На вечернем заседании было сообщено, что английское правительство предоставило в распоряжение Нансена миллион фунтов на том условии, что остальные государства сообща выделят такую же сумму. Не дожидаясь, пока закончится обсуждение вопроса, Нансен принялся за выполнение задания и за одни сутки успел закупить в Египте и Болгарии провиант и нанять пароход для перевозок. А затем отправился в Македонию в сопровождении Филиппа Ноэль-Бакера.
Прибыв на место, они угодили в самую гущу событий. Вместе с Ноэль-Бакером и другими сотрудниками Нансен сразу принялся за устройство пунктов питания. Но надо было возможно скорее распланировать дальнейшую работу. Подняли на ноги Красный Крест, „Помощь Ближнему Востоку“ и ряд других обществ помощи. В Смирне американский консул уже успел сделать очень важное дело: договорился с турецкими властями о том, что греческим судам разрешено будет под нейтральным флагом начать перевозку беженцев в греческие гавани. Прибывшая нансеновская группа за короткий срок освободила город от остальных беженцев, которые находились в самом бедственном положении, поскольку бежали, побросав всё своё имущество.
Нансен спас 156 тысяч греческих беженцев, скопившихся в Малой Азии, переправив их в Грецию, а из Константинополя он отправил по домам 10 тысяч беженцев, чтобы они собрали богатый урожай, который впопыхах бросили на корню. На большие острова Самос и Хиос Нансен послал продовольствие и тем предотвратил голод в этих отдалённых районах. Но не все опасности были позади. Среди беженцев свирепствовали холера, оспа и тиф. Из тех 27 тысяч греков, которые приехали из Константинополя, умирало, по рассказам самого Нансена, по 500 человек в неделю. В сотрудничестве с эпидстанциями, Красным Крестом и другими организациями за короткое время удалось сделать профилактические прививки более чем миллиону беженцев.
В октябре Нансен созвал съезд всех организаций помощи для выработки единой тактики, чтобы не было разнобоя в работе. Его предложение было принято. По условиям перемирия от 11 октября Восточная Фракия переходила к Турции, и когда Бакер и Нансен прибыли туда в середине месяца, население как раз было оповещено о приближении турецких военных частей из Малой Азии.
Кемаль-паша дал греческим крестьянам 42 дня сроку, чтобы очистить страну. Греческие крестьяне, не очень сведущие в грамоте, решили, что им даётся на сборы 24 часа. Кое-как, впопыхах погрузили они всё самое необходимое на ослов и арбы, запряжённые волами, и сотни тысяч греков повалили на запад, на родину. Они бросили неубранный урожай, хотя хлеб на полях уже созрел. Нансену сразу пришла идея: он решил скупить у крестьян весь урожай и нанять пароход, чтобы перевезти его в Грецию, где он, конечно, весьма пригодится. Он немедленно телеграфировал греческому правительству: „Согласны вы дать мне денег на эту затею?“ Через шесть часов он получил ответ из Афин: „Мы предоставили в ваше распоряжение четверть миллиона фунтов через банк в Константинополе. Через четыре дня в ваше распоряжение поступит ещё два миллиона фунтов на необходимые расходы“. За шесть часов Нансен раздобыл несколько пароходов и погрузил на них греков. Правда, всё могло бы пройти гораздо организованнее, если бы крестьяне согласились отложить свой отъезд на несколько часов.
Спустя несколько недель Нансен и Бакер приехали в Афины и предложили министру иностранных дел испросить заём у Лиги Наций на устройство греческих беженцев на родине. При этом Нансен попросил министра ознакомиться с составленным им меморандумом. „Само собою разумеется, — ответил министр, — на каких вам угодно условиях“.
Снабжённый полномочиями греческого правительства, Нансен отправился в Константинополь на греческом военном корабле. Едва он успел высадиться на берег, как к нему обратился британский посланник с просьбой уделить ему время для беседы. Он получил от британского правительства уведомление, что три великие державы — Англия, Франция и США, участницы мирной конференции в Лозанне, — высказали пожелание, чтобы Нансен взял на себя переговоры с греческим и турецким правительствами об обмене военнопленными. <…>
Переговоры в Афинах прошли без всяких осложнений. Правительство с большой готовностью приняло все предложения. За завтраком на загородной вилле королевской четы король Георгий выразил Нансену от своего имени и от имени всего народа благодарность и вручил ему Большой греческий крест в знак признательности за всё, что он сделал для его страны.
…План Нансена заключался в том, чтобы обменять ещё остававшихся в Малой Азии греков на турок, которые проживали на греческой территории. Поскольку речь шла о полутора миллионах греков и 400 тысячах турок, то предложение казалось на первый взгляд невыполнимым. И действительно, этот план встретил сильное сопротивление, однако Нансен в основном добился своего, и через полгода величайшее переселение народов нашего времени было завершено».
Во многих поездках Нансена сопровождал Видкунд Квислинг. Фигура эта в нашей стране не очень известна, зато в Норвегии его имя стало синонимом предателя.
Итак, что мы о нём знаем? Он прошёл длинный путь от сына добропорядочного священника до главы оккупационного фашистского правительства. Он был военным, служил атташе в России и Финляндии, работал в Нансеновской миссии, дослужился до звания майора, в 1931–1933 годах был министром обороны Норвегии, в 1933-м основал прогерманскую партию «Национальное согласие», которая на выборах 1936 года набрала около 50 тысяч голосов. В апреле 1940 года, когда в Норвегию вторглись немецкие оккупанты, Видкунд Квислинг возглавил захваченную страну и призвал соотечественников сложить оружие. Норвежцы оказали яростное сопротивление немцам — и кабинет Квислинга просуществовал всего пять дней, после чего был распущен Гитлером. Во время войны Видкунд Квислинг занимал различные государственный посты в правительстве немецкого рейхскомиссара Йозефа Тербовена. 9 мая 1945 года Квислинг был арестован, предан суду по обвинению в государственной измене и в октябре того же года расстрелян.
Сегодня почти забылось, что в молодости Квислинг был тесно связан с Россией и по службе, и по обстоятельствам личной жизни.
Квислинг в 1920-е годы был руководителем Нансеновской миссии в Харькове — и, надо отдать ему должное, действительно сделал очень много для голодающих. Кирстен Сивер, писатель и публикатор книги первой жены Квислинга Александры Ворониной «В тени Квислинга», в интервью радио «Свобода» сказала:
«Участие Видкунда в работе Нансена выражалось главным образом в организации доставки продовольствия из пункта А в пункт Б в обстановке хаоса, когда порядки менялись со дня на день. Он не занимался распределением продовольствия — он обеспечивал его транспортировку из морских портов нуждающимся. Я считаю, что ему в заслугу следует поставить также то, что право распределять продукты он предоставил самим русским. Благодаря этому ему удалось избежать трений с властями, которые были так характерны для американцев — те настаивали на том, что они сами должны руководить кухнями для голодающих. Так что он вполне толково исполнял свои обязанности и, думаю, без него организация Нансена была бы гораздо менее эффективна».
Подтверждение этому мнению мы находим и в газетных публикациях того времени. В 1922 году корреспондент норвежской газеты «Тиденс Тейн» Албин Эйнес писал о голодающих в Харькове:
«Только капитан Квислинг мог в те дни помочь умирающим, чья жизнь зависела от кусочка хлеба! Как мало им было надо, чтобы выжить!.. Капитан Квислинг добывал еду для умирающих женщин и детей. Только ему было под силу украсть лошадей Будённого, забить их и накормить кониной голодающих малышей».
Самому Квислингу работать было вовсе не так уж и легко. Александра Воронина вспоминала:
«Квислинг постоянно жаловался, что чиновники опаздывают на встречи, а иногда и просто не появляются, не потрудившись предупредить заранее. Как правило, они были плохо осведомлены о действиях собственных подчинённых, избегали ясно и честно отвечать на вопросы и зачастую нарушали свои обещания. Квислингу было трудно смириться с атмосферой недоверия и нерешительности, которая словно намеренно создавалась для того, чтобы помешать его важной работе. Некоторые особенности, которые он считал чертами русского характера, возмущали его до такой степени, что он начинал обвинять меня, словно я одна была виновата в недостатках моего народа. Я понимала, что ему просто нужно выговориться, так что поначалу слушала и не спорила, но как-то раз с улыбкой сказала: „Но почему вы обвиняете меня во всех недостатках русских людей?“ Он взглянул с подлинным изумлением и заверил, что я совершенно не похожа на других русских. Это было очень лестно слышать, но он так и не прекратил разглагольствовать о нестабильности, опасностях и неудобствах русской жизни, об отсутствии комфорта и порядка. Он приводил в пример норвежцев, которые, несмотря на суровый климат и иностранную угрозу, создали безопасную и процветающую страну».
Сам Видкунд относился к Нансену со смесью поклонения и отторжения. Он чувствовал, что не получает достаточного признания за свою работу из-за Нансена. Позднее он говорил: «Нансен — великий человек, он был руководитель и в науке, и в гуманитарной деятельности, а я делал всю практическую работу, и именно я отвечал за всё, а вовсе не Нансен». Квислинг, безусловно, лукавил, потому что он отвечал за работу исключительно в Харькове и на Украине, а вовсе не по всей России. Квислинг никогда не был правой рукой Нансена в Советской стране, хотя и часто сопровождал его в поездках.
Нансен и Квислинг были дружны между собой в определённые периоды жизни и поддерживали отношения до последних дней жизни Фритьофа. Последнее письмо Видкунда к Нансену написано буквально накануне смерти последнего в мае 1930 года.
Видкунд хорошо говорил по-русски (он изучил язык во время своей работы в Петрограде и Хельсингфорсе) и сопровождал Нансена в его поездках по Советской России.