— О! — только и сказала я, чувствуя неодолимое желание вцепиться в рубашку напарника и трясти его до тех пор, пока он не перестанет увиливать от ответа.
— Попробуй, — насмешливо предложил вампир. — А лучше попытайся устремить свои силы не на драку со мной, а на мыслительную работу. Должна же ты хотя бы иногда использовать тот небольшой умственный потенциал, которым тебя наградила приро…
Я сама не поняла, что произошло. Только что я, потеряв всякое душевное равновесие, замахивалась, чтобы прервать, наконец, поток издевательств, который выливал на меня напарник, потом была пустота, а в следующее мгновение я поняла, что лежу поперёк кровати, а напарник, стискивая мою руку — ту самую, которой я пыталась его ударить, — лежит рядом, прижимаясь губами к моей шее. Я пыталась протестовать, но не сумела произнести ни звука. Хотела возражать мысленно, но сознание путалось и уплывало от меня.
«В самом деле, моя дорогая, — очень мягко и почти не больно произнёс голос вампира в моей голове, — ты ведь не думала, будто меня можно безнаказанно бить?»
Красный туман скрыл от меня довольное лицо не-мёртвого, а, может, я просто закрыла глаза. Чуточку боли, чужие мысли рядом с моими, алчный шёпот в сознании. Я смутно помнила, как напарник поднял меня и уложил в более подходящее для сна положение, лизнув на прощание шею, как мои пальцы словно бы независимо от моей воли застегнули серебряную застёжку ворота, и прикосновение заметно потеплевших губ ко лбу.
«Отдыхай, моя маленькая. Спи».
Укусы вампира заживают очень быстро, настолько, что становится невероятным, как они успевают выпить хоть какое-то количество необходимой им жидкости из раны прежде, чем кровь свернётся. К утру, когда ко мне явилась горничная госпожи Дентье, от ранки на шее не осталось и следа, и, одевшись в домашнее платье, чтобы спуститься к завтраку, я могла не бояться навлечь на себя страшные подозрения. Мой плачевный внешний вид добрая женщина приписала разлуке с любимым человеком и, желая меня успокоить, но в то же время показать свою тактичность, она заговорила о новостях от Дрона Перте и пообещала сводить меня на чай к его матери. Все дни, прошедшие с отъезда сына синдика, я как могла вежливо отвергала подобную тему для разговора, что, увы, не утихомиривало госпожу Дентье, а только давало повод вздохнуть об обиженном самолюбии и о том, что, разумеется, «не дело, когда кавалер уезжает вот так, впопыхах, без предупреждения, бросив даму совершенно одну!»
Сегодня моя квартирная хозяйка наконец-то нашла в моём лице благодарную слушательницу и, как ни пугал меня дом синдика (в Дейстрии мы привыкли настороженно относиться к лицам, отвечающим за порядок в городе), госпоже Дентье было несложно соблазнить меня чаем у хозяйки Перте.
Новости о сыне синдика были неутешительны. Он исправно отписывался с дороги в столицу, кланяясь родителям, сообщая какие-то мелочи, на которые часто обращает внимание путешественник и, как выяснилось, время от времени передавая приветы мне. Меня бросало в дрожь от улыбчивых сообщений вроде «мой сын просит извинить его поспешный отъезд и заверить вас, моя дорогая, в своей неизменной преданности, а, кроме того, в горячем желании продолжить прерванный разговор», но, увы, приходилось улыбаться в ответ и благодарить. Единственное, что, кроме угрозы вернуться и продолжить шантаж, можно было вынести полезного из писем сына синдика, было обещание задержаться в столице не позже, чем на полторы недели. Увы, такое сообщение ничего не прибавляло к уже имеющимся сведениям: ведь Дрон Перте ещё раньше обещал вернуться через месяц, а, с учётом пути, это и означало примерно полуторанедельный срок пребывания в столице: если, конечно, сын синдика будет ехать спокойно и не торопясь туда и обратно, как и положено солидному человеку его лет.
— Ты ничего не понимаешь, Ами! — возмутился напарник следующей же ночью. — Во-первых, никто не сказал, что письма в самом деле отправлялись с дороги. Он мог написать их заранее и разослать людей отсылать в нужные моменты. Во-вторых, из этого же следует, что твой дорогой Дрон мог ехать быстрее или медленнее, не задерживаться столько времени в столице или вообще свернуть в другую сторону!
— Тогда добывай информацию сам, — обиделась я столь пренебрежительным отношением к своей работе. — Вот хоть раз в жизни попробовал бы посидеть за чаем с этими дамами и каждые четверть часа закатывать глаза в мнимой тоске об уехавшем мерзавце, который собирается тебя шантажировать!
Напарник рассмеялся, нисколько не задетый моей вспышкой.
— Тебе, видно, мало вчерашнего урока, — заметил он. Напоминание об ужасном «уроке» задело меня ещё больше, и я отвернулась с самым оскорблённым выражением, какое только могла изобразить на своём лице. — Ну-ка, не дуйся! Ами! Ну, хорошо, я признаю, был вчера несдержан и позволил себе лишнее, но и ты должна запомнить, моя дорогая…
— Ты сам вывел меня из себя, — не поворачиваясь к напарнику, напомнила я. Сейчас мы оба с вампиром сидели на краю постели, и не-мёртвый, пользуясь моей беспомощностью, обнял меня за плечи.
— Сам, — не стал отпираться он. — Но это не повод замахиваться на меня кулаками.
— Если я и забылась… — покраснела от негодования я, — если я и потеряла самообладание, то совершенно не обязательно, вот просто совершенно не обязательно хватать меня за руку и… и…
— И кусать тебя за шею, — невозмутимо закончил вампир. — Но, Ами, хорошая ты моя, я мечтал об этом столько времени, а ты словно напрашивалась. Сидела здесь с видом оскорблённой добродетели и думала о всяких-разных красавчиках с тёплыми руками и кровью, которые так нежно целуются.
— Неправда! — возмутилась я, чувствуя, как на глазах появляются слёзы. — Я вовсе не думала ни о каких…
— Думала, Ами, — безжалостно оборвал меня вампир. — И ещё ты думала о многом таком, в чём никогда не признаешься даже мне. Хватит разговоров! Вставай, одевайся — нам надо работать.
— Опять?! — простонала я, в ужасе представляя, как сейчас придётся просить напарника выйти из комнаты, а потом ждать, когда он вернётся и затянет эту невозможную шнуровку острийского костюма, и как будет смеяться над моей застенчивостью, и к тому же его намёки насчёт отражения в зеркале, которое он видит моими глазами…
«Мне нравится твой настрой, — хихикнул вампир. — У тебя есть пять минут, потом я вернусь помочь тебе одеться. И, так уж и быть, не буду шутить про зеркало, если тебе это настолько неприятно».
Я вздохнула и сползла с кровати на холодный пол. Иногда напарник действительно напрашивается на то, чтобы его убили. Но лучше, если это сделает кто-то другой.
«Поторапливайся, тебе ещё выспаться надо успеть этой ночью!»
Напарник велел мне закрыть глаза, прижал к себе, а когда отпустил, мы стояли на крыше большого трёхэтажного здания. Я вскрикнула и ухватила вампира за руку.
— Тише, тише, девочка ты моя, всё хорошо, — засмеялся не-мёртвый. — Нет причины так пугаться.
— Как ты это сделал? — с ужасом спросила я.
— Много будешь знать — скоро состаришься, — усмехнулся напарник. — Для тебя должно быть достаточно, что я это могу — если у тебя нет при себе ни серебра, ни рябины.
— А как же осина? — уточнила я, вспоминая готические романы, которыми увлекалась до знакомства с напарником.
— Осина вредит только при попадании в рану, — покачал головой вампир. — Точнее говоря, она останавливает заживление. А для тебя это имеет значение, родная моя? Ты собираешься разгуливать по городу с осиновой палкой наперевес? Или решила как можно скорее обзавестись набором «кровников» для убийства таких, как я?
— Перестань меня подначивать, — обиделась я. — Неужели каждый мой вопрос будет вызывать у тебя подобные безумные подозрения?
— Нет, глупенькая, — ласково улыбнулся напарник, — я пошутил. Сейчас мы с тобой найдём нужное чердачное окно и пойдём вербовать твою любимую Беату.
— Чердачное окно? — ужаснулась я. — Но зачем?!
— Милая ты моя, — снисходительно ответил не-мёртвый. — Наша дорогая Беата, опасаясь неурочных визитов, сменила квартиру, отыскав едва ли не единственный в городе дом, где рябиновые кресты прибиты на всех окнах, не только на первом этаже. А вот о чердаке она не подумала, и этим мы воспользуемся. Нам, кстати, сюда.
Я с сомнением оглядела чердачное окно, на которое указывал мне напарник, а после перевела взгляд на подол своего платья и недовольно спросила:
— Как ты себе это представляешь? Острийская мода совершенно не подразумевает пролезание в настолько узкие щели.
Напарник засмеялся.
— Предлагаю на выбор два варианта, моя хорошая. Или ты расстаёшься с юбкой или думаешь, как сюда протиснуться.
— Ну, знаешь ли, это уж слишком! — возмутилась я и заглянула в окно. Не-мёртвый положил руку мне на плечо.
— Здесь довольно-таки высоко, — оценил он, заглядывая на чердак вместе со мной. — Повиснешь на руках, сколько хватит роста, а там спрыгнешь. Готова?
— Не особенно, — пробурчала я, открывая окно. Металлический обруч, вшитый в подол юбки, можно было, разумеется, свернуть так, чтобы он не слишком мешал в процессе проникновения, но как при этом висеть на руках?
— Вот я и предлагаю — снять юбку, и дело с концом! — оживился вампир. — Ну же, Ивона, не артачься, я ведь знаю, что у тебя под ней ещё три накручено и панталоны!
— Две, — машинально поправила я и тут же спохватилась. — Брось свои непристойные шуточки! Как будто ты сам не понимаешь…
— Понимаю я, понимаю! — раздражённо отозвался не-мёртвый. — Прекрати немедленно строить из себя воплощённую добродетель и лезь в это проклятое окно, пока я тебя не укусил! Ты готова до утра на крыше препираться, лишь бы не работать, а дело стоит.
Ответа на эти оскорбления у меня не нашлось, поэтому мне не оставалось ничего другого, как пожать плечами и полезть в окно. Протолкнув свёрнутый так, чтобы не занимать много места, подол, я свесила в чёрную пустоту ноги и вопросительно взглянула на напарника.