После своей учебной командировки я поехал с Леви Арговым в отделение полиции Гедеры. Начальником отделения был Арье Нир. Он ничуть не удивился и сказал:
— Я знаю, что там происходит в Хацаве. Впрочем, Хацав у нас — не одиночка. Есть у него братья и сестры во всей округе.
— Но у меня имеются проверенные доказательства, и я прошу, чтобы вы выехали и арестовали тех, кто продает наше имущество.
— Ваше имущество? — с горечью воскликнул Арье Нир. — Где написано, что это ваше имущество? У вас есть какой-нибудь документ на руках, подтверждающий, что коровы и трубы собственность Сохнута?
И, покачав головой, он добавил:
— У меня есть указание из штаба не вмешиваться в эти дела. Теперь это в стране настоящая эпидемия. Если у вас нет доказательств, что это ваша собственность, то, значит, — это собственность поселенцев и они вольны распорядиться ею, как им вздумается.
Я поехал в штаб полиции, в Тель-Авив. Пошел к заместителю начальника Кути Керну. Выложил перед ним всю историю.
Он покачал головой:
— Нет, мы не можем таскать для вас каштаны из огня. Вы сделали огромную глупость, когда раздали имущество на миллионы фунтов без расписки и гарантий. Вы сначала сами исправьте ошибку, только тогда у нас будет законное основание вмешиваться.
Я вернулся в Реховот и посоветовался с Леви. Леви говорил, что зараза спекуляции распространяется все больше и больше, и если ей не будет положен конец, то развалятся десятки мошавов.
— Винить новых поселенцев не приходится, — добавил он. — Тузы «черного рынка» в селах — не какие-нибудь новые иммигранты, а старожилы и даже сабры: это они объезжают мошавы и соблазняют новичков деньгами и чем угодно. Тут устоять трудно.
— Хорошо, — ответил я Леви. — Я предложу Эшколу, когда вернусь, что нужно срочно и со всей решительностью собрать с поселенцев расписки за переданное имущество, чтобы мы могли обратиться в полицию. Но пока так останется, что станет с Хацавом?
— Знаешь что? — сказал я, подумав немного. — Я предлагаю изъять насильно из мошава весь скот и весь сельскохозяйственный инвентарь, который там еще остался. Когда мошаву нечего будет больше продавать, нам легче будет избавиться от «главарей», связанных с «черным рынком», и их сторонников.
Леви удивленно посмотрел на меня.
— То есть, как это — насильно? Те времена миновали. Теперь мы живем в законном государстве. А силы ты где возьмешь? Полиция вмешиваться не станет.
— Надо будет организовать другую силу, — ответил я. — Мы привезем с собой ребят. Где-то нужно дать бой. Это не только оздоровит обстановку здесь, но и послужит предостережением другим. А главное — будет поднят вопрос, и начнут теперь оформлять все по закону. Если теперь не поднять шума, то конца краю этому не будет.
Мы принялись энергично организовывать операцию.
Леви мобилизовал несколько молодых инструкторов из района. Я поехал в поселенческий отдел в Тель-Авиве и провел срочное совещание с Абрамом Икаром, который когда-то состоял одним из руководителей Хаганы, а теперь ведал делами гражданской обороны в новых населенных пунктах, главным образом, пограничных. У Абрама Икара, суховатого, крепкого мужчины всегда под рукой были ребята из предместий, готовые на любое дело.
После краткого обсуждения мы решили, что он захватит с собой с десяток своих ребят. Нам нужны были еще грузовые машины с шоферами. Их мы мобилизовали в транспортных конторах, где работали друзья, которых можно было посвятить в нашу тайну.
Накануне операции, в четверг, 21-го февраля, весь «отряд» собрался в служебных помещениях поселенческого отдела в Реховоте. Я изложил им цель и план операции.
Цель: изъять одним внезапным ударом из нижепоименованных дворов коров, мулов, трубы и сельскохозяйственный инвентарь, молниеносно погрузить все на машины и перевезти на склады Сохнута в Црифин.
Боевой состав: Отряд по изъятию имущества, состоящий из инструктора Леви, — 18 человек. Отряд для прикрытая в составе «ребят» Абрама Икара — 14 человек.
Транспортный отряд, состоящий из пяти грузовых автомашин, — 10 шоферов и их помощников.
Командует операцией: пишущий эти строки, Абрам Икар и Леви Аргов.
Я повесил на стену большую карту Хацава: пять домов, подлежащих «экспроприации», были помечены красным, подъездные пути к ним — черными стрелами.
Я сказал ребятам:
— Нам нужно использовать прежде всего элемент неожиданности и покончить со всей операцией прежде, чем люди придут в себя. Наша колонна выедет отсюда в 4.30 утра и на рассвете мы будем уже на месте.
После инструктивного совещания я поехал в полицию к Арье Ниру и сказал ему:
— Арье, завтра утром я отправляюсь с Абрамом Икаром и Леви Арговым погулять по Хацаву.
— Очень интересно, — сказал Арье улыбаясь. — Но зачем ты мне об этом рассказываешь? Ведь тебе не нужен полицейский экскурсовод для этой прогулки.
— Боже упаси! Переулки Хацава мне очень хорошо знакомы. Я не прошу также ни о какой иной помощи. Я буду, однако, очень благодарен, если ваш джип с несколькими полицейскими будет ездить взад и вперед по главному шоссе, начиная с половины шестого утра.
— А зачем тебе там полицейский джип? — спросил Арье.
— Арье, — ответил я. — Мы вступим в пререкания с кое-какими нашими поселенцами, в теоретический спор, так сказать, о судьбе находящегося в их руках имущества. Ты знаешь, слово за слово, все мы темпераментные евреи, вдруг кто-нибудь даст волю рукам, а это, как я понимаю, уже касается ваших функций.
— Это точно. Драки — это наш хлеб насущный!
— Вот я и предлагаю быть наготове. Чем черт не шутит? Может и придется вам утром разнять дерущихся.
В ту пятницу 22 февраля утро выдалось пасмурное и туманное. Наша колонна въехала в деревню, когда все еще спали и, конечно, разбудила жителей. В окнах появились полусонные лица еще не совсем проснувшихся поселенцев. Наши силы быстро рассыпались по деревне, строго по плану. Инструкторы и ребята Абрама Икара спрыгнули с машин и принялись собирать и погружать в машины инвентарь и скот.
Я и Абрам Икар, а с нами еще с десяток людей направились ко двору Якова Реувена, главаря шайки.
Дом Якова Реувена стоял поодаль от центра мошава. Пока мы добирались до дома, старик успел собрать во дворе свою многочисленную родню. Когда мы подошли к забору, положение уже было сложное: перед нами у ворот, ведущих во двор, стоял сам Реувен и три его сына-силача. За их спиной, так сказать, на «второй линии» — еще десяток мужчин. А позади мужчин — десятка два женщин и детей разного возраста. Женщины галдят, визжат и ломают руки.
Я сказал старику:
— Мы из Сохнута. Мы пришли вывезти со двора коров, мулов и трубы, которые вы от нас получали и теперь разбазариваете.
Старик устремил на меня свои колючие глаза и ничего не сказал. Вместо него ответил один из сыновей.
— Никто во двор не войдет и никто ничего не возьмет. Все это наше.
— Лучше вам не мешать, — ответил я. — Как только мы заберем имущество, вы сможете убираться восвояси. В Хацаве нет для вас места!
— Если кто ступит во двор, мы его тут же убьем, — ответил один из сыновей.
В подтверждение его слов все трое замахали вилами, выхваченными из навозной кучи у сарая. Мужчины позади них тоже были вооружены — кто рукояткой от кирки, кто кайлом или другим инструментом.
Воцарилась короткая напряженная тишина. Краем глаза я видел, что во всех остальных местах операция проходит более или менее гладко. Я шепнул Абраму, чтобы он послал кого-нибудь из своих людей за подкреплением. Мне сразу стало ясно, что если нам не удастся сломить сопротивление Якова Реувена и его родни, то все пойдет насмарку. Я понял также, что без потасовки мы ничего не добьемся и что кому-нибудь надо сделать первый шаг.
Я подождал, пока бегом примчались ребята Абрама Икара и шепнул Абраму:
— Я ударю ногой в калитку и попытаюсь ворваться во двор; как только на меня поднимут вилы, вы ворветесь и ударите. Я полагаюсь на тебя и на твоих людей, бить надо сильно и «сухо». Кровопролития не должно быть!
— Не беспокойся, — ответил Абрам. — Ребята опытные.
Я приблизился к забору. Я был один, но у меня не было другого выхода: кто-то должен был начать. А ведь я же «заварил» всю эту кашу!
Ногой я пнул деревянные ворота и очутился лицом к лицу со стариком. Старший сын поднял вилы и изо всех сил опустил их. Я инстинктивно протянул руки, чтобы поймать опускающиеся на меня вилы, но при этом острие вил глубоко вонзилось в мою руку, брызнула кровь.
Ребята Икара тотчас же перескочили через забор. Разъяренные видом крови, за ними кинулись и инструкторы. Все немедленно набросились на членов семьи Реувена.
Моя рука сильно болела. Один из инструкторов пытался перевязать ее сорванной с себя рубашкой, но кровь не останавливалась.
Тем временем потасовка продолжалась. Я видел, что наши ребята делают свое дело как следует — одного за другим они валили наземь людей Реувена. Оглушающий женский визг сопровождал весь этот «спектакль».
Один из инструкторов посадил меня в машину и вывез из деревни. На шоссе мы встретили полицейский джип, спешивший в село. В Гедере мне оказали первую помощь, а оттуда повезли в Тель-Авив, в Гадасу.
Дежурный врач осмотрел рану и спросил, откуда она. Мне не хотелось пускаться в подробности. Я сказал, что работаю в новых поселениях и во время работы споткнулся, упал на вилы и поранил руку.
Мне сделали укол против столбняка, и врач позвал хирурга. Тот сделал все, что надо, и после перевязки посоветовал мне лечь в больницу на несколько дней.
В тот же день пополудни я уже был в Хацаве. Полиция прекратила «драку», и в селе воцарилась напряженная тишина. Я нашел наших людей в конторском бараке. Абрам рассказал мне, что сопротивление во дворе длилось всего несколько минут, и что весь скот и инвентарь вывезены на склад в Црифин. Операция удалась на славу: «потери» были минимальные, всего один раненый — я сам. Зато шайка была разбита наголову.