И в этом она была, несомненно, права! Укладываясь на широкую, мягкую и удобную софу, Настя не сомневалась, что и ее первый на этом месте сон будет тоже каким-нибудь необыкновенным.
Всю ночь ей снился родной Лихославль. Только не такой, каким он был в день Настиного отъезда, а давний — времен ее детства: тихие улицы, залитые теплым летним солнцем, их с мамой домик, утопающий в густой сирени, и она сама — смешная девчонка с белобрысыми косичками. Ведь они у нее и правда когда-то были белобрысыми, а каштановыми, как теперь, они почему-то сделались в считанные недели, после того как ей исполнилось шестнадцать. Тогда-то она их и остригла…
Настя попыталась увернуться от солнечного лучика, бьющего ей прямо в лицо, да ничего не вышло, так как это было не во сне и лучик ей не приснился, а был настоящим. Ночь пролетела и наступило ясное, солнечное утро.
Первое утро новой Настиной жизни.
4
— Ой, вы, оказывается, учительница?..
Настя, запахнутая в совершенно невероятной красоты кимоно, которое только что нашла возле своей постели, замерла в дверях гостиной. Ее взгляд растерянно скользил по каким-то учебникам и тетрадям, которые Мария Петровна сосредоточенно раскладывала на столе.
— А ты, должно быть, балерина… Доброе утро, деточка!
Настя смутилась. Дело в том, что несколько минут назад она действительно поприветствовала свое первое московское утро чем-то вроде балетного па.
— Доброе утро… Это я просто так.
— Ну а я — не просто так! Скоро Паша придет, у него сегодня очень важный экзамен. По английскому… Целых полгода сидим занимаемся! Как тебе спалось на новом месте?
— Отлично! Вы думаете, после вчерашнего он сможет заниматься? Вообще-то ему еще повезло, что по лбу стукнули.
— Почему?
— Лоб — самая крепкая часть головы. Хотя если бы меня так долбанули, я бы, наверное, имя свое — и то забыла… А Павел хороший парень?
— Золотой… Давай-ка в ванную. Он вот-вот придет, а ты заспанная!
— Так он же не ко мне придет, а к вам…
— Какая разница? Заодно и позавтракаем вместе..
Прежде чем отправиться в ванную, Настя постояла еще немного, оглядывая залитую солнцем гостиную. Неужели она будет теперь жить в этой чудесной квартире, вместе с ее удивительно доброй хозяйкой?!
В точности этим же вопросом, правда вслух, задался и Павел, удививший Марию Петровну тем, что впервые за несколько лет явился к ней не через балкон, а позвонил в дверь.
— Ты это что? — Мария Петровна смотрела на своего ученика с неподдельным изумлением. — Прямо как чужой, в дверь звонишь…
— Я-то не чужой, но ведь у вас, кажется, квартирантка появилась?
— Да. Я предложила Насте пожить у меня…
— Она вам что — так понравилась?
— Так ведь и правда хорошая девчонка, милая такая и непосредственная… А потом — сам знаешь, с моим здоровьем лучше, если кто-то будет рядом…
Ответить он не успел, потому что из ванной вихрем вылетела Настя, едва не сбив его с ног.
— Ой, извини… Доброе утро!
— Доброе… — задумчиво окинув девушку взглядом с головы до ног, Павел неуверенно двинулся в сторону гостиной. А Настя — в противоположную, в комнату, которую теперь с полным основанием могла называть своей.
Впрочем, долго она там не задержалась. Быстренько натянув свое давно высохшее платье и едва тронув щеткой коротко остриженные волосы, она тоже последовала в сторону гостиной, стараясь ступать бесшумно.
Конечно, подслушивать, так же как и подглядывать, нехорошо. Но… ей так хотелось знать, что именно скажет о ней этот странный, можно даже сказать загадочный, юноша — если действительно он что-нибудь скажет!
Увы, девушку ждало полное разочарование: похоже, он пришел сюда исключительно ради английского.
— Экзамен сегодня, ровно в час…
Настя расслышала вздох и шелест бумаги: тетрадку, что ли, открыл?
— Кто принимает? — в голосе Марии Петровны звучали нотки искренней заинтересованности.
— Сам Самсонов!..
— Надо же, и мы когда-то говорили точно так же: «Сам Самсонов!»
Она весело рассмеялась.
— Так вы знакомы?
— Еще как!..
— С Семен Семенычем?!
— Говорю же, знакома… Зловредный дядька!
— Он уже старик, а не дядька.
— Спасибо за напоминание.
— Простите.
— Ладно, что уж там… Просто учти, что тебе придется нелегко: Семен Семенович владеет языком не хуже, чем Елизавета!
— Вы имеете в виду королеву?
— Ну а кого же еще?.. Ой, сырники забыла! Я же вам на завтрак сырники сделала!.. Настя, иди сюда, завтракать пора!
Настя вздрогнула и, слегка покраснев, вошла в гостиную.
— Вообще-то я уже тут… Доброе утро.
— Разве мы еще не здоровались? — Павел уставился на девушку, высоко подняв брови.
— Не помню… Мария Петровна, вам помочь?
— Садись и не суетись, сама принесу.
Спустя несколько минут они, очень по-семейному, как отметила про себя Настя, расселись вокруг стола.
— Вот сейчас наедимся — и никакой Самсонов нам не страшен!.. — пообещала Мария Петровна. — Your seem to like making a fool of yourself.
— Sweetheard, have I mixed you? I’ll never take another…
— Ой, это вы так здорово по-английски шпарите? Ничего себе! — Настя отодвинула от себя тарелку и завороженно уставилась вначале на Павла, потом на Марию Петровну. — И он еще экзамена боится!..
Павел на это ее замечание и бровью не повел.
— Я вот что думаю. — Он вздохнул и отправил в рот очередной кусок сырника. — Может, пропустить Самсонова? Я могу на завтра к кому-нибудь другому записаться.
— Ну нет, дорогой! — Мария Петровна сердито посмотрела на Пашу. — Это, знаешь ли, уже дело чести! Если после полугода занятий не сдашь, значит, учительница я никудышная!
— Да сдаст он, Мария Петровна, — вмешалась Настя. — Как можно не сдать, если так по-английски шпарить?
— И знаешь, Паша… Ты можешь передать Самсонову от меня привет. Скажи «от Мэрички», ладно? Так он меня когда-то звал…
— Если можно, я с этого и начну! — ухмыльнулся Павел.
— Только посмей! Исключительно после экзамена, и то в случае, если сдашь!
— Вот видите, вы тоже в этом сомневаетесь…
— Нисколько!
Была у Насти такая особенность: если при ней что-то происходило, не важно, разговор или какое-нибудь событие, она непременно должна была в нем участвовать. Просто слушать или смотреть, ни во что не вмешиваясь, она не умела. Тем более здесь, в своем новом доме, и сейчас, когда наконец заметила, что вчерашняя Пашина повязка куда-то исчезла с его головы. А шрам, который непременно должен был остаться, совершенно не виден — должно быть благодаря его длинным, лохматым волосам.
— Как твоя голова? — бесцеремонно вмешалась она в разговор.
— А что — голова? — во взгляде Павла читалось отлично разыгранное недоумение.
— Ну… Не болит? Я имею в виду — от удара?
— А почему она должна болеть? И удара я что-то никакого не припомню…
Настя уставилась на него, совершенно не представляя, что ответить этому придурку… Или не придурку? А вдруг у него и впрямь отшибло память?!
— Ладно, Павлик! — Мария Петровна с трудом сдержала улыбку. — Главное, чтобы ты про экзамен помнил. Помнишь?
— Угу…
— А про меня? — Настя все еще смотрела на него, не отрываясь.
— Как я могу забыть такую сногсшибательную девушку?!
— А-а-а… — она понимающе кивнула. — Ну, если ты на самом деле такой памятливый, может, подскажешь, как мне до этой «Виктории» отсюда добраться? Вот… Тут на визитке адрес есть, но мне же это ни о чем не говорит! Я Москву пока еще совсем не знаю.
— Ну-ка, покажи… Тебе там когда надо быть?
— К десяти.
— Все очень просто: едем вместе!.. Спасибо, Мария Петровна, мне уже тоже пора.
Настя очень рассчитывала по дороге разговорить Павла, чтобы понять, почему это он иногда так странно себя ведет, но… Она и представить себе не могла, с какой скоростью им придется нестись! Разговаривать на ходу, во всяком случае, когда скачешь на манер иноходца, она не умела. И, разумеется, метро с его толпой тоже исключало всякое общение.
Так и получилось, что до нужной ей станции они фактически добрались молча, словно незнакомые. Если не считать того момента, когда Павел в последнюю секунду без всякого предупреждения втащил ее за локоть в вагон. А она, чувствуя себя в напиравшей со всех сторон толпе плоской, как бумажный человечек, тоже промолчала.
Спустя несколько минут этот людской водоворот словно сам по себе понес Настю вперед и вверх, вдоль расцвеченной яркими рекламами, непрерывно движущейся улицы и наконец нехотя выпустил из своего хваткого потока прямо перед нужной ей дверью.
Настя не стала задерживаться перед заманчивой вывеской салона. Она потянула дверь на себя и, как купальщик в ледяную воду, шагнула внутрь… И только теперь, даже толком не разглядев все это разноцветное мельтешение вокруг себя, за исключением тут же уставившегося на нее из-под потолка глазка телекамеры, замерла на месте.
…Все это походило на какую-то фантастическую карусель! В поле ее зрения одновременно попали, как ей показалось вначале, сотни людей и предметов неизвестного назначения. Справа, за стеклянной стеной, было что-то вроде парикмахерской, но совсем не такой, как обычно: вместо привычных бигуди и колпаков для сушки на головах у клиенток было… черт-те что! Плавно порхающие над этими устройствами руки удивительно красивых парикмахерш зачаровывали даже при мимолетном взгляде на их явно магическое действо.
А еще — масса зелени, хрусталя, картин, расписных и полупрозрачных каких-то стенок, за которыми в глубине уютно разместились кафешные столики и полированная стойка бара, и витрины, витрины, витрины с самыми замысловатыми пузырьками и флакончиками, вдоль до уходящей на следующий этаж изящной лестницы, устланной шикарным ковром. Неизвестно, сколько времени стояла Настя в центре холла, вероятно, долго. А иначе чего бы это привязываться к ней с вопросами вылизанному мальчику, стоящему на входе? Надо же, обыкновенный то ли швейцар, то ли охранник,