– А-а-а-а-А-А-А! – завопила она, и земля под ней задвигалась, как большой металлический барабан на детской площадке.
Густа буквально крутила подошвами улицы Синих Топей, и те ускорялись, ускорялись, ускорялись, пока ряды сиреневых фонариков не потекли сплошной лентой.
Мир резко остановился, ноги у Густы подкосились, она упала.
– Мамочки, мамочки, мамочки! – повторяла девушка, привстав на локтях.
Она попала в геометрический мир, где в бесконечном пространстве висели многоугольники и сферы. Под Густой, впереди и сзади покачивалась в пустоте дорожка кораллового цвета. Всё остальное было белым и жёлтым, Густа щурилась. Мир вокруг дрожал, она почувствовала это ладонями.
Из череды непонятного мозг вычленил нечто знакомое. В конце дорожки появилась точка. Она росла, росла, и Густа разглядела перламутровую сферу, внутри которой плыла главная инайя. Пространство вокруг стало плотным и задрожало от напряжения.
– Стойте! – закричала Густа. – Вытащите меня отсюда! Так нечестно! Я хочу домой! Я не хочу тут оставаться!
Инайя окинула её безразличным взглядом и поплыла дальше. Густу охватила такая злость, что стало трудно дышать.
Там, где не работали никакие привычные законы, где даже физика не спасала незыблемостью правил, оставались только эмоции.
– А ну стой! – неожиданно для самой себя дерзко крикнула Густа.
Когда сфера с инайей начала исчезать в другом конце дорожки, девушка, не глядя вниз, в бездонную пустоту, зашагала по дорожке быстрее и быстрее. Побежала, упруго отталкиваясь от шероховатой поверхности. При этом геометрические фигуры в пространстве не меняли ни положения, ни размера.
Перламутровая сфера становилась ближе, Густа бежала, вытянув руку, и тогда инайя остановилась. Девушка увидела, что та стала совершенно белой, её волосы развевались, рассыпая серебристые искры, а на губах играла лёгкая усмешка. Ожерелье из кристаллов стало массивным, камни висели рядами, укрывая шею и грудь.
– Я должна спасти отца, – прошептала Густа, и её шёпот подхватило эхо, – и Нилая. Вы меня понимаете? Я должна. Извините.
Не давая себе ни секунды на раздумья, Густа проткнула перламутровую сферу и потянулась к шее инайи. Та отпрянула, и свет вокруг неё погас. Она сердито смотрела на Густу и, не разжимая губ, грозно вещала прямо в голове у девушки:
«Кто ты такой? Что за оболочка смеет мне мешать нести свою миссию? От чего ты откололся?»
– Я… я девушка, – заикаясь ответила Густа, – я пришла оттуда, из Синих Топей.
От инайи шли волны гнева, её волосы извивались в воздухе, как змеи Медузы Горгоны, глаза светились фарами:
«Ты посмела мне помешать из-за кого-то, кто нарушил закон?!»
– Я их люблю, – ответила Густа, и голос её сорвался, – и я хочу домой. И чтобы все были живы.
«А как ещё может быть?! – Инайя уже рычала, и голова у Густы взорвалась от боли. – Как можно быть неживым в этом мире! И по таким пустякам!»
Понимая, что это её последний шанс, Густа рванула ожерелье. Инайя пошатнулась, но устояла. И начала расти. Девушка ошеломлённо смотрела на кристаллы, нанизанные на верёвки, что висели в её руке. Густа пятилась и перебирала их, но каждый камешек был гладким и чистым, как после полировки.
– Нет! Не-е-е-ет! – Густа в ужасе отбросила ожерелье.
Ведунья ещё сильнее раздулась.
– Я никого не спасла и погибла сама, – сказала Густа в пустоту.
И исчезла.
Густа знала, что её нигде нет. Или она была всюду и наблюдала за тем, как кристаллы сами по себе собираются на нитях и складываются в ожерелье. Тела у девушки больше не было. По крайней мере здесь. И мысли исчезали, путались. Кто я? Зачем?
В приятное беззаботное состояние вклинивался навязчивый образ. Густа гнала его, он мешал наслаждаться покоем. Но образ лез снова и снова. В сознании девушки, размазанном по пространству, возникла тряпичная свинка.
И тяжёлый радужный ключик.
Ключ.
В тот же миг Густа вновь собралась в одно целое. Мир вокруг потёк, расплылся и оформился в пустую белую комнату. Единственное, что в ней было, – это рассохшийся табурет и ларец на нём.
Правую руку сильно саднило, Густа опустила глаза и поняла, что в кулаке зажат радужный ключ.
Она шагнула к ларцу и вставила ключ в скважину. Он подошёл идеально. Замок звонко щёлкнул, крышка откинулась. Внутри лежали жёлтые янтарные бусы. Густа оглянулась. В комнате по-прежнему не было ни окон, ни дверей. Она осторожно вынула ожерелье. Поднесла к глазам и вслух прочитала:
– Магруй.
«Ожерелье памяти», – успела подумать Густа и ухнула вниз.
Она упала на коричневый крашеный пол и не почувствовала боли. В комнате были люди. Густа вскочила, отряхиваясь.
– Простите, – начала она, но поняла, что не издаёт ни звука.
Люди смотрели сквозь неё и продолжали разговор. Высокая женщина с чёрным пучком эмоционально жестикулировала, стоя у письменного стола, заваленного бумагами.
– Не тебе меня винить в отсутствии любопытства и жажды знаний! Я всегда была первая в экспериментах, но ты переходишь абсолютно все границы! Мы оба учёные, и что с того? Разве мы соревнуемся? Почему мы не можем работать сообща?
Напротив неё в кресле сидел мужчина в тёмном костюме и хмурил густые чёрные брови. Густа от удивления открыла рот.
– Отшельник! – вскрикнула она, но снова беззвучно.
Женщина села рядом с ним, на подлокотник кресла.
– Фаиз, послушай, давай отложим это на будущий год! Мы сможем лучше подготовиться. Твоя идея создания прямой Дороги идеальна, но её нужно доработать. Если ты выйдешь за пределы нашего мира… Туда закрыт путь даже инайям!
Оба посмотрели на карту в виде луковицы и вздохнули.
Женщина продолжала:
– Мы должны ещё лучше все обдумать.
Густа всмотрелась в её лицо, оно казалось смутно знакомым. Та расстегнула верхние пуговицы блузки и принялась обмахиваться первой попавшейся тетрадкой. На шее блестели прозрачные жёлтые бусины. Густа поняла, что перед ней инайя.
– Магруй, – сказал доселе молчавший Отшельник, – я должен завершить начатую часть эксперимента. Теперь, когда у нас есть фиолетовый ключ… Я не могу бросить институт. Мы так долго выбивали разрешение, что я просто не могу сейчас всё бросить. Обещаю быть осторожным.
Где-то хлопнула дверь, и весёлый молодой голос позвал:
– Мам, па-ап! Я дома! Что на ужин?
Магруй и Отшельник повернулись к двери, и через несколько секунд в комнату вошёл высокий зеленоглазый брюнет. Он бросил рюкзак в угол, клюнул мать в щёку и растянулся перед родителями на ковре, подложив ладони под затылок. У Густы пересохло во рту.
– Папа?
Так значит, инайя её бабушка? Тим, отец Густы, на секунду задержал взгляд на том месте, где она стояла, и отвернулся. Конечно, он не мог её видеть. По щекам девушки потекли слёзы. Папа был молодой и здоровый, в колючем на вид, изумрудном свитере и с щетиной на подбородке.
– Папа, папа, это я! – бормотала Густа, пытаясь коснуться призрака прошлого, но её пальцы, как тени, проходили сквозь него.
Тим рассказывал о том, как прошёл день, родители, улыбаясь, внимательно его слушали. Через какое-то время Тим замолчал, подозрительно их оглядел:
– Так, признавайтесь, опять поцапались? Что за искусственные улыбки? Кабинет не можете поделить или институт?
Магруй нахмурилась, отошла к окну:
– Твой отец самый упрямый человек во всём Чикташе! Он проводит эксперименты без должной подготовки. Он везучий, я знаю, встретил же он меня. Но нельзя так рисковать, когда у тебя есть семья. Он сумел достать ключ… Каким образом, я не понимаю, людям он недоступен!
Голос стал затихать, как аудиозапись, когда убавляют звук. Густа удивлённо озиралась. Тишину разорвал крик, дикий, страшный, животный:
– А-А-А-А-а-а-а-а-а!
Ноги у Густы подкосились, она упала… и оказалась на опушке ночного леса. Кабинет растаял. Перед ней звёздной пустотой зиял обрыв. У самого края стояла на коленях женщина и кричала, останавливаясь на доли секунды, чтобы набрать воздух. Поодаль толпились люди, вид у них был растерянный, в глазах застыл ужас.
– Мама! Мама! Отойди оттуда! – растолкав всех, к Магруй подбежал Тим. – Прошу, осторожно! Его не вернуть. Мама, побереги себя.
– Как он мог? Он обещал. Как он мог. Это ошибка. Это чудовищная ошибка! – всхлипывая, причитала женщина, – Я не верю. Не верю. Тим, надо найти его. Надо помочь!
Вспышка света ослепила Густу. Она снова была в кабинете Магруй. У окна, спиной к ней сидела женщина с чашкой в руках.
– Б… бабушка? – осознавая полную бессмысленность зова, сказала Густа.
Её голос послужил спусковым крючком, и время будто сорвалось с цепи и закрутилось, бешено жужжа стрелкой часов на стене. Солнце, как мячик по дуге, проскакивало мимо окна. Заходил и выходил Тим, приносил подносы с едой. На улице взрывались фейерверки. Магруй застыла, точно статуя.
Жужжание нарастало и нарастало, и скоро Густа не могла его терпеть, сжала виски, зажмурилась, сделала шаг назад. И наткнулась на что-то мягкое. Вокруг снова была синяя ночь, и Густа узнала улочки Чикташа с его изогнутыми крышами. По переулку бежал Тим.
– Мама! Мам, стой! Откуда ты взяла этот ключ? Отдай его, мам! Его надо вернуть в Поднебесный пещерный город!
Женщина шла, не оборачиваясь, не реагируя на слова сына. Вскоре Магруй, Тим и следившая за ними Густа оказались у того самого звёздного провала. Губы Магруй побелели, подбородок мелко дрожал.
– Это прямой переход, – сказала она, – он там. Один. Если мы его не вытащим, его никто не спасёт.
– Но какие шансы, мам? Мы погибнем там оба. Позволь мне.
– Не смеши меня. Инайя всегда женщина.
– Но ты не знаешь, что тебя ждёт!
– Да. Никто не знает. Потому что инайя забывает всё. И напоследок может попросить о чём угодно. Тим… – Голос Магруй изменился, стал мягче. Она подошла к сыну, взяла его руку. – Родной, ты знаешь, что ты самое дорогое, что у меня есть. Что я всегда любила и буду любить тебя. Пожалуйста, береги папу, когда меня не будет. Мы не можем его бросить. Ты не знаешь, куда он попал, лучше не знать. Если я справлюсь с испытанием, я смогу просить Руха о чём угодно. Таковы правила. Главная инайя ещё не скоро отправится к нему, путь в Наоборотный мир сейчас только один, прямой – этот. А без ключа его не открыть. Без него я попаду к папе и ничем не смогу помочь.