У бога определенно были любимчики, и Ашер был одним из них.
— Я не подкрадывался к тебе, — сказал он, и смех окрасил его голос. — Ты просто была слишком занята, чтобы заметить меня.
Я подобрала телефон с пола. По крайней мере, голосовая почта от моей матери закончилась, так что ему не пришлось подслушивать, какую схему она придумала, чтобы «оживить» мою «трагически несуществующую» любовную жизнь.
— Что ты вообще здесь делаешь? — спросила я. — У нас сегодня ничего не запланировано.
Это был четверг, а наши сессии проходили каждый понедельник, среду и пятницу.
Ашер небрежно пожал плечами.
— Я был неподалёку и решил зайти.
— Зачем?
— Без особой причины. Просто захотелось.
— Ты хочешь сказать, что у самого Ашера Донована нет других дел, кроме как заглянуть в балетную академию?
В этих кристально-зеленых глазах мелькнула тень.
— Другие дела у меня, конечно, есть, — спокойно ответил он. — Но не сказал бы, что они интереснее.
Теплый воздух врывался через открытые окна и ласкал мне затылок. Он прошел по всему позвоночнику до самых пальцев ног, заставляя кожу покалывать изнутри.
Затем Ашер моргнул, и мгновение растворилось, как мед в залитом солнцем океане.
— На самом деле, мне действительно было что тебе рассказать, — сказал он. — Я поговорил со своим PR-агентом. Она разобралась со вчерашними папарацци. Они вторглись на частную собственность, и нам удалось напугать их, заставив согласиться не публиковать ни одной фотографии.
— О. — Я попыталась сориентироваться в его новом, резком тоне. Казалось, он переключился с игривого на профессиональный. — Это хорошо. Знаешь, как они тебя нашли?
— Они следовали за Винсентом. — Его черты лица напряглись. — Нетрудно заметить его нелепый оранжевый «Ламборгини».
Я воздержалась от упоминания о том, что у Ашера было немало «нелепых» спортивных автомобилей; «Мир Футбола» посвятил целую статью его многомиллионной коллекции.
— Он не упомянул о них, когда мы вчера говорили. — Я была так отвлечена несчастным случаем с нашим отцом, что не спросила Винсента, не столкнулся ли он с папарацци по пути к выходу. — Он бы их заметил, если бы увидел.
— Я думаю, они все еще прятались, когда он ушел, но нашли способ пробраться позже. — Ашер осмотрел меня, его глаза были непроницаемы по сравнению с их прежней теплотой. — Я слышал, что он возвращается в Париж на лето.
— Да. Чтобы заботиться о нашем отце. — Боль пронзила мои коленные суставы.
— Поэтому в дальнейшем мы будем тренироваться только вдвоем.
Я переместила вес, надеясь ослабить давление. Это не сработало.
— Так сказала Лавиния. Нет смысла усложнять ситуацию, когда «Блэккасл» уже заплатил за лето.
— Полагаю, ты права. — Ашер не сдвинулся со своего места в дверях. Его ответ был холоднее, чем я ожидала, что было хорошо. Это я установила наше правило — никакого флирта; я не могла злиться на него за то, что он ему следовал.
Боль пронзила мое бедро и поднялась к тазу.
Я резко втянула воздух и выдохнула, забыв о любопытной перемене в поведении Ашера. Я месяцами обходилась без вспышек, но последняя неделя была кошмаром. Стресс, гормоны, перемены погоды — не всегда у моей боли была причина.
Прежде чем я успела что-то ответить, он внезапно выпрямился и мотнул головой влево.
— Эй! — в его голосе послышалось подозрение. — Ты здесь работаешь?
Я не услышала ответа, но через секунду по залу разнесся топот шагов.
Ашер бросился за ними, и я инстинктивно последовала за ним, несмотря на протестующие крики моего тела. Мой пульс взмыл от волнения.
Опять папарацци? Это была единственная причина, по которой я могла предположить его реакцию. Если да, то как они проникли в школу, когда охрана уже была начеку после первого инцидента?
Я бросилась в коридор, но в спешке ударилась бедром о дверной косяк. Большинство людей могли бы легко отмахнуться от удара, но для меня, в моем нынешнем состоянии, это было равносильно взрыву бомбы внутри меня.
Крик боли вырвался прежде, чем я успела его остановить.
Ашер прекратил погоню и резко обернулся. На его лице отразилось беспокойство.
— Скарлетт? — Его голос звучал как-то издалека, словно я тонула под водой, а он наблюдал за мной с берега.
Кровь ревела в моих ушах. Зал накренился, когда каждая капля внимания сосредоточилась вокруг моих ног, и боль пульсировала с силой кувалды, пробивающейся сквозь стену.
Дыши.
Вдох, один, два, три. Выдох, один…
Меня пронзила еще одна вспышка боли, такая острая и мучительная, что казалось, будто кто-то разрывает меня пополам изнутри.
Если раньше моя боль была похожа на молоток, то сейчас это были тысячи шипов, пронзающих самые чувствительные точки моего тела.
Мое зрение помутнилось, и я сохраняла ясность сознания ровно настолько, чтобы увидеть, как Ашер бежит ко мне, прежде чем земля резко подкосилась и все почернело.
ГЛАВА 7
Все болело.
Мои кости, мои суставы, простой акт дыхания. Каждый вдох был подобен стальному когтю, царапающему мои легкие, заставляя меня снова желать забвения.
Я смутно осознавала, что мне следует открыть глаза и окинуть взглядом свое окружение. Пахло не так. Вместо лимонного очистителя или лавандового диффузора я учуяла антисептик и… лосьон после бритья? Что-то пряное с оттенком цитрусовых.
Итак. Я не была ни в студии, ни в спальне.
Где я, черт возьми? Надеюсь, не дом какого-то мальчика на одну ночь. Мальчики на одну ночь никогда не были хорошей идеей, даже если они вкусно пахли.
— Нужно что-нибудь еще…
— Когда она придет в себя…
Слабый шепот голосов отвлек мои мысли от таинственного лосьона после бритья и снова напомнил о моем нынешнем затруднительном положении.
Странная комната. Боль. Точно.
По крайней мере, мои суставы не болели так сильно, как когда я впервые пришла в сознание. Мне все еще хотелось свернуться в клубок и молиться о сне, но я могла это пересилить.
Я всегда так делала.
Я открыла глаза, почти опасаясь оказаться в какой-нибудь грязной мужской берлоге с едой на вынос недельной давности и плакатами с обнаженной грудью, развешанными по всем стенам.
Вместо этого на меня уставилась пара зеленых глаз из-под нахмуренных бровей.
Скульптурные скулы. Выточенный рот. Раздражающе привлекательная копна темных волос.
Ашер.
— Ты очнулась. — Морщина разгладилась, хотя глаза оставались обеспокоенными. — Как ты себя чувствуешь?
— Как будто меня сбил грузовик, который дал задний ход и снова переехал меня. — Мой ответ царапал мне горло. — Поэтому я чувствую себя отлично.
Ашер фыркнул.
— Твой сарказм на месте, так что все не может быть настолько плохо.
Тем не менее, он осмотрел меня с быстрой тщательностью человека, которому нужно было убедиться, что с другим все в порядке, не устраивая из этого большого представления.
Ничего даже отдаленно сексуального в этом не было, но мою кожу все равно покалывало от осознания происходящего.
Чтобы отвлечься от его пристального взгляда, я оглядела комнату. Тот, с кем он говорил, ушел, оставив нас одних в школьном лазарете. Неудивительно, что я не узнала его по одному запаху; я редко сюда приходила, предпочитая справляться со своими вспышками в одиночку.
— Ты хочешь рассказать мне, что случилось? — Взгляд Ашера снова встретился с моим. — Ты там здорово влипла.
В его голосе звучали одновременно беспокойство и командование — редкое сочетание, от которого у меня внутри разлилось тепло.
Но вместо правды я прибегнула к оправданиям.
— Я забыла пообедать, и у меня закружилась голова.
Мне не нравилось говорить о своей хронической боли. Это часто заставляло людей чувствовать себя неуютно, что заставляло меня чувствовать себя неуютно. Они, конечно, сочувствовали, но всегда была доля жалости, невысказанное «бедная ты», которое заставляло меня прикусить язык.
— Это было не головокружение. Тебе было больно. — Глаза Ашера потемнели. — Тебе все еще больно?
В его голосе прозвучала грубая нотка, и мне пришлось сглотнуть, чтобы облегчить внезапно пересохшее горло.
— Немного. — Очень много. Не настолько, чтобы снова потерять сознание, но достаточно, чтобы перспектива встать показалась более пугающей, чем восхождение на Эверест.
Он выругался себе под нос.
— Позволь мне позвать медсестру…
— Нет! — я схватила его за руку, прежде чем он успел уйти. — Она ничего не может сделать. Мне просто нужно подождать, пока это пройдет.
Все, что требовало обращения за помощью к другим людям, делало меня паникующей, поэтому мне было так трудно справиться после аварии. Переход от полной самодостаточности к зависимости от других, был трудным для переноса.
Черты лица Ашера стали резкими.
— Подождать, пока пройдет что?
— Мои вспышки. Они у меня случаются нечасто, но, когда случаются, они могут быть… изнурительными.
Смирение вытащило из меня правду. Если мы собирались провести лето вместе, я могла бы ему рассказать, тем более что мои вспышки становились все чаще.
Одно дело — скрывать это от моих других, более молодых учеников, и совсем другое — пытаться скрыть это от профессионального спортсмена, который понимал сигналы тела так же хорошо, как и я.
— Пять лет назад я попала в автокатастрофу, — сказала я. Ашер замер, его дыхание было единственным признаком жизни, пока я продолжала свой рассказ. — Я ехала на представление, когда другой человек проехал на красный свет и столкнулся с такси, в котором я ехала. Я очнулась в больнице с проколотым легким, вывихнутым бедром и десятком других проблем. Это был конец моей карьеры и начало этого. — Я указала на себя. — Врачи сказали, что моя хроническая боль — результат повреждения нерва.
Пронзительная боль перешла в общую болезненность, но воспоминания о той ночи вызвали у меня боль иного рода.