Нана — страница 48 из 70

Я зажмурилась, тщетно пытаясь удержать слезы, наполнившие глаза.

— Ты мог сказать мне все на первом же свидании. Все было бы по-другому! Ты просто не дал нам шанса! — Бросилась к рюкзаку и принялась остервенело закидывать в него вещи. Мокрые вперемежку с сухими. — А теперь я ни одному из вас не верю! Ни одному!

— Но я здесь именно для этого — сказать тебе все. Ты сама не дала мне об…

Резко обернулась:

— Что ты хочешь от меня?! — Ткнула пальцем в его грудь.

— Чтобы ты выслушала меня. — Нежно взял мою руку, напряженную, сжатую, и, приложив к губам, нежно поцеловал. — Прости. — Прижал ее к своему гулко бьющемуся сердцу. — Можешь не верить, просто пойми, почему я так поступил: он мой брат. Да, выбрать его было ошибкой, нужно было думать о тебе. Но больше такого не повторится. Никогда. — Приблизился. — Я люблю тебя. Очень. И хочу быть с тобой.

Все тело покалывало от желания погладить его кожу, прикоснуться к лицу, прижаться губами к его губам. По спине бежали мурашки, миллиарды мурашек. Мышцы расслабились, дыхание перехватило. Секунды превратились в вечность, чуть было, не заставив меня растаять под его взглядом. Но обида вновь накатила удушливой волной.

— А я? — Прошептала ему в лицо. — О моих чувствах вы с братом не беспокоились? Мне всю жизнь теперь гадать, в какие моменты со мной был он, в какие ты? А в какие был ты, старательно притворяясь им?

Вырвала руку и бросилась к рюкзаку. Расческа, наушники, телефон, платье, куртка.

— Ты знаешь. Знаешь меня! — Раздался глубокий вдох. — Знаешь меня настоящего, и не отрицай!

Слезы предательски капали в рюкзак вслед за вещами.

— Я чуть не наделала столько глупостей…

Побежала к стене, чтобы содрать с гвоздя толстовку.

Паспорт? Где паспорт? Черт. Остался в кармане кофты, которая висела на стуле в квартире Кирилла. Без документов мне далеко не уехать.

— Куда ты?

— Ухожу. — Надела, застегнула молнию. Устроила рюкзак на спине. — Но сначала хочу поговорить с ним, взглянуть в глаза.

Илья метнулся ко мне и резко развернул к себе:

— Ты совершаешь ошибку.

Мой мир все равно уже разбит на осколки.

— Мне все равно. — Вздохнула устало, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Не ходи к нему, с ним опасно. — Встряхнул меня за плечи. — Он… не тот, за кого себя выдает. Кирилл ввязался в такие дела…

— Все вокруг притворяются. Все лгут. — Наградила его печальной улыбкой. — Так чем ты лучше, чем он?

— Не ходи! — Прижал меня к себе изо всех сил.

— А что мне делать? — Дернула плечом, высвобождаясь. — С тобой остаться?

— Почему ты мне не веришь? — Не собираясь отпускать, Илья заглянул мне в глаза. — Все, что я сказал — правда.

— Мне ваша правда поперек горла уже встала. — Поджала губы.

Видела в его взгляде любовь, искреннюю, чистую. И не верила, не верила, не верила! Качала головой, чтобы не смотреть больше.

— Пожалуйста. Посмотри мне в глаза! — Его ладони обхватили мое лицо. — Давай поговорим спокойно. Я тебя никуда не отпущу!

Слезы, застывшие на ресницах, размыли его очертания.

— Убери руки. — Попросила сухо.

— Нет! — Воскликнул, размазывая влагу большими пальцами по моим щекам.

— Я жалею, что вас встретила. — Все внутренности скрутило тугим узлом. Теперь я знала, как болит душа. — Пусти, мне нужно увидеться с ним. — Сбросила его руки и быстрым шагом направилась к двери.

— Значит, ты выбираешь Кирилла? — Спросил с ледяным спокойствием.

— О, теперь вы даете мне право выбора? Как великодушно!

— Останься, пожалуйста. Давай, поговорим.

— Нам не о чем разговаривать! — Выбежала, хлопнула дверью и припустила вниз по лестнице.

Дождь уже не лил, как из ведра, но продолжал тихонько накрапывать.

— Правильно. — Через несколько секунд раздался сверху голос Ильи. — Иди. У тебя ведь есть другой «Я».

Спрыгнув с последней ступеньки, что было силы, закричала:

— Да я вас обоих ненавижу! — И себя заодно. — Играйте с кем-нибудь другим, ставьте эксперименты, примеряйте роли, делите человека без его согласия. Флаг вам в руки!

Или торпеду в одно место.

И, накинув капюшон на голову, бросилась в темноту ночи.


В квартире Кирилла горел свет. Сердце тревожно забилось. Вошла в подъезд. Перескакивая через две ступени, взобралась на второй этаж. Немного притормозила, заметив на тускло освещенной площадке незнакомого широкоплечего мужчину в черном костюме. Бритый на лысо, с кустистыми черными бровями и мощными руками, сложенными в замок на груди, он казался почти великаном. И не внушал особого доверия.

Прошла мимо и, неохотно повернувшись к нему спиной, постучала в нужную квартиру. Дверь открылась почти сразу.

— Ки… — замерла, увидев двух здоровенных детин в коридоре.

Один из них, тот, что открыл мне, белоснежным платком вытирал кровь с кулака. Другой держал в руке самый настоящий пистолет, матово-черное дуло которого было приставлено к виску Кирилла, стоящего возле его ног на коленях с окровавленным лицом и заплывшим глазом.

Внутри у меня все похолодело, голова закружилась от страха. Как в замедленной съемке, Кирилл поднял на меня взгляд и посмотрел так виновато, так растерянно, будто просил прощения и сожалел о чем-то.

Я моментально все поняла. Приготовилась бежать, шагнула назад.

— Не торопись, красавица. — Вдруг донеслось сзади.

И кусок холодного металла безжалостно уперся в мой затылок.

19

7 дней до прибытия на Старый вокзал


Время лечит раны. Все, кроме душевных. На них не наклеишь пластырь, не замаскируешь косметикой, не спрячешь под одеждой. Я не хотела, чтобы мои раны становились все глубже и глубже. Хотела скрыть их от людей под дежурной улыбкой и тихим не многословием. Пусть себе заживают, рубцуются потихоньку и напоминают о себе ноющей болью лишь в непогоду — тогда уж о них никто, кроме меня не узнает.

Я решила бороться. До конца. Не сдаваться. Бежать. Ведь если остаться, он продолжит ковыряться своими наглыми пальцами в моих ранах и дальше, сыпать на них соль и наблюдать, что будет.

Он стал очень ласков. Подозрительно учтив, нежен. Это сбило бы с толку любого, но только не меня. Волк, попробовавший кровь, не станет человеком никогда. Ему нравилось бить и видеть реакцию, страшно бесило, если я отрубалась и не могла сопротивляться его ударам. Ему хотелось слышать мольбы о пощаде, видеть мучения, слышать жалобные стоны израненного существа.

А тут — ласка. Странно, понимаете?

Он снова стал заставлять меня смотреть с ним телевизор, позволял ужинать за одним столом, спрашивал, не купить ли чего. Все это длилось уже больше двух недель, и жутко настораживало. Нельзя было игнорировать жадный блеск в его глазах, хитрую ухмылку и сальный взгляд из-под полуприкрытых век.

У него явно родилась какая-то идея. Появилось новое желание. Какое — долго не могло оставаться загадкой. Достаточно было сопоставить некоторые факты. Две недели назад, рано утром, ему удалось застать меня врасплох: он вошел в мою спальню, когда я переодевалась. Помню, как расширились его зрачки. Они стали почти черными при взгляде на грудь под полупрозрачной белой майкой.

Именно с того дня его что-то упорно одолевало. Молчаливый, задумчивый, он стал вдруг чересчур общительным, увивался за мной, ходил по пятам, спрашивал, как дела в школе, и даже отпустил на выпускной. Куда-то разом пропали его подружки. Он больше не уезжал вечерами на своем пикапе, обильно надушившись и переодевшись в свежую рубашку, не разговаривал допоздна по телефону.

И предчувствие чего-то страшного и неминуемого не оставляло ни на секунду. Не трудно было догадаться, какую участь отвел мне отчим, какую судьбу готовил. Единственное, что было предельно ясным: если ему отказать в чем-то, он непременно возьмет это силой.

Я приготовила паспорт, фотографии, медицинскую справку, сделала нужные ксерокопии. Спрятала их под матрац вместе с маминой фотографией. В рюкзак сложила только самые необходимые вещи. Мне оставалось только получить свидетельство о сдаче ЕГЭ и рвануть со всем этим подальше отсюда.

Ночью мне не спалось. Лежа в постели, я слышала, как он меряет быстрыми шагами свою комнату. Ходит. Туда-сюда. Туда-сюда в тишине дома. Громко дышит, садится в скрипучее кресло, а затем продолжает снова: вскакивает и, как дикий зверь, мечется в поисках покоя или какого-то решения.

Когда дверь в мою комнату тихо отворилась, я начала читать про себя молитву. Вжалась в подушку. Тяжелые шаги приблизились и замерли возле моей кровати. «Господи, пожалуйста, помоги, помоги». Он наклонился и долго втягивал носом мой запах, перебирал пальцами волосы и странно хрипел. А мои руки только сильнее вжимались в край матраца.

Первую минуту я представляла, как вскочу, буду драться до последнего и не сдамся, даже если придется погибнуть в его лапах. А потом просто переключилась с его тяжелого дыхания, мерзко окутывавшего меня со всех сторон, на теплые морские волны. Представила, что я не здесь, а далеко-далеко от дома, греюсь на солнышке, ныряю в соленую воду, рассматриваю золотистых рыбок и больше не вижу того дерьма, что меня окружало в реальной жизни.

Задышав быстрее, он задергался, сжал мои волосы в кулаке и зачем-то тихо застонал. Услышала, как его колени ударились о пол, а изо рта вырвалось довольное рычание. Еще минут пять мне пришлось слушать, как он восстанавливает дыхание, сидя рядом с моей постелью на полу, и старательно вытирает руку о простынь.

Так кровь не стыла в моих жилах никогда прежде. После его ухода я не сомкнула глаз. На рассвете встала, оделась и быстрее, чтобы не встретиться с отчимом, умчалась к морю. Прощалась. Со свободой, красотой, соленым дыханием моря и сердитым блеском утренних лучей на глади волн. Пообещала, что не забуду. А, может, когда-нибудь даже вернусь.

Получив свидетельство о сдаче ЕГЭ, выгадала час, когда отчима точно не могло быть дома. Прокралась осторожно. Тихо и пусто было внутри, но я все равно действовала как вор. Сердце ухало в груди, руки немели от страха. В последний раз обвела взглядом свою комнатку, мысленно попрощалась. Затем подошла к кровати, приподняла матрац и обомлела.