Нансен. Человек и миф — страница 65 из 81

4 сентября 1920 года на заседании Общего собрания Академии наук непременный секретарь С. Ф. Ольденбург сообщил, что «хлопоты, предпринятые Академиею при содействии А. М. Пешкова и Ф. Нансена по спасению затёртого во льдах Карского моря корабля „Соловей Будимирович“ с 80 пассажирами, увенчались успехом; экипаж и корабль спасены».

Нансен к этому времени уже полностью развернул свою программу помощи России. Первые его попытки по оказанию помощи нуждающимся оказались неудачными. Позднее Фритьоф признается, что ему мешали даже те, на кого он рассчитывал опереться в своей работе. И это вполне понятно — крупнейшие державы и власть имущие боялись коммунистической заразы как огня и не хотели помогать большевистскому государству, потому что видели в нём угрозу непосредственно себе и своим интересам.

«Со времени своего путешествия по Сибири Нансен сохранял глубокую веру в русский народ и настаивал на том, что политические события должны идти своим путём согласно волеизъявлению народа, — писала Лив Нансен-Хейер. — Насильственное вмешательство в виде вооружённой интервенции полностью противоречило бы тому духу, которым отныне должна быть проникнута международная политика. Такое вмешательство только содействовало бы изоляции России и нанесло бы тяжёлый удар, а возможно, и непоправимый ущерб делу международного сотрудничества.

Зато в борьбе с голодом и болезнями, изнурявшими Россию, следовало принять участие. То была великая задача, разрешением которой участники Лиги Наций должны были на деле доказать, что эта организация призвана быть олицетворением доброй воли. Гуманность и великодушная помощь, независимо от всяких политических соображений, скорее всего привлекут Россию в семью европейских народов.

Возможно, отец считал, что малые страны тоже должны выступить с каким-то положительным предложением. Будучи представителем малой страны, он мог значительно усилить её авторитет, положив начало принципиально новому делу. И он, по обыкновению, шёл напрямик и брал быка за рога. В Париже он отправился прямо к Герберту Гуверу и обсудил с ним свои планы. Они договорились предложить Верховному совету держав-победительниц учредить особую комиссию по оказанию помощи, которая организовала бы отправку в Россию продовольствия и медикаментов.

В книге „Россия и мир“, вышедшей в 1923 году, Нансен рассказал, как развёртывалась эта акция. 3 апреля 1919 года он в качестве частного лица обратился с письмами одинакового содержания к главам четырёх держав — Вильсону, Клемансо, Ллойд-Джорджу и Орландо. Как говорится в письме, поступая так, он действовал „с позиции нейтралитета и чистой гуманности“. В своём письме он говорил, что, отдавая себе полный отчёт в том, какие важные политические проблемы затрагивает его предложение, он всё же просит, чтобы главы великих держав сообщили ему, на каких условиях они согласны будут его принять. Результат был такой, какого он, очевидно, заранее опасался. Высокий совет соглашался с человеколюбивой идеей помощи, но ставил условием прекращение всяких междоусобиц внутри России. Такое условие было равносильно политической интервенции, и русский нарком иностранных дел Чичерин отверг эти условия. Обе стороны поблагодарили Нансена за инициативу, но уговорить никого так и не удалось.

Нансен выразил своё сожаление по поводу неудачи и сильную обеспокоенность политическим антагонизмом между Востоком и Западом. До самой смерти он был уверен, что в случае осуществления его плана Россия была бы привлечена на сторону Европы и тогда в Европе сложилась бы совершенно иная обстановка. Неудача политики, за которую он ратовал, сильно подействовала на Нансена, и, мне думается, в глубине души он надеялся, что его мнение восторжествует и он возьмёт реванш: только поэтому он и согласился спустя два года возглавить в качестве полномочного комиссара Красного Креста акцию помощи России. В сущности, тем самым он брался за выполнение своего собственного плана.

Деятельное участие Нансена в двадцатые годы в деле помощи беженцам и военнопленным, голодающему населению в России и бесприютным армянам и грекам известно всему миру. Мировой общественности он представляется человеком, который почти в одиночку, вопреки сопротивлению Лиги Наций и многих политиков, спас миллионы людей от голодной смерти и вернул им родину. В известной мере это справедливо, потому что он действительно часто сталкивался с противодействием и недовольством со стороны Лиги Наций и правительств отдельных великих держав. И всё же такое представление ошибочно, потому что сам Нансен считал, что претворяет в жизнь ту идею, ради которой и была создана Лига Наций. Он считал, что работа на благо человечества должна служить практическим доказательством дееспособности и доброй воли Лиги Наций и что работа эта создаёт предпосылки мирного сосуществования народов. Он хотел показать, что международная организация может взять на себя осуществление таких задач, которые не в состоянии осилить отдельное правительство. Этим он думал поднять престиж Лиги Наций. Личным примером он хотел доказать, что возможно сломать рамки того, что старые государственные мужи называли „реальной политикой“, и что выполняемая им (Нансеном) миссия должна символизировать взаимное примирение народов. Его деятельность была направлена на благо человечества, и его гуманизм всегда носил политический характер.

Я не знаю, как моему отцу удавалось договариваться с профессиональными политиками и дипломатами в Женеве. Всю свою жизнь он поглядывал на них косо и далеко не всегда снисходительно. Дома он никогда на этот счёт не распространялся, зато в публичных речах часто высказывался в их адрес. „В конечном итоге политики борются за власть“, — говаривал он. А о дипломатах: „Намерения-то у них, наверное, хорошие, но сами они всё-таки бесплодное племя“.

Конечно, у него была своя линия поведения на заседаниях, собраниях и комитетах. Иначе и быть не могло. Но мне кажется, что он делал это сознательно, считая своим долгом сломать привычную форму секретных переговоров, открыто, во весь голос говорить о любых, даже самых деликатных делах и отстаивать свою точку зрения независимо от того, с кем приходится её разделять. Для него главное было в том, чтобы точка зрения соответствовала идее, лежащей в основе такого союза».

Первый проект Нансена в области гуманитарной помощи был связан с военнопленными, которых в начале XX века в обескровленной войной и революцией России оказались сотни тысяч. В условиях Гражданской войны жили они в ужасающих условиях и тысячами умирали от голода и болезней, поскольку были для властей в странах, их пленивших, представителями вражеской стороны. Трагизм ситуации заключался ещё и в том, что этим несчастным часто некуда было возвращаться, потому что на родине их считали предателями. Кроме того, лагеря недовольных своим положением захваченных в плен военных были взрывоопасны. Как известно, беспорядки воевавших на стороне Германии чехов в 1918 году были одной из причин начала Гражданской войны в России в 1918 году, а ленинская экономическая политика 1920–1921 годов в отношении крестьянства была столь жестока, что привела к восстаниям по всей молодой стране.

Военнопленных было огромное количество не только в нашей стране, но и в Европе — и в феврале 1920 года Совет Лиги Наций включил вопрос о военнопленных в повестку заседания.

11 апреля Нансена назначили Верховным комиссаром Лиги Наций по делам военнопленных.

Однако согласился на эту должность Нансен, вопреки расхожему мнению, далеко не сразу. Предложил норвежского учёного на эту «должность» английский политик Филипп Ноэль-Бакер, в то время занимавший пост секретаря Лиги Наций, в дальнейшем ставший ближайшим сподвижником Нансена в его работе и представителем Нансеновского комитета.

Нансен отвечал на первое предложение отказом. Эрику Вереншёльду Нансен говорил:

«Почему они хотят, чтобы этот пост занимал профессор? Ведь долг учёного отдавать все силы науке, служению которой он хотел бы посвятить жизнь. Почему он должен пожертвовать собой ради блага других людей, которые решили возложить на него такую тяжёлую ношу?»

Как раз в это время Фритьоф был занят планом экспедиции в Центральную Азию. «Нансен был вне себя», — вспоминал его близкий друг Э. Вереншёльд.

Лига Наций и Красный Крест не видели другого кандидата на пост, а потому решились на последнюю меру — в Лисакер отправился сам Филипп Ноэль-Бакер.

В результате длительных переговоров Нансен принял решение взвалить на свои плечи новую ношу — кроме него, это сделать было некому, Ноэль-Бакер смог убедить в этом своего будущего шефа.

В России в то время находилось около четверти миллиона военнопленных и ещё около 30 тысяч интернированных. И более 200 тысяч русских было в плену за рубежами России.

Нансен занялся вопросом репатриации ещё задолго до своего получения официального статуса. 7 мая 1919 года он уже получает следующую радиограмму от Чичерина, бывшего тогда народным комиссаром иностранных дел РСФСР:

«Ваше любезное сообщение от 17 апреля, заключающее в себе текст писем, которыми Вы обменялись с Советом Четырех, дошло до нас только 4 мая через Науэнскую радиостанцию и было передано Народному Комиссариату Социального Обеспечения для внимательного рассмотрения.

Позвольте мне от имени Российского Советского Правительства передать Вам нашу глубочайшую благодарность за проявляемое Вами горячее участие в благосостоянии русского народа. Велики действительно страдания и лишения, созданные для русского народа бесчеловечной блокадой Союзных и так называемых нейтральных держав и непрерывными войнами, навязываемыми ему против его воли. Если бы Советская Россия была оставлена в покое и если бы ей предоставлено было свободно развиваться, она скоро была бы в состоянии восстановить своё производство и свою экономическую силу, покрывать свои собственные нужды и оказывать своими продуктами помощь другим странам. Но при нынешнем её положении, в которое её поставила непримиримая политика Союзных держав, помощь в виде съестных припасов из-за границы ей крайне желательна, и Российское Советское Правительство благодарно оценивает Ваше человечное и участливое отношение к её лишениям и, принимая во внимание всеобщее уважение, которым Вы окружены, будет особенно радо вступить с Вами в сношения в целях проведения в жизнь Вашего плана помощи, чисто гуманитарный характер которого Вы подчеркиваете.