В начале октября, побывав в Париже, они вернулись на родину, но 16-го октября опять двинулись в путь, в Стокгольм, где Нансен получил за своё путешествие по Гренландии из рук короля медаль „Вега“. Ряд выдающихся отличий — медаль „Карла Риттера“ и медаль Виктории — были наградой за его дальнейшие работы и экспедиции для исследования полярных стран. Во всех этих работах Ева Нансен принимала самое деятельное участие, деля с мужем все лишения и вместе с тем по заслугам все отличия и почести, выпадавшие на его долю. Вместе с женою Фритиоф Нансен ездил по главнейшим городам Европы для чтения докладов о своих путешествиях. Так, в 1890 году он посетил Копенгаген, Лондон, Берлин, Дрезден, Мюнхен и Гамбург, и эта поездка была целым рядом чествований его со стороны выдающихся географических и учёных обществ.
Затем начались приготовления и хлопоты по поводу задуманной им экспедиции к Северному полюсу, увековечившей имя Нансена. Неизменная спутница его — жена не могла последовать за ним. Нансен воспротивился этому. Почему — неизвестно. Быть может, он считал, что она не в силах будет выдержать предстоявшие лишения, или, может быть, помехой тому была их маленькая дочь, Лив, что по-русски значит: жизнь. После его отъезда она на несколько недель заперлась у себя в доме от всех, как вдова. Она решила превозмочь душевную борьбу, убить в себе всякую слабость: она не хотела, чтобы кто-либо увидел её хоть на мгновенье изнывающей под их бременем. Кроме ребёнка, у неё осталось одно, на чём она могла отвести душу, это — искусство. Ева Нансен — очень талантливая певица. И вот через несколько недель она вновь отперла двери своего дома — спокойная, уверенная, улыбающаяся. Она решила сделать артистическую карьеру и не ограничиться той известностью, которой она пользовалась как певица в своей родной Кристиании. В ноябре 1895 г. она отправилась в Стокгольм и выступила с громадным успехом на концертной эстраде. С тех пор она стала часто публично выступать в концертах, и, когда Фритиоф Нансен вернулся на родину, он немало был польщён артистической славой Евы Нансен. Во всех дальнейших работах его по описанию экспедиции, а затем и в путешествиях по Европе для чтения лекций и докладов о своей экспедиции жена всюду ему сопутствовала и всюду была предметом восторженных оваций, как редкий пример женщины-героини, как идеал жены-подруги. Несомненно, что и в Петербурге общество и печать устроят знаменитому путешественнику и его достойной супруге такой же торжественный и горячий приём, какой выпал уже на его долю в Берлине, Париже и Лондоне».
Нансен был почётным гостем Географического общества.
Ему были оказаны всевозможные почести, в том числе отведены апартаменты в гостинице «Европейская» и предоставлен экипаж.
28 апреля в зале Петербургского дворянского собрания (ныне — Большой зал Государственной филармонии) состоялась торжественная встреча при полном составе шведско-норвежской миссии. В «Петербургской газете» от 16/28 апреля 1898 года писали, что публика чествовала Фритьофа Нансена горячо, как своего соотечественника.
А за десять дней до этого, 17 апреля, в Географическом обществе в присутствии Нансена состоялось заседание, посвящённое исследованиям Северного Ледовитого океана, в работе этого заседания принимали участие выдающиеся русские учёные — А. И. Воейков, М. А. Рыкачёв, Ю. М. Шокальский и др. Обсуждались в том числе и вопросы создания экспедиции, в задачу которой входило изучение околополярного района с радиусом, не превышающим несколько градусов широты.
Нансен выступил на этом заседании с речью, в которой изложил собственные взгляды на возможность исследовать неведомые части Арктической области. Для этого существует несколько способов, сказал он, в том числе невольный дрейф через океан. Однако Фритьоф страстно поддержал и идею своего друга адмирала С. О. Макарова пробиваться в высокие широты при помощи мощного ледокола «Ермак». Кроме того, он внимательно выслушал доклада барона Толля о планах экспедиции к Земле Санникова.
На следующий день Петербургская академия наук избрала Нансена своим почётным членом.
«Визит Ф. Нансена в Петербург, — пишет Т. Шрайдер, — носил и другой характер. В период пребывания в столице состоялась его встреча с императором Николаем II и представителями российского правительства. Во время встречи обсуждался вопрос договора между Норвегией и Россией о невмешательстве России в разногласия между Швецией и Норвегией. Ф. Нансен был привлечён к таким конфиденциальным переговорам с Россией, так как считался в норвежских общественных и правительственных кругах как наиболее подходящая фигура. В результате переговоров был заключён ряд соглашений, о которых Ф. Нансен телеграфировал не из Петербурга, а из Вены, так как опасался, что за ним могли следить разведывательные органы».
О деликатной услуге Нансена попросил премьер-министр Юханнес Стеен, который поручил учёному исследовать возможности пересмотра торгового соглашения между Россией и шведско-норвежским государством. Кроме того, возможность торговать с Россией напрямую означала бы определённое признание независимости Норвегии. Однако и Николай II, и министр финансов С. Ю. Витте были уклончивы и не дали никаких конкретных обещаний — они предпочитали действовать напрямую через министерство иностранных дел Швеции, а этого вовсе не хотели норвежцы.
Из России супруги отправились в Вену, где Нансен прочёл цикл лекций.
Фрейд, который был зоологом и начинал свою учёную карьеру с описания нервной системы речного рака, то есть был коллегой зоолога Нансена, к этому времени уже давно работал над теорией психоанализа и несколько раз упоминал Нансена в своих книгах[46]. Кроме того, когда Фритьоф вернулся из своей экспедиции к Северному полюсу, Фрейд в письме к Вильгельму Флиссу восторженно отозвался о мужестве исследователя.
Фрейд обратил внимание на то, что «женщины с ума сходили по Нансену», и решил, что ему будет полезно «узнать что-либо о снах этого человека». Нансен же заявлял:
«Я никогда не понимал женщин, или, вернее сказать, они меня никогда не понимали. Тем не менее они всегда будоражили моё воображение».
Они так никогда и не встретились — Нансен был не из тех людей, которые пускают посторонних в свои переживания.
Точно такой же была и Ева — даже когда королевская чета в 1907 году спросила её, не скучает ли она по мужу, который к тому моменту был посланником в Лондоне, он твёрдо ответила: «Нет».
В 1899 году супруги отправились в Германию, а с детьми, как всегда, осталась Анна Шётт. Ева слала из Берлина восторженные письма домой Анне, описывая роскошные приёмы и обеды в дорогих ресторанах. Нансены ходили в театры и на концерты. Заработал тогда Фритьоф очень хорошо, ведь за одну лекцию он получал полторы тысячи марок.
Примерно в это же время (в 1899 году) они купили участок земли в горах в Телемарке и каждое лето уезжали туда всей семьёй. «Дачей» Нансенов, или, как называл её Фритьоф, «его королевством», стала бывшая гостиница на берегу озера — двухэтажный дом с красными стенами и белыми наличниками на окнах. Повыше, на лугу, расположился пастуший сеттер. Фритьофа в Сёркье устраивало всё — и природа, и возможность поохотиться, и возможность работать неподалёку от дома в небольшой избушке. Он сам выстроил эту избушку. В одной из комнат был кабинет с книжными полками, большим столом и деревянным креслом, а во второй — супружеская спальня.
Лив вспоминала:
«Когда мы приезжали в горы, отец почти всегда нас сопровождал и сам следил, чтобы у нас было вдоволь продуктов, дров, чтобы в порядке были рыболовные снасти, одежда и чтобы у мамы была прислуга. Он завёл на хуторе несколько овец, чтобы летом у нас было мясо. Дом был прекрасно обставлен, отец ничего не забыл. Он привёз туда даже пианино, чтобы мама не скучала. Каждое лето на хутор приезжал настройщик и оставался у нас на несколько дней.
Питались мы главным образом красной форелью, которая водилась в озере Сёркье. У нас было разрешение на рыбную ловлю, даже на той половине, которая относилась к Телемарку, а озеро кишело рыбой. Сколько бы мы ни ловили её, она не переводилась, а мама была страстным рыболовом и не хуже мужчины управлялась с оттером[47] в 20–30 крючков. <…>
Мама весь день пела и смеялась. <…> Летом к нам то и дело приезжали друзья и родственники».
Ева в те дни действительно была счастлива, ведь она отправлялась, по собственному признанию, в места, «где не было злобы, сплетен и женщин».
Семья уезжала в горы в начале июля, а возвращалась в конце сентября — начале октября.
«Королевство Нансена» было для Евы желанным местом — она всегда хотела иметь собственный хутор. Как много значило для неё Сёркье, стало понятно в 1900 году, когда она настояла на поездке туда. Она уже не могла ходить, поскольку была на позднем сроке беременности, и её несли на носилках. Именно на хуторе под присмотром домашнего врача Йенссена родилась вторая дочка Нансена — Ирмелин, Имми, как её звали в семье. Ева писала ему:
«Мой дорогой, любимый мальчик, я так рада, так счастлива, потому что 1 апреля в и часов утра у нас родилась прелестная дочка. Она такая красивая и ладненькая, с двойным подбородочком и толстенькими ручками с перевязочками, красненькая и сморщенная».
Фритьоф в тот момент был в плавании на «Микаэле Сарсе» — и, как только смог, приехал в горы.
Вернувшись из Арктики, Нансен был назначен профессором зоологии в университете в Кристиании, причём был освобождён от чтения лекций до окончания обработки научных материалов, собранных во время плавания «Фрама». Эта обработка, прерывавшаяся поездками Нансена в Европу и Америку для чтения лекций об экспедиции, потребовала много времени.
Научные результаты экспедиции обрабатывались не одним Нансеном, большим коллективом учёных в течение 10 лет и были изданы в Норвегии на английском языке в шести томах под названием «The Norwegian North Polar Expedition 1893–1896» («Норвежская полярная экспедиция») с 1900 по 1906 год. Том третий — «Oceanography of the North Polar Basin» — был написан в 1902 году единолично Нансеном.