. Господину наместнику Урала велено передать… – дрожащей рукой он протянул мне листок.
Текст на вклеенных в стандартный бланк, косо и явно наспех, обрывках телеграфной ленты гласил:
«Ваше высокопревосходительство! В связи с вновь открывшимися обстоятельствами просим Вас вернуться и продолжить переговоры. Ваш выбор одобряем. С таким правителем, как Вы, решившим поднять всю Сибирь, воевать никак нельзя. Полковник Сарев».
– Что за бред? – изумился я и, опустив руку с листком, посмотрел на озадаченного Сергея.
– Иван Макарович, может, стоит подождать развития событий? – осторожно поинтересовался поручик Гаврилов.
– Нет, – покачал я головой. – Господа офицеры, обеспечьте отправление поезда. Двоим оставаться в кабине машиниста, на случай нападения, все остальные занимают оборону в вагоне-ресторане, персонал отправить в соседний вагон и объяснить, что в случае стрельбы или экстренного торможения немедленно падать на пол и закрыть голову руками. Исполнять!
При желании со мной всегда можно связаться в Екатеринбурге, и остановка поезда выглядит очень подозрительно. Через десять минут, издав гудок, паровоз потащил наши вагоны. Офицеры, Сергей и я заняли места за столиками, держа в руках оружие. Интуиция говорила мне, что мы, избежав одной ловушки, прямым ходом движемся к следующей – возможно, в засаду. И все же я, поскольку не сумел выспаться, минут через сорок размеренной тряски стал клевать носом. Даже мелькнула мысль, что перестраховался… Но в этот момент громко заскрипели о рельсы колесные пары: машинист применил экстренное торможение.
И сразу же гулко послышались очереди пулеметов по обе стороны от поезда, звонко полетели осколки стекла из разбитых окон, засвистели пули. Один из подпоручиков остался сидеть на своем месте, а шинель на груди у него стала чернеть от крови. Хоть я и дремал, но среагировал быстрее всех, даже Сергея умудрился на пол скинуть и сам возле него упал. Трое господ офицеров уже подле нас, а со стороны паровоза донеслись короткие автоматные очереди. Рывком вскакиваю и к окну – ни хрена не видно, и пулемет молчит! Так бы на вспышки можно в ответ пули послать, но теперь нет смысла стрелять в ночь.
– На выход! – кричу, прикинув, что в данный момент могут перезаряжать пулемет. По нам ведь дали длиннющие очереди, возможно, всю ленту расстреляли.
– А может, стоит прорываться в кабину машиниста? – спросил поручик.
Ничего ему не ответил, прикинул расстояние и – рыбкой в окно прыгнул. Противник такого никак не ожидает, а вот выход из вагонов наверняка под прицелом. Следом за мной, матерясь, прыгнул Сергей (по голосу узнал). Приземлился он, как и я, удачно, благо сугробы погасили падение, да еще мы и оказались в своеобразном окопе. Как только глаза привыкли к темноте и смогли хоть что-то различить, я немедленно выпустил длинную очередь в сторону одной из двух огневых точек врага. Глупо на снегу оборудовать площадки для пулеметов из срубленных еловых лап. Нет, лежать-то удобно – мягко и не так холодно, но подобное пятнышко на фоне снега выделяется, словно муха в сметане. К моему АК присоединился и автомат Сергея, да из вагона наш огонь офицеры поддержали короткими очередями.