Прикрыв тихонько дверь, мы кинулись вверх по лестнице. Илья впереди, я — за ним, стараясь не отставать и не отпуская его руки. Когда мы, задыхаясь, поднялись на верхний этаж, снизу послышался топот.
— Тсс, — мой спутник приложил палец ко рту.
Я кивнула. Сердце билось в груди непостижимо быстро.
Поднявшись по приставной железной лестнице, Илья размотал проволоку на дужках, которые запирали деревянную дверцу, и открыл нам ход на чердак.
— Пошли, — шепнул, уступая мне дорогу.
Я быстро вскарабкалась и очутилась в помещении с низкими потолками и полом, засыпанным керамзитом. Повсюду из щелей в стенах, разрывая тьму, просачивались лучи утреннего солнца. Закрыв бесшумно дверцу чердака, Илья снова взял меня за руку и повел за собой.
— Сюда.
И мы побежали по хрустящим под ногами камешкам, стараясь не упасть и не наткнуться на вездесущие бетонные балки, служившие опорами для кровельной системы. Пробежав метров пятьдесят, я чуть не упала, подвернув ногу, но Илья вовремя меня подхватил за талию.
— Ты в порядке? Идти сможешь? — Спросил, тяжело дыша.
— Угу, — выпрямилась я, вставая на обе ноги. Он казался уверенным и спокойным, и мне это придало сил.
Мы снова побежали. Через несколько метров показалось небольшое отверстие в потолке. Дверь на крышу.
— Здесь ступеньки, осторожно. — Илья помог мне взобраться, толкнул рукой дверь.
Оказавшись на открытом пространстве, я тяжело вздохнула. Ну, и куда теперь? Похоже, мы в ловушке. Но Илья так не считал. Осторожно подойдя к краю, он бросил короткий взгляд вниз: на свой подъезд, соседний, затем покачал головой и указал:
— Туда.
И мы помчались к противоположной стороне крыши. Я еле поспевала за ним, но очень старалась. И без того уставшие ноги, молотили по поверхности крыши без устали.
— А теперь вниз. — Заявил Илья у самого края, довольно глянув через ограждение.
— К-куда? — Сглотнула я, чувствуя, как подгибаются колени.
Но все же подошла к краю и заметила жалкое подобие пожарной кровельной лестницы-палки, идущее вдоль стены. Обычная металлическая ручная конструкция с жесткими металлическими ободами по всей длине. Тоннель в никуда.
— Ты, верно, шутишь? — Спросила я, пятясь назад.
Мне хватит и одного взгляда с девятого этажа вниз, чтобы рухнуть в обморок, а уже лезть туда — ни за что и никогда. Уж лучше помереть от пули.
— Не шучу, — сказал строго, развернул меня к себе и положил дрожащие ладони мне на лицо. — Нана. Смотри на меня. — Мне нравились эти глаза. Янтарь, шоколад, редкие вкрапления золотистого коньячного. Они гипнотизировали, лишали воли. — Слушай меня.
— Ох…
— Все будет хорошо. Ты мне веришь?
— Угу.
— Веришь?
— Да.
Он оторвался от меня и ступил на край крыши.
— Значит, не бойся. Мы спустимся. Другого выхода нет. Я пойду первым, буду тебя страховать. Поняла?
— Да. — Ответила еле слышно, глядя, как Илья, ловко устроившись на лестнице для самоубийц, начал спускать вниз.
— Значит, пошли.
— Угу, — промычала, в последний раз взглянув на прекрасный розовый рассвет, стелящийся над заводскими трубами на горизонте.
— Быстрее! — Напомнил он.
И я, встав на четвереньки, пролезла по ограждению и подползла к основанию лестницы. Меня трясло, как осиновый лист. Дыхание перехватило так сильно, будто после банки мятных леденцов.
— Нана, что ты любишь больше всего?
— А?
Переспросила, покрываясь потом. Сил обернуться и посмотреть на него не было. Спустила сначала одну ногу, нащупала скользкую ступеньку, потом спустила другую. Пальцы впились в край крыши.
— Музыку? Может, книги читать? Или что-то еще?
Я всхлипнула.
— Ты нашел не самое подходящее время, чтобы знакомиться со мной ближе.
— А ты отвечай. Забудь, где ты, что делаешь. Не смотри вниз, думай только о том, о чем я тебя спрашиваю.
— Хм. — Наконец-то, осмелилась перехватиться за перекладину. Сделала робкий шаг вниз на одну ступень. Пальцы до боли впились в железяку. — Музыку люблю.
— Отлично. — Подбодрил он. — Какую последнюю песню ты слушала?
Перемещая руки и ноги со ступени на ступень, я думала. Старалась вспомнить. Помнится, перед тем, как Илья пришел ко мне на чердак, и перед тем, как мы целовались… Я целый день слушала музыку, глядя в окно. Но какая песня была последней? Ах, да…
— Это был Джон Н.
Легкий порыв ветра взметнул мои волосы, заставил поежиться.
— Ты слушаешь Джона Н.? — Как ни в чем не бывало.
— Ну, в общем, да.
Разговор, и правда, отвлекал. Но мое тело продолжало трястись, как стиральная машина на отжиме.
— Здорово. Что у его музыки за стиль такой, я забыл? Инди-поп? Или северный соул, так?
— Да. Похоже.
— Так о чем была последняя песня, что ты слушала?
Зажмурилась. Невероятно. Нас вот-вот убьют, а этот сумасшедший выпытывает, что я слушала за день до смерти. Гораздо интереснее, что будет играть у нас на похоронах.
— Может, тебе еще напеть? — Съязвила.
— Неплохо бы. Только не останавливайся, спускайся.
Я преодолела еще несколько ступеней и осторожно посмотрела через плечо. Господь Всемогущий! Как высоко! Вот теперь меня уже лихорадило по-настоящему. Голова кружилась.
— Так о чем?
— Бодренькая такая. — Пробормотала я. — Про любовь.
— Ну, естественно. — Хмыкнул зачем-то Илья.
— Он пытается оставить свое прошлое позади, измениться, звонит ей. Хочет вернуть, просить остаться…
— Которая это?
— А-а-а-а-оу, — жалобно пропела я.
— А-а-а, — догадался Илья и тихонько поддержал: — I wanna give you my love, I wanna give you my heart…
— Нас застанут поющими и убьют…
— Значит, мы умрем, напевая. — Он усмехнулся, затем прочистил горло и уже серьезно спросил: — Когда ты видела Кирилла в последний раз?
— Когда главный безумец в их банде, какой-то старикашка, давал ему поручение убить кого-то.
— Хорошо. — Илья тяжело вздохнул. — Значит, мы найдем его. Только не переживай.
— Ага.
— Что еще ты любишь, Нана?
Мне больше не хотелось смотреть вниз.
— Танцевать.
Снизу послышался приглушенный звук. Он, что, спрыгнул? Я вцепилась в лестницу.
— Это замечательно. — Сказал Илья. — А теперь отпускай руки, я тебя поймаю.
— Что? Нет. Там высоко?
— Совсем не высоко. — Его руки обхватили мои щиколотки. — Видишь? Я держу тебя. Ну! Давай!
— Не могу… — простонала.
— Ты веришь мне? Если да, то прыгай.
И я отпустила руки и соскользнула вниз, прямо в его объятия. Знакомый запах, любимый голос, крепкие руки.
— Вот и все. — Услышав его голос, я открыла глаза. Илья поставил меня на ноги. — Надевай. — Протянул мне рюкзак, помог продеть руки в лямки, поправил. Затем потянул куда-то в сторону.
— Вон они! — Вдруг раздалось сверху.
Наши преследователи увидели нас с крыши.
— А теперь бежим! — Сказал Илья, и мы понеслись к стоянке.
Подбежали к оранжевому байку с черными «молниями» на боку. Тот казался внушительным, со здоровенным баком и был похож то ли на осу, то ли на какого-то хищного зверя. Илья ловко снял его с подножки, поставил, сел сам и приказал мне:
— Забирайся.
Легко сказать.
Но, подгоняемая со спины мужскими голосами и звуком моторов, я взобралась на него буквально в секунду.
Илья
Врубил зажигание, включил кнопку стартера, и байк ожил, свирепо зарычав.
— Обними меня и ни за что не отпускай. — Произнес прежде, чем тронуться.
Тонкие руки боязливо обхватили меня за талию. Почувствовал, как она прижалась грудью к моей спине, и только потом резко сорвался с места.
В боковых зеркалах уже виднелся хвост — за нами шли два черных внедорожника. Ну, что ж. Посмотрим, кто кого.
И я направил мотоцикл на центральную улицу. Днем на оживленной автодороге можно было бы легко оторваться от них, лавируя между машин, но в такой час, когда город только просыпался, это сделать было практически невозможно. Да и нас на байке было двое, а, значит, вероятность разбиться на скорости была слишком высока.
Выезжая на второй передаче, я разогнал мотик до ста километров в час. Включил третью, и стрелка легла уже на сто семьдесят. Даже немного забылся от резкого прилива адреналина. И вдруг почувствовал, как руки Наны крепче сжались на моем животе, а тонкие пальцы впились в кожу. Я ужасно боялся за нее, не хотел навредить, поэтому скорость больше не набирал.
Два внедорожника все еще висели на хвосте, громко сигналя. Редкие автомобили, попадающиеся на пути, шарахались, прижимаясь к обочине, едва завидев эту сумасшедшую гонку. Я трижды пролетел на красный, но оторваться так и не удавалось.
Вдруг раздался хлопок, и что-то сверкнуло по асфальту сбоку. Они стреляли по нам! В самом центре города, не боясь никого. Стреляли! Я понял, что нужно срочно сворачивать во дворы. Судорожно перебирал в памяти знакомые проулки без тупиков. Арки, узкие проезды, хоть что-то, что могло бы помочь ускользнуть.
Нужно было выбрать подходящий участок дороги, но слева бесконечно тянулись отбойники, а справа бордюры. Но, наконец, улучив подходящий момент, я притормозил немного и съехал с дороги прямо «под кирпич», понимая, что ничем хорошим это, скорее всего, не кончится.
Вчера мне удалось заметить, как на этой улице работал экскаватор — рабочие рыли здоровенную яму, скидывая землю с краю. Родившийся в моей голове план был совершенным безумием! Но он же и был нашим единственным шансом. Через пару десятков метров асфальт резко закончился, началась грунтовка. В ушах зазвенело.
Я уже видел впереди глубокую яму. Метров пять длиной. Она перекрывала всю проезжую часть и была огорожена сигнальной лентой. Под нами был не кроссовый байк, мы были не на треке и были вдвоем. А ведь шоссейник и так тяжелее, и его амортизация не предназначена для подобных экстремальных трюков или прыжков.
Но нам нужно было выжить.
Поэтому я выжал сцепление, переключился на пониженную передачу, вывернул ручку газа до упора, и мотоцикл максимально набрал скоро