Утро. Прохладно. Темно.
Школу я пропускаю. Они знают, и они не против — у меня официальный отгул. Почему? Лишь одна причина.
— Что-ж, Кайзер, — подошёл ко мне Алексей, тренер в камуфляжной, — Вот и твои первые соревнования. Готов?
— Честно сказать?..
— Да мне похер, на самом деле, просто берёшь и делаешь, ха-ха! Пора становиться мужиком, — отмахнулся он, — Но есть… вещь, о которой нужно предупредить.
Я нахмурился. Со мной были все. Мама. Отец. Дед. Бабушка. Разве что Макса и Лёни не было — их не отпустили со школы.
Мы стояли у крутого спортивного зала в центре города. Сюда шли другие дети, их родители, частенько и охрана золотых наследников. И уже сейчас я что-то заподозрил. Что-то меня напрягло. Но я не понимал что.
Мне объяснили.
— Аристократы решили, что их дитяткам надо почувствовать себя хорошо, — вздохнул тренер, — Михаэль, твоей весовой здесь нет. Ты будешь драться с детьми тяжелее и старше тебя.
Батя и дед нахмурились.
— И чё за ху*ня? — бабушка как всегда.
— Н-но… это же вообще не честно. Что за бред? — мама как всегда, — Не должны так стравливать деток. Бред! Это же против правил!
— Правила пишет организация, — покачал головой тренер, — Я сам об этом узнал полчаса назад. Всё это — ширма для богатых детей. Многие из соседних залов отказались от этого театра драного. Вы тоже можете — вас никто не осудит.
— Мы не должны плясать под их дудку! — возмутилась бабушка, — Они что, в нас клоунов увидели…
— Пошли, — бормочу я, натягивая сумку на плечо.
Тренер хмыкает. Мне что-то попытались сказать в спину, но я уже поднимался ко входу.
Я так долго этого ждал… столько шёл… столько мечтал.
Чёрта с два я просто возьму и уйду без победы!
Здание выглядело раз в сто дороже моего зала. Всё новое, вход по пропускам, охрана, ресепшен. И контингент здесь соответствующий.
— Участник? — спросили, когда я подошёл к металлодетектору.
— Да, — тренер протягивает бумажку.
Пока охранник рассматривал мою заявку, я огляделся. Родители, дети и подростки. И я отчётливо видел, как люди разделились на две большие кучи, где дети были только в одной.
Охранник нас всех пропускает. Дети, до этого болтающие, переключили внимание на нас.
И меня… настигло волнение.
Я слышу голоса других родителей. Вижу других участников. Все они — крепкие парни и девчонки больше меня. Как бы они зализаны не были — это спортсмены. И у нас не просто спарринг, где можно и облажаться. Нет! Это серьёзно. За этим смотрят!
Это борьба за приз, за уважение, за радость семьи!
Никогда бы не подумал, что скажу такое, но…
Я волнуюсь драться. У меня мандраж. Руки задрожали как при холоде, а грудь стягивает волнение. Кажется, что все смотрят только на меня, что если шагну — запнусь, а открою рот — он начнёт трещать как на морозе.
Мне не страшно. Я просто волнуюсь. Но…
Да кого. На самом деле мне страшно. Не отхватить, а облажаться на глазах у всех. Это мои первые соревнования, и если я здесь проиграю…
Господи, какой же то будет позор.
— Скоро начинается! — сказал нам охранник в спину, — Семью и тренера прошу пройти на зрительские места!
— Но… — мама повернулась, — Другие же родители тут стоят.
— Они попали сюда по другому статусу, им положено. Так же как и их детям — отдельные раздевалки.
— Да что за бред⁈ — не сдержалась бабушка, — Что за цирк⁈ Ну давайте, ещё скажите, что первое место только для аристократии!
— Нет, на этом отличия заканчиваются. Вы в любой момент можете проследовать на выход.
Встревает батя.
— Мы поняли, спасибо, — встаёт он между женщинами и охранником, — Пусть Миша решает.
Я стоял.
— Значит остаёмся, — кивает он, — Всё, пройдёмте. Не будем нагнетать. Миша взрослый, справится.
Не давая им опомнится, он аккуратно начал смещать всех в сторону выхода на трибуны. И когда они почти ушли, дед с отцом на меня повернулись, и…
Кивнули, желая удачи.
Я глянул на тренера. В моей голове множество вопросов. Почему нас отделяют? Зачем так делать? Что МНЕ делать? Куда идти? Почему им можно, а мне нет? Детские, глупые и банальные, но такие важные и шокирующие для ребёнка вопросы.
И ответ:
— Взрослый мир. Привыкай, — пожал он плечами, шагая за моей семьёй, — Удачи.
И всё. Я остался один. Куча чужих голосов начали подавлять другие звуки, будто отрезая меня от мира. Я банально потерялся, не зная, что делать дальше. Мандраж усилился.
Волнуюсь. Страшно. Впервые такое.
Ладно, надо найти раздевалку. Где она? Пойду спрошу.
И… боже, какой же ошибкой было идти к детям. Хотя может… благословением?
— Здравствуйте, — сказал я немного шепеляво, но в целом нормально, — А где тут раздевалка?
— Мы туда пойдём, — указал рыжий мальчик за свою спину, — Там наши раздевалки. Личные!
— Мне… в другую. В общую.
Они закатили глаза и замотали головой.
— Ясно. Простак нищий, — прогундел он, — Тебе в общую. Иди сам ищи.
— Я не нищий. Я просто спросил, где раздевалка, — сжимаю кулаки, — Вам что, так сложно сказать?..
— Нам — легко! Но не скажем. Папа говорит, что бедностью заразимся! А ты что, дружить с нами хочешь? — ехидничал он, вызывая улыбки друзей, — Что это за шапка? Ушанка? Фу, прошлый век! Что за куртка? У меня вот Болансеага! И вообще — ты беззубый и шепелявый!
— Но зубы у всех выпадают. Это же нормаль…
— У меня не выпали! И не выпадут!
Ухмыляются. Смотрят. Наслаждаются. И для них это не впервой, они сюда за этим и пришли. Они не просто так стоят у входа — они выискивают жертв.
Они знают, что победы им обеспечены.
— Ты же в курсе, что твою победу купили? Что без родителей… ты сам ни на что не способен, — пробормотал я.
— Что? Ты вообще офигел, дебил нищий⁈
— Ну почему нельзя быть нормальными людьми! Ну почему вы все вечно такие наглые упыри⁈ Мы же дети! Мы должны дружить!
— Мы дружим. Но не с тобой, — сказал рыжий противный мальчик, — И это не правда! Никто мне ничего не покупал! Я сам всех…
— Нет, — покачал я головой, — Нет. И ты это знаешь. Твои победы… ничего не стоят.
Мальчик сжал кулак. Он весь покраснел, надулся, стал похож на разъярённого бычка. Наверняка ведь понимает, что я прав. Что удовольствий от его побед не так уж, по факту, и много. Что его просто хотят порадовать.
И друзья его понимают. Они уже не такие мелкие и тупые.
Я же вздохнул и развернулся. Плевать. Сам найду. Общая так общая. Медаль всё равно для всех одинаковая.
— Д-да пошёл ты! Я тебя победю! — рявкнул он в спину.
— Ладно.
— И ты не убежишь уже, дурак, воняющий шоколадом!
— Ага, — отмахиваюсь, находя раздевалку.
— И… и вообще… с мамой пришёл, выскочка⁈ Знаешь, что я с мамой делал твоей⁈ Я… я в кино её водил! Понял⁈ И… и за попу щупал!
Я остановился. Замер. И медленно повернулся.
Что?
— Причём… тут моя мама? — не понял я.
— Ха! При том!
— З-зачем ты так? Что она тебе сделала? — я искренне не понимал, — Ты… вообще, что мелишь-то?..
И тут, поняв, что меня удалось зацепить за живое, рыжий мальчик разворачивается и начинает уходить.
Ч-что? Он так сказал про мою… маму? Про мою любимую мамулю? Этого маленького человека, про эту святую женщину, которая готова горы ради меня свернуть, которая всю жизнь будет дарить мне теплоту, любовь и заботу? Про самого дорого мне человека?
— Извинись! Эй!
— Всё, иди в жопу, — он отмахнулся и пошёл в отдельную раздевалку, —
И все они тоже развернулись.
Я молча стоял и смотрел им в затылок. Мои глаза широко распахнуты, а в голове туман. Я не верил. Отказывался. Что я только что услышал? Никто себе такого не позволял, эту наглость и этот бред!
Это же вообще переходит все черты. Разве аристократы… настолько верят в свою неуязвимость?
Прозвучал голос ведущего. Говорил переодеваться. Я молча иду в общую раздевалку. Людей здесь немного, все хмурые.
Надеваю шорты и майку. Беру шлем, капу и перчатки.
Голова в тумане и, погружённый в мысли, я действую на автомате. Выхожу на арену. Она была поделена на три боксёрских ринга. Участники ждут на лавочке, зрители на трибунах повыше.
Оглядываюсь. Да. Вижу. Зрителей в принципе немного, но моя семья выделялась даже на фоне богатеев. Красавцы и красавицы, лучезарные улыбки и переживающие глаза.
И мой взгляд упал на маму. Она, невинный ангелочек, даже не понимает, что десять минут назад её оскорбили. Приплели из-за какой-то чуши!
Я внимательно посмотрел ей в глаза. В её голубые, большие глаза.
И тогда… туман начал рассеиваться.
— Михаэль Кайзер и Иван Иванов! — объявили меня.
Я поднимаюсь на ринг. Сюда же поднимался рыжий мальчик. Иван, значит, да? Это он. Выше и больше меня, явно старше. Лет девять ему? Десять? Мы не должны были встретиться на ринге, разница заметна сразу.
Но встретились. Потому что папа Вани хочет, чтобы он победил.
Мы были в первой дерущейся тройке, так что слушали правила на весь зал: без борьбы и ударов ногами, до нокдауна, остановки или победы по очкам. Три нарушения — дисквалификация. Золотая медаль за пять побед.
— Что за имя дурацкое, — улыбался он, — Михаэль. Что, уже хочешь к ма-а-амочке⁈ Ну заплачь, бедняк!
Я выдыхаю. Ощущение прикованных ко мне взглядов никуда не пропадало, а звуки зрителей так же отрезали все другие.
Но сейчас тишина была не от волнения.
Я остановился, выдохнул и задрал наверх три пальца. Все увидели. Затем опустил руку и указал ими на Ваню.
— Насчёт три — ты опозоришься, — сказал я, развернулся и пошёл к своему углу.
Вставляю капу. Надеваю шлем. Завязываю перчатки.
Раздаётся гонг.
Всё. Бой.
Иван двигается аккуратно, но уверенно. Стойка есть, шагать умеет. Явно боксирует хорошо для возраста. Ребёнка моей комплекции он должен был просто перемолоть, слишком велика разница что в опыте, что в габаритах.