Чем дальше экспедиция продвигалась в глубь ледовой пустыни, тем ниже становились температуры. Нансен взял с собой только ртутный термометр, замерзающий при минус сорока, а ночью температура опускалась ещё ниже. Морозный туман образовывал вокруг солнца ореол, а на небе в результате преломления солнечных лучей в мельчайших ледяных кристаллах появлялись ложные солнца.
Научные результаты Гренландской экспедиции, по мнению учёных, относятся главным образом к области физической географии. Наблюдения были обработаны знаменитым норвежским метеорологом X. Моном[37] в сотрудничестве с Нансеном. Мон вычислил, что на самых высоких участках ледового щита отрицательные температуры достигали -45°.
«Вслед за Моном, — пишет академик В. М. Пасецкий, — к метеорологическим наблюдениям экспедиции обратился выдающийся русский климатолог А. И. Воейков. В статье „Самые холодные местности земного шара“ он проанализировал измерения этой экспедиции, выполненные на материковом льду Гренландии под широтой 64–65° и на высоте 2700 метров над уровнем моря. Воейков обращал внимание на то, что здесь пять дней подряд морозы колебались от -40 до -45°. <…> Даже в самых холодных местностях Северного полушария — в Якутии и Гренландии — ни в сентябре, ни в октябре не наблюдали таких жестоких морозов.
На основе метеорологических измерений экспедиции Нансена на ледниковом плато Воейков высказал предположение, что внутренняя часть Гренландии, несомненно, находится в области антициклона. Что касается лета, то в Северном полушарии, по мнению Воейкова, оно должно быть наиболее прохладным на материком ледяном покрове Гренландии, а для всего земного шара — на ледяном покрове около Южного полюса.
Метеорологические наблюдения, выполненные экспедицией Нансена, показали, что атмосферные процессы земного шара ещё далеко не изучены и что географов и геофизиков ждут великие открытия. Это хорошо понимал Нансен. Именно во время гренландского путешествия он окончательно решил предпринять самую смелую экспедицию в область Северного полюса. А пока Нансен со своими спутниками шёл всё дальше на запад».
Постепенно температура стала повышаться, и путешественники поняли, что где-то рядом — море.
16 сентября, когда было «всего» -18°, исполнилось два месяца со дня спуска лодок с борта «Ясона» на воду, то есть с начала собственно Гренландской экспедиции. Праздничный пир по этому поводу состоял из кусочков масла, которые были выданы на обед. А вскоре путешественников поздравили и пуночки, покружившие над санями.
19 сентября удалось поймать в паруса саней попутный ветер — и неожиданно сани понеслись вперёд на бешеной скорости. К счастью, Свердруп и Нансен успели ухватиться за них, а вот Кристиансену пришлось догонять их на лыжах. Но вскоре и Фритьоф отстал от саней-скороходов, которыми рулил Свердруп, не заметивший «пропажи» товарищей, а также части груза, слетевшего с саней во времени бешеной гонки. Нансен, следовавший за Свердрупом, подобрал ледоруб, банки с провиантом, меховую куртку и вяленое мясо.
Вторым паромом «мчались» Дитрихсон с лапландцами. Они тоже потеряли три ящика с сушёным мясом. Пришлось вернуться и разыскать их. Наконец все собрались вместе, проверили груз и надёжно привязали его.
За этот день экспедиция преодолела большой кусок пути, и вечером Балто заметил на горизонте горы — уже не лёд, а землю. Радостное событие по устоявшейся традиции отметили праздничным обедом из галет с джемом и маслом. Для праздника был и ещё один повод: сани остановились буквально в последний момент на краю глубокой трещины и путешественники чудом избежали гибели (в который уже раз!).
Отныне вперёд продвигались с большой осторожностью, ощупывая путь длинным шестом. Коварные трещины были прикрыты снегом, и провалиться в них было очень легко.
«21 сентября, — писал Нансен, — я никогда не забуду. Мы смогли вволю напиться. Я думаю, это был лучший день нашей экспедиции».
Именно 21-го Фритьоф наткнулся на снежницу — водоём, образующийся на поверхности ледяного поля в результате таяния снежного покрова. Снежница Нансена была небольшой, но иногда они представляют собой настоящие озёра чистой и прозрачной пресной воды размером в сотни квадратных метров глубиной до полутора метров. Интересно, что не все исследователи Арктики были согласны с Нансеном в том, что такую воду можно пить. Многие считали её причиной возникновения цинги, что совершенно не соответствует действительности.
24 сентября путники достигли западного края материкового льда. Скоро они были у озера, по которому с большими опасениями, в снегоступах, использовавшихся в последние дни на твёрдом льду вместо лыж, прошли до настоящей земли. Ступить на неё было счастьем!
На следующий день вечером разожгли громадный костёр из сухого вереска и долго сидели, любуясь весёлыми языками пламени.
26 сентября Нансен подстрелил зайца — и у путешественников вновь был праздник. В этот же день они ночевали у реки — впервые за полтора месяца. Трудный переход по ледяному плато был окончен! Кроме того, на песчаном берегу они увидели следы эскимосской обуви — первые человеческие следы.
До Готхоба решили добираться морем: через фьорд на лодке, которую предстояло построить самим из пола палатки, лыж, палок от саней и шестов. Плыть предстояло Нансену и Свердрупу. Остальные же члены экспедиции должны были вернуться к подножию ледника, чтобы взять спрятанные там вещи. Свердруп и Нансен по прибытии в Готхоб вышлют продовольствие и лодки, чтобы переправить всю экспедицию через фьорд.
Лодку соорудили довольно быстро — благодаря мастерству Свердрупа, старого морского волка, который и руководил процессом. Самым трудным оказалось изготовить сиденья, поскольку даже вёсла удалось сделать из лыжных палок, прутьев и парусины. А вот сиденья соорудили из штатива теодолита и двух тонких лыжных палок. По словам Нансена, это были «самые неудобные сиденья» в его жизни, на которых он никогда больше и ни при каких обстоятельствах «не хотел бы посидеть», потому что «это было мучительно».
Красотой судёнышко не отличалось, а походило более всего на перевёрнутый панцирь черепахи. Однако плавучие его свойства оказались достаточными для того, чтобы переплыть широкий фьорд.
28 сентября лодку спустили на воду, но Фритьофу с Отто пришлось с ней повозиться, потому что глубины поначалу было недостаточно — судёнышко всё время садилось на мель. Так и стаскивали друзья свою скорлупку с одной на другую мели, пока наконец не вышли на чистую, глубокую воду. Несколько часов пришлось провести им в ледяной воде — к счастью, всё обошлось.
На ночь пристали к берегу. Нансену ещё днём удалось подстрелить несколько чаек, поэтому впервые за несколько недель они вдоволь наелись:
«Нет слов, чтобы описать то состояние блаженства, в которое впали двое дикарей, сидя на берегу и пальцами вылавливая из котла кусочки нежного мяса и отправляя их один за другим в рот. <…> Вдруг над головой в небе возник какой-то невероятный вихрь красок, превратившийся в крутящийся огненный столп. От сияния заслезились глаза. Затем пламя как бы потухло, свет стал гаснуть, а по усыпанному звёздами небу лишь проплывали отблески былого великолепия».
Это северное сияние, которое Нансену придётся наблюдать в Гренландии ещё несколько раз, поразит его на всю жизнь. По утверждению учёного, больше такого он нигде и никогда не видел.
1 октября, несмотря на сильный ветер и постоянную течь в лодке, из которой всё время приходилось отчерпывать воду, путешественники добрались до берега. Им повезло невероятно, потому что вокруг стоянки простирались заросли голубики. Путешественники накинулись на неё с жадностью, ели сначала стоя, потом сидя, а под конец легли на животы, но есть не перестали. Потребность организма в витаминах была столь велика, что поглощённое безумное количество ягод не имело никаких неприятных последствий.
До Готхоба оставался ещё небольшой переход, который и был совершён тем же вечером на лодке. Настроение путешественников всё улучшалось, потому что плыли они по фьорду, который очень напоминал им западную Норвегию.
3 октября они наконец добрались до селения Херрнхут. Лодку тут же окружили эскимосы, а вскоре подошёл и молодой человек «европейской наружности, но в костюме эскимоса». Он поздоровался и задал странный, как показалось Нансену, вопрос: «Вы говорите по-английски?» Но тут же недоразумение прояснилось — датчанин принял прибывших за англичан. Фритьоф ответил, что они норвежцы, совершили только что переход через Гренландию, а его фамилия — Нансен. «Да что вы! — воскликнул в ответ молодой человек. — Поздравляю вас, господин Нансен, с присвоением вам докторской степени. Мы только что узнали об этом из газет!»
Затем новый знакомый, который назвался Бауманом, проводил путешественников в дом губернатора, располагавшийся в соседнем Готхобе.
Каким же счастьем было помыться с мылом в горячей воде после изнурительного перехода!
Когда вечером Фритьоф и Отто вышли к столу в доме губернатора, то были поражены не изобилием блюд, а костюмами обедающих: дамы были в вечерних платьях, а мужчины — в чёрных вечерних костюмах с накрахмаленными манишками. Нансен не удержался от ехидных комментариев, настолько эта одежда контрастировала с меховыми костюмами эскимосов.
Надо сказать, что Фритьоф, несмотря на принадлежность по рождению к высшему обществу, никогда не испытывал особого почтения к его правилам. Недаром много лет спустя, во время поездки по Армении, он сказал своему спутнику:
«Я вовсе не возмущён, как другие, тем, что в Советской России дамы высшего света и аристократки каждую субботу привлекаются к работе по очистке вокзалов и общественных зданий».
В этот же вечер путешественники узнали, что последний пароход ушёл на Большую землю из Готхоба ещё два месяца назад, а это означало зимовку в Гренландии. Однако в создавшейся ситуации самое главное было отправить письма на родину, и один из эскимосов вызвался доставить их на корабль «Фокс», который стоял во фьорде Ивигутт. Предполагалось также, что «Фокс» может отвезти и самих путешественников в Норвегию, если капитан согласится зайти за ними в Готхоб.