Сделала несколько шагов, вдруг неловко поскользнулась и упала прямо на задницу. Глядя, как этот сукин сын, улыбаясь, надвигается на меня, отчаянно поползла в сторону своей комнаты.
— И сколько раз он тебя уже трахал? А? — Его глаза довольно блестели. Подошва старого стертого ботинка смяла мой мобильник с ужасным хрустом. — Маленькая грязная шлюшка. Сколько раз? Тебе понравилось?
Барахтаясь, все-таки встала на ноги.
— Понравилось отсасывать ему? — Расстегивая ремень, отчим продолжал надвигаться на меня. — Дрянь. Настоящая дрянь. Потаскуха…
Бросилась в свою комнату, вбежала внутрь, дернула на себя дверь и закрыла ее на замок. Продолжила пятиться, теперь уже к окну. Сердце прыгало где-то в горле. Одна мысль о том, что синяков на моем теле прибавится, приводила меня в неистовый ужас.
Его тяжелые шаги эхом отдавались в пустом доме.
Одна. Совсем одна. Некому защитить. Некому заслонить меня своей спиной, пожалеть, увезти отсюда. Когда-нибудь все обязательно выйдет из-под контроля, ион просто убьет меня. Прирежет, как щенка. И никто не узнает.
Если его не остановить, все будет только хуже. Намного хуже. Надо быть покладистой. Надо еще немного потерпеть. Если не отвечать, он успокаивается. Если молчать, ему быстро надоедает.
— Никто. Не смеет. Закрывать. Двери. В моем. Доме!
У меня подкосились ноги.
— Уходи! — Заорала. Но тихий голос в моей голове прошептал: «не поможет».
Нужно бежать.
Обернулась и бросилась открывать окно. Отодвинула шторки. От осознания увиденного кровь в венах превратилась в лед и огонь одновременно. На оконной раме не было ручек. Не было ручек! Отчаянно принялась водить ладонями по оконной раме.
Как так? Не может быть? Почему? За что?!
Отрезал мне все пути к отступлению… Запер, чтобы терзать долго и безнаказанно. Чтобы никто никогда меня не услышал…
Вздрогнула от резкого грохота. Медленно повернулась.
Он выбил дверь. Стоял на пороге с ремнем в руках и противно скрипел зубами. В его глазах горели ярость и ненависть, лицо перекосилось от гнева.
Затравленно посмотрев на своего мучителя, я поползла вниз по стенке. Нужно принять свою судьбу. Не всегда получалось быть незаметной и избегать разборок. Сегодня просто неудачный день. Перетерпеть. Все закончится быстро.
Первый хлесткий удар больно обжег мне предплечье и шею.
— Никто! — Удар. — Не смеет! — Удар. — Закрывать двери в моем доме!
Втянула голову в плечи. Спрятала лицо в ладони. Удары посыпались одни за другим. Хорошо, что рюкзак не успела снять, по спине попадало не так больно.
— Тварь! Шлюха! Тварь!
Слезы щипали глаза. Ничего не чувствовала. Ждала, когда он выдохнется, и представляла море. Тихое, спокойное. В котором так здорово качаться на волнах. Плывешь себе не спеша…или закрываешь глаза и просто качаешься на волнах…
— Шалава! Так и я знал, шалава! Как и твоя мать!
Обычно он бьет так, чтобы не оставалось синяков. С ремнем тяжелее — следы проходят долго. Но даже их наличие не убедило школьного психолога в том, что мне не сладко живется. «Нана, — сказала она, — вам обоим сейчас тяжело после смерти матери. Будьте внимательны, прислушивайтесь друг к другу, учитесь разговаривать и понимать». Проще говоря, — терпи. Хотя именно так она мне не сказала. Просто позвонила ему и все выложила. И уже вечером того дня пришлось расплачиваться за этот разговор двумя пощечинами, пинком в живот и ушибленным после падения затылком.
И, кажется, сегодня отчим входил во вкус: удары становились только сильнее. Раньше дядю Жору удовлетворяли тычки и издевки, со временем он перешел на пощёчины, теперь же ему не хватало уже двадцати ударов ремнем. Двадцати одного. Двад-цати двух…
Стиснула зубы.
Двадцати трех…
Пожалуй, самое время помолиться или прикинуться мертвой. И я сделала вид, что теряю сознание. Или нет? Кажется, он пнул меня. Потому что от резкой боли в животе и сильного удара головой о батарею вдруг резко поплыло в глазах и стало совсем темно.
Нана
— Забавно, — улыбнулась, делая вид, что смеюсь над шуткой Кирилла, которую даже и не слышала.
Задумалась просто. Обо всем и ни о чем.
Автомобиль притормозил возле дома дяди Вани. Кирилл повернулся ко мне:
— Беги, малышка, только надолго не задерживайся. — Склоняя голову набок, заглянул в глаза.
— Хорошо. — Прошептала, чувствуя себя совсем крохотной рядом с ним.
— Иначе я начну переживать. — Прикоснулся к моим губам своими. Мягкое невинное прикосновение, бережное нажатие, пробуждающее медленный жар. — Давай, часика два, не больше, хорошо?
— Угу. — Согласилась, косясь на заднее сидение, где, вытянув ноги, вальяжно развалился Тим.
— Кир, давайте сегодня без слюней, ладно? — Брезгливо отвел глаза и взглянул на часы. — Иди уже, куда тебе надо, не могу я здесь, коленки упираются. — Это уже мне.
Левицкому не терпелось занять сидение рядом с водителем. Бесился, что теперь частенько приходилось уступать его мне.
— Притухни там, Тим. — Устало бросил Кирилл, шумно сглотнул и снова посмотрел на меня. — Можешь набрать меня, или сам заеду часа через полтора.
Значит, через час приедет. Начинаю привыкать к постоянному контролю. Не рановато ли он начал вводить ограничения на мое свободное время? И как ему мягче сказать об этом?
— Буду скучать. — Зарылся пальцами в мои волосы, притянул мою голову к себе и нежно поцеловал.
На какое-то мгновение я начала оживать, оттаивать, даже забыла, что мы в машине не одни. Почувствовала, что завожусь все сильнее. Прикусив легонько мою нижнюю губу на прощание, Кирилл с трудом отстранился:
— Моя красавица…
— Мерзость. — Пробормотал Левицкий, отворачиваясь и с силой толкая дверцу машины, чтобы выйти.
— Не обижайся на него, он мудак. — Руки Кирилла скользнули по моим щекам, мягко поглаживая.
— Знаю. — Внутри у меня все кипело, охваченное жаждой большего.
Мне так хотелось побыть с ним вдвоем, наедине. Прогуляться по улицам города или просто поваляться на матрасе на чердаке, свернувшись калачиком в его объятиях.
— Ладно. Беги. — Он бросил косой взгляд на товарища, ожидающего снаружи, чтобы занять мое место. — До встречи.
Мы переплели пальцы и, не в силах оторваться друг от друга, еще раз поцеловались.
— Пока, Нана. — Эти слова вернули меня на землю, заставив вспомнить, кто я и где нахожусь.
— Пока… — Опустила глаза, расцепила наши объятия и вышла из машины.
— Малыш, твой мобильный. — Напомнил Кирилл, подавая аппарат. Перехватив его, Левицкий почти швырнул его мне, сел в машину и захлопнул за собой дверцу.
— Спасибо, — произнесла, убирая телефон в карман новых джинсов.
Голова еще кружилась, когда я провожала взглядом удаляющийся автомобиль, через стекло которого недовольно скалился Тим. Затем развернулась и пошла к дому Гончара.
Да. Вчера я набралась смелости и сказала Кириллу, как меня зовут. Просто имя, не более. Вообще, многое изменилось за эту неделю в моей жизни. Многое, если не все.
Сразу после той вечеринки, Кирилл ушел из дома. Я ничего не поняла, что у них там произошло. «Конфликт интересов» — вот и все его объяснение, — «У мужиков такое бывает». Наверное, меня это должно было хоть как-то успокоить, но получилось только наоборот.
В больницу ехать он отказался, хотя я и говорила, что у него останется шрам, если не зашить эту рану на щеке, чуть ниже виска. Но Кирилл почему-то был только рад такой перспективе. «Хотя бы чем-то мы будем отличаться», — бросил в сердцах, закидывая свои вещи в багажник машины.
До рассвета, лежа на чердаке, мы в ту ночь разговаривали. Ему было неловко за ситуацию с Ниной, а мне пришлось признаться, что я чувствовала себя в кругу его друзей старым платьем в гардеробе светской львицы. Попросту говоря, не к месту.
Странные люди. Многие из них надменные, старающиеся казаться идеальными, но совершенно распущенные или гнилые изнутри. Некоторые — откровенно безбашенные. Выскочки, мажоры, пьяницы. Мне было непонятно, как такой парень, как Кирилл, мог вообще с ними находить общий язык.
Парень, который писал мне трогательные записочки, вдохновенно рассказывал о мотоспорте, стоя коленями в луже, фотографировал дождь… парень, который смотрел так смущенно и восторженно, но лишь украдкой в темном зале кинотеатра, сладко пахнущем попкорном и чипсами. Смотрел и тут же отворачивался, боясь, что замечу.
Где это все?
Где мягкий, чуткий, романтичный Кирилл? Такой понятный и прямолинейный. Мужчина со светлым, почти мальчишеским очарованием. Который смотрел не на меня, а внутрь меня, прямо в душу. Который одним лишь взглядом мог оторвать меня от земли, а не возвращал на нее.
Я не узнавала его.
Не узнавала. И это жутко тормозило. Я была просто растеряна. Теперь Кирилла интересовали только развлечения. Да, он всегда был рядом, окружал меня со всех сторон своим присутствием, но его, кажется, только порадовало, что меня вдруг вышвырнули с работы без объяснения причин и лишили единственного источника заработка. Так мы могли проводить с ним еще больше времени вместе.
Каким образом?
Он снял квартиру и уговаривал меня жить вместе. Купил мне смартфон, провез по всем дорогим магазинам, приодел, как куклу. А я только смотрела, не в силах сопротивляться, и не понимала, что творится с моей жизнью. Мечта каждой Золушки сбывалась на моих глазах, а мне все меньше хотелось улыбаться.
Глупо было сопротивляться. Но я чувствовала себя лодкой, качающейся на волнах. Ожидающей, прибьет ли ее к берегу, или разнесет на щепки штормовыми волнами. Не покидало ощущение, что раз за разом крутят один и тот же дешевый фильм. Все — нереальное, люди — актеры, а я — главная героиня, которая в самой важной сцене своей жизни вдруг забыла слова. Дубль два. Дубль три, пятнадцать, тридцать, пятьдесят. Все ожидают, что я исправлю ситуацию, но всех моих способностей хватает лишь на то, чтобы раз от раза нарочито театрально хлопать ресницами.