ерил шагами зал и разговаривал по телефону. Судя по тому, как он периодически вытягивался во фрунт и выпаливал очередное «слушаюсь!», его собеседником был князь.
Я и мои спутники сидели над остывшим чаем и молчали.
— Как такое возможно? — нарушил тишину Алмаз. — Это же правительственный борт! Тут меры безопасности просто запредельные!
В голове татарина, как, впрочем, и в моей, не мог уложиться факт, что неизвестный злодей заложил в самолет бомбу. В правительственный борт, как он верно подметил. Это было… невозможно! Самолет и экипаж проходит множество проверок, прежде чем выкатиться на взлетную полосу, его осматривают техники и силовики. Он хранится в отдельном, охраняемом ангаре, наконец! Кроме того, сам аэропорт — объект режимный, и доступ к служебным помещениям имеют только проверенные люди. Как такое могло произойти?
— Кто-то из персонала, — выдал реплику от Капитана Очевидность Самойлов. — По-другому никак.
— Евсеев разберется, — свернул я обсуждение. — Или Фочин. Вон он, идет уже.
Глава жандармерии приблизился и со вздохом усталого бегемота уселся на свободный стул. Ничего не говоря, протянул мне свой телефон. «Дядька» наговорился с генералом и теперь желал дать начальственный втык своему «племяннику».
— Да, Николай Олегович?
— Вот почему с тобой всегда так?
— Я, что ли, бомбу в самолет закладывал?
— Характер человека — его судьба.
— Ну вот, опять я крайним остался! Террористы на мой характер ориентировались?
— Не дерзи! — отмахнулся князь. — Идеи есть? Кому это надо?
— Якуты, Потрошители, москвичи, — отбарабанил я список группировок, которым успел насолить за крайне недолгий срок жизни в этом мире.
— Якуты не станут отношения портить, у Потрошителей нет на это никакой выгоды, а вот москвичи — да. Я тоже сразу на них подумал. Бестужев бы тебя с удовольствием из игры вывел. Видать, про письмо от княжны прознал.
— Письмо? — Я поднялся и, отойдя подальше от компании, переспросил: — Письмо-то тут каким боком?
— Какой ты еще… незрелый! — буркнул князь. Последнее слово он явно заменил в последний момент. — Ты единственный из претендентов на ее руку, кто получил хоть какой-то знак внимания!
Хм. Единственный? Крайне несвоевременно, но на душе у меня потеплело. Однако я продолжил спорить:
— Почему это Потрошителям нет никакой выгоды от моей смерти?
— Потому что у них хотя и криминальное, но предприятие. Они не будут идти на обострение, когда все активы в Благовещенске уже уничтожены. Проще и дешевле не мстить, а выстраивать дело на новой территории. Ладно, закончили. Без тебя разберемся. Твоя задача остается неизменной. По прилете в Гуанчжоу сообщи.
И отключился.
Я неспешно вернулся к команде, отдал Фочину его телефон. Тот, словно только этого и ждал, пожал мне руку и покинул нашу компанию.
— Ну что? — Самойлов на правах близкого друга задал вопрос первым. — Какие планы?
— Все те же. Самолет проверят, и мы можем лететь.
— Как-то мне не очень хочется! — с нервным смешком отозвался Алмаз.
— Это нормально, — подал голос Тедань. — Избежав опасности, ты будешь видеть ее везде еще некоторое время. Однако именно сейчас борт самолета — самое безопасное место.
Яньлинь успокаивающе положила ладошку на плечо татарина. На миг мне захотелось поменяться с ним местами, выдать вот эту чушь про «я боюсь» и ощутить прикосновение руки женщины к своему плечу. Но это было неуместно — рука князя не может такого сказать, а значит, и теплого сочувствия ему не видать. И тут…
— У тебя много врагов, Игорь! — Женщина перевела взгляд на меня. Мне показалось, что фразу эту она произнесла с каким-то одобрением. И глаза, если я хоть что-то понимаю в женских взглядах, светились интересом.
Брат ее тут же насупился. Значит, не показалось.
— Есть немного.
Разум послушно отступил в сторону, а за руль в моем сознании уселись гормоны. Включив на максимум все рефлексы самца, почуявшего интерес со стороны привлекательной китаянки. Не успев даже осознать, что делаю, я небрежно пожал плечами, сложив лицо в маску «крутого Уокера» — дескать, кто их там считает, врагов этих! И, сделав полшага к Яньлинь, спросил:
— С тобой… — Короткая переглядка с Теданем. — С вами все в порядке?
Здравый смысл гомерически захохотал. Глеб с Алмазом внезапно заинтересовались содержимым своих сумок. Лазерный луч из глаз старшего Обоя перерезал меня пополам, попутно разнеся в пыль часть vip-зала. А вот Василий, этот мелкий и незаметный парень, смотрел на меня с одобрением. Он и Линь.
Мягко, но с такой властностью, сопротивляться которой не смог бы ни один мужчина, она слегка сдвинула старшего брата в сторону.
— Я… Мы не пострадали, Игорь. Благодаря тебе.
Короткий миг мы молча смотрели друг на друга, и по этому невидимому оптоволоконному каналу высокой пропускной способности летели гигантские пакеты информации. Затем женщина опустила глаза, продемонстрировав приличествующую ситуации краску на щеках, и отступила за спину брата.
— Давайте собираться, — выдавил я пересохшим горлом. И, борясь с искушением поставить между собой и Теданем защитную сферу, направился к выходу.
Мягкие диваны вдоль бортов, лакированное дерево столиков и подлокотников, картины на стенах — наше средство передвижения поражало воображение. Я и представить не мог, что пространство в самолете можно организовать с таким комфортом и уютом. И этот прохладный воздух с едва уловимыми нотками пихты, текущий из кондиционеров! Натуральная квартира на колесах и о двух крыльях!
На некоторое время созерцание этого великолепия отвлекло меня от мыслей, связанных со сценой в зале. Но через пару минут они вернулись во всеоружии и обрушились на меня морским прибоем. Чтобы не выглядеть в глазах своей команды свихнувшимся, я уселся в кресло в хвосте салона, вывалил на стол инструкции своей дипломатической миссии и принялся изображать их внимательное изучение. Может, кто-то и удивился бы, с каким упорством я читаю первый абзац первого листа на протяжении десяти минут, но, к счастью, внимание команды было поглощено самолетом. А меня все не сговариваясь решили оставить в покое, понимая сложность предстоящих переговоров с наместником Гуандуна.
Строчки висели перед глазами мутным нечитаемым серым пятном, в то время как тяжелая пехота здравого смысла огромными алебардами крушила легкую кавалерию гормонов и самомнения.
«Глазки строить? Антошин! Серьезно? Это что, придурок ты этакий, курортный роман тебе? Хвост распушил!»
«Между прочим, первой знаки внимания начала выказывать Линь!»
«Да какая разница! Она берсерк! Из Маньчжурии! А вы летите на задание! Сам-то хоть понимаешь, что романтика тут не к месту?»
«Что ты мелешь! Какая романтика? Где ты ее увидел? Обычный флирт между мужчиной и женщиной! Просто флирт, и ничего больше!»
«Она привлекательная женщина…»
«Ну это да!»
«Значит, она тебя заинтересовала!»
«Вот только не надо натягивать мнение на факты. Дело не в Линь…»
«А в ком? В тебе?»
«Слушай, меня сейчас кто угодно заинтересовал бы! Нормальных отношений у меня больше полугода не было, а что касается женщин…»
«Полтора месяца!»
«Я, кстати, тоже в курсе! Не надо тут старика Зигмунда изображать!»
«Но ты сможешь держать себя в руках?»
«Нет, блин! Я наброшусь на нее прямо в самолете! Хватит нести пургу! Конечно, я смогу держать себя в руках! И подольше, знаешь ли, периоды были!»
«Да в курсе!»
«Ну и заткнись тогда! Не мешай готовиться! Я из-за тебя ни строчки прочесть не могу!»
«Все, ушел. Но на будущее — давай без выпячивания груди и распускания хвостов. Ладно?»
«Вали уже!»
Как сказал кто-то умный — пока у меня есть я, я не пропаду! Вот уж точно! За последнее время я так навострился вести беззвучные диалоги — с кем-то обсуждать происходящее было нужно, — что иногда даже всерьез опасался за свое душевное здоровье. А ну как у меня на этой теме раздвоение личности разовьется? Хотя читал где-то, что если я способен об этом мыслить критически, то угрозы вроде нет. Пока. Это не голоса ведь, а просто способ обработки информации. Я гуманитарий, мне так удобно!
Ладно, к чертям здравый смысл и к чертям гормоны. Есть и поважнее дела. Что там, блин, написано на первом листе?
Ну и, разумеется, я задремал. Главное, что почти никогда не спал в самолетах, хотя, когда в Москву летишь почти восемь часов, сам бог велел. Ну, только если пьяным вдрызг. А тут лету часов на пять, а меня сморило. То ли из-за чтения скучных бумаг, то ли от нервов — поводов-то в достатке! Не суть. Главное, что заснул. Но как-то странно так. Бывает, когда днем ляжешь минут на двадцать после сытного обеда — проваливаешься в сладкую такую дрему, где реальность путается с видениями, слышны звуки дома и голоса созданных воображением людей. Самые интересные сны, кстати, так выходят. Правда, и самые бредовые.
Вот и сейчас похожим образом было. Я слышал гудение двигателей самолета, едва различал голоса своих спутников, даже, кажется, видел сквозь прикрытые глаза бежевый пластик обшивки салона и кусочек закрытого шторкой иллюминатора. Но при этом смотрел сон. Очень реалистичный сон. И в нем я был монахом. То есть монах как бы был сам собой, звали его Экхартом, и был он немцем. А я у него… Не знаю… будто в голове сидел! Чувствовал то, что он чувствовал, ощущал его тело. И слышал его мысли, ко всему прочему!
Сначала меня это напугало. Вспомнился последний перенос сознания из своего родного тела в тело двойника, и проводимая параллель мне не понравилась. Тогда я тоже будто соседом в Игоре был: все видел и слышал, но без доступа к рычагам управления. Одновременно я был и собой, и настоящим обер-секретарем. Хотя нет. Тогда я мыслей его не слышал, но общий эмоциональный фон различал. А сейчас — полное погружение! Ви-ар без всяких модных самсунговских очков!
В общем, я решил было, что меня сейчас по сложившейся доброй привычке отфутболит в тело немецкого монаха. Чего я не желал абсолютно! Я тут только жизнь отстраивать начал — не надо меня в Германию, да еще в келью! Что за манеру вообще взяли моим сознанием швыряться, как мячиком! Некем больше поиграть, что ли? Чемпионат мира у кого-то? Но спустя пару условных минут сна я как-то сообразил, что ничего подобного не происходит. Не переносит меня в монаха. Так же гудел двигатель самолета, так же трепались друг с другом члены моей команды. И меня из тела неведомая сила не тащила. Просто снился сон, в котором я был майстером Экхартом.