Глава XНовое начало
Джим оглушительно лаял под окнами. Густа со стоном спрятала голову под подушку. Устроилась поуютнее, зажав между колен одеяло и свернувшись в позе младенца. Открыла глаза.
Осторожно потрогала мизинцем знакомые синие с чёрными узорами обои. Медленно обернулась. В окна лился свет, на столе лежал ежедневник, раскрытый на первом сентября, рядом книга, с которой она вышла на крыльцо в ночь встречи с Нилаем. Девушка села в кровати, ошарашенно оглядела комнату. Знакомые гирлянды, плакаты. Сломанные наушники на полке. В какой момент время схлопнулось и Густа оказалась в своей постели?
«Гав! Гав! Гав!» – надрывался на улице Джим. Было слышно, как Римма Валерьевна безуспешно увещевает его.
Густа встала и попрыгала. Пол не проваливался.
– А! – сказала Густа и убедилась, что может говорить.
И услышала внизу знакомые голоса:
– Она спит?
– Да. Римма Валерьевна говорит, Густа допоздна читала и просила разрешить ей поваляться.
– Ну уж нет. Я её так давно не видел. Придётся будить.
Быстрые шаги по лестнице. Как обычно, первая, третья и девятая ступеньки скрипнули. На пороге стоял папа.
– Папа… – Густа мешком осела на пол.
Губы её дрожали, подбородок мелко затрясся. Тим подскочил к дочери, подхватил, сел на кровать, держа её как в раннем детстве.
– Родная, я здесь. Всё в порядке. Они напутали всё. В здании, где мы работали, произошла утечка ядовитого вещества. Помнишь, когда я один ночами работал? И я ещё потом ходил туда не раз, и всё один, и отравился порядочно. Зато теперь меня ждёт компенсация. Поедем к морю? А, дочь?
Густа едва слышала его, вцепившись в руки отца ногтями и уткнувшись носом в рубашку. Медленно до неё начало доходить, что отец жив. Он сидит тут и пахнет мятными пирожками из больничной столовой. А сердце его радостно выплясывает: «тук-Тук, тук-Тук».
– Значит, записка не понадобилась, – загадочно сказала Густа и всхлипнула, вспомнив Город Всех Дорог.
Она плакала, вцепившись в отца, вздрагивала, сжималась в комочек. Вспоминала пережитое и рыдала, папа обнимал её, гладил по голове, целовал макушку.
– Дорогая, ты не теряла Лушу? Я нашёл её в саду. Только она… пустая.
– Луша здесь?! – Густа сползла на кровать.
– В ней было спрятано кое-что ценное.
– Пап, я знаю, – перебила Тима Густа.
– Что?
– Пап, не хочу тебя расстраивать, но мне придётся переехать в Чикташ. Так мы договорились. Чтобы ты смог жить здесь с мамой.
Тим встал. Прошёлся по комнате взад-вперёд. Взъерошил волосы.
– Боюсь спросить… с кем договорилась?
– Я была там. И там была дорога. То есть До-ро-га. И мальчик. Или не мальчик? Он предложил мне выбор. А потом я кое-что сделала… а потом проснулась здесь, в своей комнате. В общем, это долгая история, – окончательно сбилась Густа.
– Я должен был догадаться, это неспроста. Значит, ты использовала ключ по назначению?
Густа кивнула:
– И не раз. Сначала это была дверь в Наоборотный мир, а потом ключ открыл ларец с бусами. Вернее, с ожерельем памяти. А потом я ещё кое-где была. Хотя нет, надо рассказывать всё сначала.
– Да уж, – ответил ошарашенный Тим, – что-то мне подсказывает, тебе понадобится помощь бабушки.
– Какой бабушки? – пришла очередь Густы удивляться.
– Мои родители решили навестить нас. Позвонили вчера. Мама там вовсю готовится.
У Густы отвисла челюсть. Альбина Вадимовна вихрем влетела в комнату дочери. Обняла её, расцеловала.
– Слышала новости? Кажется, кое-кто решил до нас снизойти. Это же больше тринадцати лет прошло! Розовый снег ждать, не иначе. Молчу-молчу. Я правда рада. Должна же я узнать, дорогой, в кого именно у тебя такой несносный характер!
И умчалась. Папа вздохнул, а Густа взяла его за руку:
– Папа, почему ты не ушёл?
– Без вас я бы не смог. Да и как? Я не работал на ДСМ, не знаю тонкостей, мне всегда интереснее была наука.
– И поэтому ты стал строителем?
– Мои знания здесь были бесполезны, Густа. Пришлось научиться работать руками.
– Ну да.
– Но я пытался. Знал же, что так будет. Искал.
– Стоп! – осознала Густа. – Так мы поэтому так часто ходили в походы?
– Я искал, как мог, своих. Но мир огромен, а я в нём меньше песчинки. И меня некому было искать. По крайней мере, всерьёз и долго. Я так горжусь, что ты смогла сделать невозможное!
– Это не я, – покачала головой Густа, – если бы не Луша, то есть ключ. Ни одной двери или конторы ДСМ мне бы не найти.
– А я боялся его выносить из дома…
– Поэтому всегда говорил, что Луша боится походов? – улыбнулась Густа. – Фух. Я, кажется, слегка схожу с ума.
Папа прижал Густу к себе, потом встал, отошёл:
– Мы должны вернуться к привычной жизни. Приедет бабушка, узнаем, как она сумела спасти меня.
Густа неловко промолчала. Ей не хотелось говорить о переезде раньше времени. Вместо этого хотелось ходить по дому и нюхать шторы, что Густа и сделала. Потом расставила книги на полках по жанрам. Вышла на крыльцо и тщательно подмела его. Поднялась к себе, вытащила из-под матраса дневник, села с ним у окна, медленно вывела: «Дорогой Дневник». Покачала головой и спрятала тетрадку обратно. Вышла в садик и нарвала мяты к чаю. Полила все цветы в доме. Съела три пирожных подряд. Густа врастала в дом и в обычную жизнь изо всех сил. Скоро ей придётся уехать и только время от времени навещать родителей. Интересно, что придумать для мамы? Может, школу-интернат?
«Гав! Гав! Гав!» – Джим радостно оповещал всех на улице, что снова вырвался на свободу.
И Густа вспомнила о Римме Валерьевне.
– Я ненадолго, честное слово! – крикнула она родителям, надевая осеннюю ярко-жёлтую ветровку и любимые сапожки. – Скажу ещё раз спасибо соседке!
Старушка накрывала чай в розовой гостиной, крохотной комнатке с окном на запад. Вместо приветствия она сказала:
– Я знаю, зачем ты здесь. И ничего тебе не скажу!
– Ну пожалуйста! – взмолилась Густа. – Кто просил вас прикрыть меня? На вас надавили? Загипнотизировали? Сюда приходили люди в чёрных комбинезонах?
Римма Валерьевна несколько секунд хмуро, испытующе смотрела на девушку. Потом уголки её рта дрогнули, старушка сморщилась, расхохоталась.
– Видела бы ты себя! Ой, не могу! Конечно, я всё расскажу. Мне в первый же день позвонил племянник. Сказал, что ты с ними на какой-то важной миссии. Я уж догадалась, что его самого об этом кто-то попросил. В общем, он там чем-то заведует. Какой-то конторой. То ли старший поезда, то ли вокзала.
У Густы отвисла челюсть:
– Командор ваш племянник?!
– Да-да, так его называют, слышала. Мы иногда видимся, я хожу на эту их пристань из ниоткуда. Дала разрешение проложить пути мимо моего дома. Синие Топи дрыхнут, а на меня эти их штучки не действуют. Как идёт пароход или поезд, так у меня все сервизы в доме пляшут, а мне самой даже ватные затычки не помогают. Сестра моя как-то уезжала, потом вернулась с мужем и сыном. Мальчишка тут вырос, а потом его учиться отправили. Сестры, к сожалению, уже нет, а вот сын её навещает меня иногда. Чаю?
– Да, спасибо. – Густа плюхнулась в старомодное кресло с вязаной салфеткой на спинке. – Надо перевести дух. Послушайте, а он вам не передавал мою игрушку?
– Свинку? Только ей брюхо распороло. Я зашила как смогла, оставила на скамейке в вашем садике. Племянник принёс её пару часов назад.
Девушка едва выпила чашку, когда на улице послышалось «Хонг! Хонг!».
Густа и Римма Валерьевна прильнули к окошку и увидели серый «Кадиллак», из которого выгружал чемоданы пожилой мужчина с густыми чёрными бровями. Рядом суетилась его высокая красивая темноволосая жена.
– А это ещё кто такие? – поразилась Римма Валерьевна. – Кто к вам нагрянул, Густа?
– Это папины родители, – голос девушки дрогнул, – они приехали в Синие Топи в первый раз.
– Фу-ты ну-ты! – возмутилась соседка. – Столько лет нос воротили!
– Я пойду. – Густа кинулась к двери. – Спасибо за чай. До встречи!
– Ты потом мне расскажи, куда тебя мой племянник отправлял, – крикнула вслед Римма Валерьевна.
– Обяза-а-а-ательно! – убегая, ответила Густа.
Отшельник долго обнимал её, а девушка думала, что ей придётся отвыкать называть его Отшельником и привыкать к слову «дедушка». Его жена в это время мыла руки в ванной, и, когда вышла, они с Густой долго смотрели друг другу в глаза. А потом крепко обнялись.
Девушка пыталась представить бабушку с седыми волосами, в огромном пузыре перламутрового света, но никак не могла. Перед ней стояла обычная земная женщина, с удивительными разного цвета глазами – одним голубым, другим зелёным.
Магруй и Тим долго молча обнимались, оба плакали. Потом гостья подошла к хозяйке дома и пожала руку:
– Дорогая Альбина, я уверена, когда-нибудь мы сможем тебе объяснить, почему опоздали с этим визитом на столько лет. Я очень рада, что ты нас пригласила.
– Вы можете гордиться своей дочерью, – вступил в разговор Фаиз, бывший Отшельник, а теперь дедушка Густы.
Невестка растерянно посмотрела на него:
– Да, она у нас умница. Неплохо учится.
Магруй тем временем отдавила мужу ногу, и тот смущённо замолчал. Альбина Вадимовна этого не заметила, весь её боевой настрой угас, когда она встретила прямодушие и искренность свекрови. Тим сиял. Густа украдкой щипала себя за запястье: трудно было поверить, что вот они все вместе.
– А где Вездехвост? – спросила она у дедушки.
– За ним присматривают. Дома ждёт, – ответил Фаиз. – Боюсь, в Синих Топях его вид не оценили бы. Это в Чикташе ко всему привыкли.
– А далеко это, Чикташ? – услышала обрывок разговора мама Густы.
Дедушка и внучка переглянулись. Ответила за них Магруй:
– Не очень. Если знать правильный маршрут и составить план, добраться можно за пару дней.
Альбина Вадимовна подняла брови, решив проверить это название в поисковике позже. А пока она, не забыв об обязанностях хозяйки, проводила гостей в третью спальню, которую обычно использовали как склад всего ненужного, но страшно важного. Сейчас её расчистили, под завязку забив старыми вещами чердак.